– Занос, мать его! Ни хрена не видать, этот вилок с передней машины ничего не знает! Пойду, посмотрю!
Он натянул на голову шапку, замотался шарфом, поднял куцый воротничок своей камуфляжной куртки и выпрыгнул из кабины. Я посидел-посидел, посмотрел на безучастного Смирнова, которому, казалось, было все равно – буран, занос, потоп, конец света, и решил последовать за Пеклеванным – посмотреть, что там и как.
Ветер буквально припечатал меня к бамперу «Камаза», за пазуху, за шиворот, в нос и рот сразу набился липкий мокрый снег. С трудом, увязая в снежной каше чуть не по колено, я выбрался на обочину. Впереди, на сколько хватало глаз, сквозь мглу виднелись зажженные фары машин – цепочка огоньков километров на пять! Мы тоже были не последними – за нашим «Камазом» пристроилось уже с десяток машин. Мимо меня, что-то крича друг другу, прошли вперед несколько человек. Да-а, застряли!
Пока я оглядывался и прикидывал, как на долго этот затор, из бурана вынырнул Пеклеванный. Весь залепленный снегом, он походил на снеговика.
– Там, посередке, какой-то козел на тракторе застрял – передачу у него заклинило! – перекрывая вой ветра и тарахтение двигателя, прокричал мне в ухо водитель: – Ну, все сразу снегом залепило – занос! Машины с двух сторон встали, уроды, нет чтоб пропустить друг друга! Ну и перемело сразу все, сугробы выше крышек… Все, теперь привет – придется ждать, когда буран кончиться, снег растает или трактор этот тягачем с дороги уберут! Едрись-трясись, невезуха!
Я молча кивнул – мол, понял, и мы полезли в кабину. Смирнов встретил нас убийственной по своей нелепости фразой. Он вытер лоб платочком – в машине было жарко, и сказал:
– Что, будем стоять в очереди, как все, или поедем?
Саня психанул, и трехэтажно обматерил экспедитора. Тот, однако, и бровью не повел, отвернувшись от водителя, снова замолчал и затих в своем углу…
* * *
– Здесь такая беда обычно под весну, в феврале бывает! – объяснял мне Пеклеванный, стягивая с себя промокшую куртку: – Степи кругом, позади – Волга! И, как начнется буран, так обязательно заносы! Бывает, по трое суток машины стоят! Менты трассу перекрывают, всех отправляют в объезд, и с той, и с этой стороны. Бывает, и люди гибнут…
– Это как же? – удивился я: – Замерзают?
– Ну, не только! Бывает, замерзают, а бывает – от выхлопа, задыхаются – во сне!
Я представил наш занесенный на половину снегом «Камаз», и три синюшных трупа в кабине – бр-р-р!
– Да ты не дрейфь! – подмигнул мне водитель: – Сейчас не зима, думаю, к утру все проясниться, поедем дальше!
– Я тебе говорил – не торопись загадывать! А ты все: «За Бавлинским перекрестком будем ночевать!» – сказал я, давая Пеклеванному прикурить: – Теперь будем ночевать вот тут!
– И все-таки это грешник виноват! – недобро покосившись на Смирнова, пробормотал Саня, затягиваясь: – Ну че, делать нечего, так хоть пожрем!
Разложив снедь, мы поели, допили остатки чая из термосов, Саня выкинул на улицу объедки, и безо всякой подготовки начал:
– А вот был случай! Прапрадед мой, запорожский казак, привез из Турции клад – золото, серебро, камушки!
– А что он делал в Турции? – поинтересовался я, закуривая.
– Письмо отвозил турецкому султану! – невозмутимо ответил Пеклеванный, уловил мой недоверчивый взгляд и перекрестился: – Вот ей-богу, честное пионерское, не вру! Ага… Привез он, значит, клад, и заховал его где-то в огороде. Прадед мой его искал, дед, отец с братьями – ни хрена не нашли! Ну, я когда с армии на побывку домой приезжал, тоже решил покопаться – вдруг повезет! А бабка моя, покойница, и говорит: «Ты, Сашко, землю попусту не копай, а ступай в полнолуние на шлях, ровно в полночь. Только иди – не оглядывайся! Дойдешь до перекрестка, шапку сними, на землю брось и стой так, не двигайся! Как услышишь сзади шаги, крикни: „Душу мою оставь, а клад дедов отдай!“ Тут тебе голос и скажет, где клад лежит. А ты, как услышишь, сразу крестись, Бога поминай, и тикай до хаты!»
Я скептически покосился на Пеклеванного – гоглевщина какая-то! Но он и бровью не повел.
– Ну так вот! Посмеялся я, конечно, над бабкой, да и забыл! Прошла неделя, и бабуся моя померла! Похороны, поминки, все чин-чинарем справили, и вот иду я как-то от дивчины одной, со станции. Иду по дороге, пьяненький, конечно, и че-то злой – не дала, что ли? Не помню! Луна, во-о-от такенная, на небе, светит – газету можно читать! Я злюсь, ругаюсь, кепку снял, швырнул на дорогу, и вдруг слышу сзади – шаги! Ну, думаю, щас я тебе наваляю с горя, козлина, кто б ты не был! И тут бабкины слова вспомнил и для смеху возьми да и скажи, как покойница учила: «Ты душу мою не тронь, а клад дедов отдай!» И что вы думайте – мне женский голос, веселый такой, отвечает: «А ты, Санечка, в подполе посмотри, в углу, под бочкой! Покопаешь – и найдешь!»
Тут меня аж потом прошибло, весь хмель прошел. Хочу повернуться, а не могу! Вспомнил, как бабка дальше учила, и давай креститься – как мельница, руками махал! Потом повернулся все же – никого! Вот, прикинь, бывает же!
– Ну а клад-то вы нашли? – вдруг подал голос Смирнов. Я даже вздрогнул от неожиданности – гляди-ка, заинтересовало его!
– Нашел! – кивнул головой Саня: – Только никакого золота там не было! Так, медь какая-то, крестик, складень, ну, икона такая, переносная, маленькая! И «Часовник» – церковная книга!
– Так выходит, прапрадед ваш попом был? – снова спросил Смирнов.
– Сам ты поп! – разозлился Пеклеванный: – Сказал же – казак! А клад тот не его, он, как оказалось, и в доме-то этом и не жил, его дед мой построил. Дед, когда революция была, и попрятал все эти вещи – от большевиков! Но я другого не пойму – что за баба со мной на дороге разговаривала?
– В мире есть множество вещей, необъяснимых с точки зрения науки… – заметил Смирнов, и я вздрогнул, уловив знакомые нотки в его голосе. От кого-то я уже это слышал! Но от кого? Вспомнил! Почти тоже самое говорил Паганель, когда мы охотились за амулетом!
А Смирнов, между тем, усевшись поудобнее, заговорил:
– Я в свое время много общался с людьми, которые искали клады. Какие только штуки они не проделывали, чтобы добраться до древних сокровищ! Даже папоротников цветок искали на Ивана Купалу, хотя всем известно, что папоротник размножается спорами и цветов не имеет!
– Как это не имеет! – закипятился Пеклеванный: – Мой крестный сам видел, как папоротник цветет!
Смирнов усмехнулся, впервые за все время нашего путешествия:
– Ну хорошо, хорошо! Я хотел сказать про другое – дело не в заговорах, обрядах или заклинаниях! Надо уметь брать клад, хотеть его взять, и брать, не смотря ни на что!
– А если он не дается? – влез Саня.
– Сам он не даваться не может – бывает, что его не дают взять, люди не дают!
