Один из полисменов, постарше и погрузнее напарника, присел, провел сканером над телом. Разочарованно цокнул языком.
— Мертв уже с полчаса. Биотоки на нуле, реанимировать бесполезно.
— Во дела! — второй задумчиво пощипал усы. — Первый жмурик за два года, что мы с тобой работаем на этом участке. И в такую ночь!
— Да ночь-то как раз подходящая. Мерзкая погодка в самый раз для убийства.
— Ты считаешь, что это мокруха? Может, все-таки суицид?
— Взгляни сюда, — первый полисмен приподнял голову лежащего человека. — Ему повернули башку на двести семьдесят градусов. Ну не сам же он это сделал?
— Слушай, закрой ему глаза, а то мне что-то не по себе. Ты провел идентификацию?
— Да. Это гражданин Френкель А. А., президент компании «Ньюлайн Фармаколоджик».
Усатый присвистнул.
— Финансовый мир встанет на уши, когда об этом Узнают репортеры. Неужели заказное убийство?
— Я не помешаю? — раздался со стороны насмешливый голос, и полисмены резко обернулись.
Фигура, стоявшая в нескольких шагах от них, почти растворялась в темноте. Был виден только светящийся контур, обрисованный светом фонарей, отраженным от скользящих по одежде ручейков влаги. Незнакомец, высокий и крепко сложенный, носил длинный черный плащ и старомодную шляпу, поля которой, с идущей по краю бисерной ниткой капель, скрывали лицо. Полисмены подобрались.
— Что вы тут делаете? — спросил тот, что постарше. — Вы видели что-нибудь?
— Позвольте, я проверю вас, — сказал второй и вытащил сканер. — Пожалуйста, вытяните руку для идентификации.
— Хотите знать, кто его убил? — глухим голосом произнес незнакомец.
Полисмены переглянулись. Старший вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется разговаривать с этим подозрительным человеком посреди улицы. Он покосился на стоявшую невдалеке патрульную машину.
— И кто это сделал? Вы видели, что здесь произошло? — спросил второй полисмен.
— Это сделал я, — ответил незнакомец.
Он держал руки в карманах плаща. Старший с некоторым опозданием схватил рукоятку парализатора. Ему пришлось дернуть дважды, прежде чем он сумел вытащить оружие из кобуры.
— Стой, не двигайся! — крикнул он, облизнув пересохшие губы. «Кто знает, что там у него в кармане?» — пронеслось в голове полицейского.
— Зря, — усмехнулся человек в плаще.
Казалось, он абсолютно спокоен. Но под кожаным плащом билось сильное сердце, прогоняя насыщенную адреналином кровь ко всем клеткам тела. С каждой секундой незнакомец «горел» все сильнее, чувствуя, как набухают и дрожат мышцы, требуя команды. Оставаться неподвижным становилось физически трудно.
Второй полисмен, держа наготове шоковую дубинку, опасливо начал приближаться к человеку в плаще.
— Зря, — повторил незнакомец.
Не вынимая рук из карманов, он слегка присел и прыгнул вверх и вперед. Старший из двоих полицейских только проводил ошеломленным взглядом взлетевшую метра на два фигуру. Первый полисмен, получив удар ногой в грудь, тоже оторвался от земли, на какое-то время завис, а затем шмякнулся на мокрую мостовую. Тонко звякнуло, разбившись, стекло сканера. Второй полисмен еще долгих полсекунды бессмысленно таращился на то место, где должен был стоять человек в плаще, прежде чем удар по затылку отключил сознание стража порядка. Так и не выстреливший парализатор выпал из разжавшейся руки.
— Ребята, если у вас там все в порядке, заканчивайте смену и давайте к нам, — донесся из машины голос диспетчера. — Билл отмечает годовщину, пончиков хватит на всех. Алло, ребята?
— Пончиков! — усмехнулся человек в плаще. — Это ж надо, пончиков!
Он обвел взглядом место схватки. Размытые завесой дождя огни фонарей отражались на мостовой масляными пятнами. Влажный воздух освежал горящие от гипервентиляции легкие, водяная взвесь ложилась на кожу прохладной вуалью. «Получилось!» — прошептал незнакомец и, засунув руки в карманы, быстро зашагал прочь.
* * *
Алексей Михайлов, 27 лет, холост. Менеджер младшего звена. Среднего роста, темные волосы, большие печальные глаза. В душе немножко поэт. Любит размышлять о смысле жизни. Нерешительный и безынициативный в житейских вопросах.
Когда говорить не о чем, говорят о погоде. Если бы я конструировал роботов, первым делом научил бы их говорить о погоде. Тогда они мало чем будут отличаться от людей. Еще добавить пару-тройку фраз о биржевых курсах, ценах на туристические путевки и сезонных распродажах, да пополнить лексикон словечками спортивных фанатов, и готово дело. Переодеть человеком и выпустить в толпу. Девяносто девять из ста представителей разумной органики не распознают кремниево-металлического имитатора.
Но я не создаю роботов. А жаль. Не избежать бы мне вручения премии за оригинальность конструкторской мысли.
— Хорошая погода, не правда ли?
— Да-да, превосходная. Спасибо градоначальнику — бдит, родной, тучи разгоняет над сердцем Родины. В каком-нибудь Южно-Сибирском квартале сейчас, наверное, дождь идет, а у нас в Центрально-Европейском — полный порядок.
— А вы слышали, «тугрик» опять поднимается в цене. Вклады в евровалюте скоро совсем обесценятся.
— Меня это не слишком волнует. Я все средства вложил в акции «Хеллроуд Экспресс». Два с половиной процента годовых, между прочим.
— Выгодное вложение. Вовремя купили, да? Сейчас-то «Хеллроуд» сильно подорожал. Кстати, где планируете отдыхать в этом году?
— На Суматре. Говорят, там построили новый гостиничный комплекс, надо опробовать. А вы?
— Гаити, как и в прошлом сезоне. Моей жене там понравилось.
— Ну, до встречи.
— Всего хорошего.
Вот это я и имею в виду. Типовой разговор начальника департамента с заместителем гендиректора. В офисе, где я сижу, подобные разговоры приходится слышать чуть не каждые десять минут. Тут либо последние мозги выветрятся через ушные раковины, либо крыша поедет со скуки. Работа не спасает, потому что делать ее можно спинным мозгом с привлечением одного мизинца.
Сижу я на этой дурацкой работе только потому, что абсолютное большинство вакансий приходятся на сферу обслуживания, маркетинга и администрирования. Техников, контролирующих механизированные линии производства, инженеров, эти линии разрабатывающих, да ученых, придумывающих новые способы похудения — малая когорта, попасть в которую, пробившись сквозь барьеры тестов и экзаменов, куда как сложнее, чем влиться в легион менеджеров. А искусством в наше время занимаются только пенсионеры — ничего нового придумать уже невозможно, осталось только пережевывать старое.
