подвела все его ожидания. Он увидел рождённое ею чудище и в гневе отправил жену в Дул Барак на другой континент, а своё дитя отослал далеко на север и бросил в сырые и тёмные пещеры, сторожить горный проход.
Слишком долго он ублажал все потребности своей жены, ожидая рождённого от неё если не полубога, то кого-то, кто сможет в будущем заменить самого Гримвинда.
Больше всего он горевал по Ларасади, которая оказалась достойнейшей. Той, кто сохранил его наследие и несправедливо находилась в тени Рарот.
О, если бы он мог всё исправить!
И тогда он решил, что отправиться в самое сердце Валбатара. Погибнет он или нет, но в одиночку он добудет похищенные яйца. Он знал о них, ещё когда раненым вернулся домой. Их сразу же не досчитались, но идти обратно в крепость никто не рискнул.
Мрачной тенью он пролетел над городом, застыв в сердцах людей как посланник смерти и гибели. Через много лет, после стольких праздников и песен воспетых во славу героев спасших леди Джену, когда все считали тирана Аониса погибшим, он явился вновь.
Это был призрак из старых легенд, и он кружил и кружил над городом, одним своим видом и громким криком заставляя кровь стыть в жилах.
Потом он сел посреди обширной городской площади и медленно шёл вперёд, поднимаясь в гору к королевскому дворцу. Люди расступались на его пути, не в силах повернуться и убежать. Стражники не были готовы к такому появлению, и у них не было при себе никакого оружия, способного ранить дракона.
Они отчаянно тыкали в его сторону своими жалкими копьями, не в силах сдержать натиск напирающего на них дракона. Их никчёмное оружие, как тоненький прут встречая на своём пути камень, громко трещало и раскалывалось на куски, когда со всей силы вонзалось в крепкую чешую. В ход шла и растянувшаяся стена щитов, но даже она не могла остановить его продвижение. Гримвинд без особых усилий распихивал людей в стороны и шёл к намеченной цели. Всем своим видом он давил на них и в конечном счёте стража, дрожа от ужаса, бежала прочь неся с собой крест позора.
Дядя Джены уже давно умер, не оставив после себя законного наследника. По законам этой земли вся власть переходила старшему из ближайших родственников, то есть к леди Джене.
Не церемонясь, Гримвинд выбил двери во дворец. Ни замки, ни засовы не могли сейчас остановить его.
Когда он вошёл внутрь тронного зала, то первым делом увидел перед собой золочённый трон с восседающей на нём правительницей, а также вставшего перед ней на защиту Лаэса. Мужчина в один миг обнажил рунический меч и направил его на дракона. Однако не к ним оказался прикован взгляд Гримвинда. Сейчас он смотрел на участок стены над троном. Нависший над ним драконий череп глядел пустыми глазницами прямо на Гримвинда, и в нём он сразу же разглядел знакомые черты погибшей супруги.
Лаэс после своего возвращения повесил добытую в походе голову сначала на площадь, где та своим видом долгое время пугала детей и отталкивала взрослых. Она вызывала у каждого горожанина жуткое отвращение и презрение, заставляла их сыпать проклятиями и оскорблениями в её сторону. Когда же плоть начала постепенно гнить и сползать, её очистили, а череп вывесили здесь на всеобщее обозрение.
Это напомнило Гримвинду о печальной судьбе Гаррада. В нём нарастал гнев, но своей волей дракон усмирил его. Он не желал схожей участи для останков Ларасади, однако, он пришёл сюда не для того, чтобы устраивать ненужные драки.
– Проклятая тварь, убирайся из моего дома! – крикнул Лаэс. – Возвращайся обратно в свой мрак и больше никогда не появляйся на этой светлой земле!
Лаэс был очень храбрым. Он был единственным в целом городе, кто бросил вызов герою старых легенд. На его плечах лежала забота о своём доме и сестре, долгом было сковано сердце, а храбрость придавала сил духу в самые тёмные времена.
В руках он сжимал погибель Ларасади – меч Тильдраниэль. Он был выкован во время войны с драконами и верой и правдой служил долгие годы всей королевской династии. Его клинок всегда нёс с собой свет и внушал веру людям. Он никогда не затуплялся рассекая на своём пути врагов и был настоящей опорой в бою любому воину.
– Прочь! – кричал Лаэс грозно размахивая оружием.
Но вдруг зазвучал голос Джены. Тихий и нежный, полный спокойствия и обретённой с годами мудрости, которую Гримвинд в нём никогда не слышал.
– Лаэс, убери оружие, – сказала она. – В доме королей не принято направлять оружие на гостей.
– На гостей?! – взмыл её брат. – Ты называешь это чудовище гостем?!
– Он пришёл, может немного и грубо, но никого не убил по пути. Скажи же, Гримвинд, с какой целью ты явился в мой дом?
– Чего его спрашивать, проще сразу зарубить.
– Именем королевы, Лаэс! – повысила голос Джена. – Пожалуйста, убери меч в ножны.
Лаэс злобно фыркнул, но убрал клинок, а потом ушёл, потому что понимал, что его мнение никто не будет слушать. Тогда Гримвинд кивнул и сел перед троном.
– Я пришёл за тем, что принадлежит мне, – сказал он. – И я надеюсь это получить миром.
Джена казалась очень спокойной, оставшись с ним наедине. Повзрослев она выглядела всё так же молодо, но нрав её стал совсем другим. Одета она была в жёлтое платье с узорами, узкие плечи прикрывала алая накидка. В её руках был тяжёлый монарший скипетр, чёрные кудри выглядывали из под большой золотой короны украшенной драгоценными камнями. На тонкой серебряной цепочке над её грудью висел большой драконий клык.
– Яйца, да. Я их сохранила, – сказала она. – Кроме того, из них давно вылупилось двое немного странных драконов. Я заботилась о них словно о своих собственных детях и не оставляла никому даже малейших попыток использовать их в своих целях.
– Где они? Я хочу их видеть.
– Они здесь, во дворце. Недавно они пообедали и сейчас спят в подземелье. Там темно и прохладно. Это место им полюбилось ещё когда они были совсем малышами. А сейчас одному из них тринадцать, а другой десять лет. Там же своим видом они не пугают окружающих, и не мешают мне принимать гостей днём.
– Знают ли они обо мне? О матери? Не утаила ли ты от них историю происхождения?
– Нет. Они знают и о тебе, и о Ларасади, – вдруг глаза Джены наполнились грустью и печалью. Она коснулась толстого зуба над грудью и несколько мгновений держала его зажатым в руке. – Ох, знал бы ты, как же мне больно и грустно вспомнить о том дне. Он всегда всплывает в моей памяти, во всех своих жутких красках, когда я вхожу в зал и
