найденную в мной и моими солдатами в «Гономаге» командир батареи обнаружил что на карте противника не нанесен молодой сад расположенный между двумя большими рощами. Особую прелесть ситуации создавало то, что сад находился в створе между ними, на направлении удара немецких войск и не мог просматриваться со стороны противника. «Гвоздики» загнали в подходящий овраг, глубиной более десяти метров, что позволяло скрыть вспышку выстрела ночью и пылевое облако днем при условии обильного орошения грунта водой.
— Ложные позиции Вашему дивизиону оборудовать при первой же возможности. — Заявил комбат, пристукивая плашмя карандашом по листу карты.
— Хорошо бы придумать еще чем имитировать выстрел! — подал голос начальник штаба третьего дивизиона.
— Выделим одну-две самоходки когда будет пролетать разведчик, нехай фиксирует это дело своими объективами. Добро?
— Да!
— Сверим часы! На моих четырнадцать пятьдесят пять. — закончил совещание комбат.
Первыми на свои позиции ушли ПРП и «мотолыга» комбата. Мы задержались пока ждали разведчиков гаубичного дивизиона, хотя добираться нам было ближе, да и дорога лучше. САУ в два приема должны будут перетащить тяжелые шестидюймовые гаубицы в садочек, и только после этого двинуться в свой овраг. «Собовка» уже шастала по определенным огневым позициям привязывая их. Самыми последними тронутся занимать свои позиции зенитчики, сейчас их основная задачи прикрыть развертывание орудий, крутятся на их башнях антенны радаров и потеют уши радистов, внимательно слушая данные, которые постоянно выдает в эфир «Овод».
Несколько километров до точки НП мы прошли без особых проблем. Отыскали небольшой овражек где укрыли оба бронетранспортера — «семидесяточку» и трофейный.
Над оврагом, где мы разместились, растут несколько небольших деревьев. Командир дивизиона приказал их спилить и ими замаскированы наши БТРы. Отдельно стоящие деревья могут служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром. Пока мы занимались маскировкой техники, разведчики дивизиона выбрали немного в глубине от опушки леса группу деревьев на которых метрах в двенадцати от земли оборудовали настил, на котором и разместился НП. Об этом рассказал радист с «Гономага», который проложил от нашего БТРа полевой кабель и подключил ТА-57:
— Обзор оттуда как с останкинской телебашни, даже дали глянуть в их стереотрубу, кажется протянешь руку и дотронешься.
— Как же они на такую высоту-то забрались? — заинтересованно спросил его ефрейтор.
— Не поверишь, у них когти есть. С такими еще электрики и связисты на столбы лазят. И еще слышал пока телефон подключал, что с одной трубой много не навоюешь. Они сейчас договариваются кто биноклями будет осматривать по секторам, а трубой только расстояние и угол мерять.
— Подожди, а чего они немецкую трубу с собой не взяли?
— Так Борисевич, пока у дотов стояли ее снял, замотал в тряпки и спрятал.
— От бульбаш!
— Беги возьми трубу и отнеси на НП, а я тоже кое-что прихвачу и приду. Сулимов, ты где?
В люке правого борта появилась голова ефрейтора. — Тут я, товарищ лейтенант!
— Доставай ТЗК, помочь надо!
Вытирая ветошью руки, он смущенно проговорил:
— Тут такое дело товарищ лейтенант, в ящике не совсем ТЗК…
— Как не совсем?
— Перед отправкой на учения, сдали мы свою ТЗК на поверку, а как уже грузится в эшелон то нам выдали другую, сказали что лучше чем наша, и после окончания учений обязательно заберут назад.
— Ладно доставай, показывай!
Достав из ящика закрепленного на броне футляр и треногу, стал сноровисто собирать. Через пару минут на меня смотрело лупоглазое чудо.
— Описание есть?
Сулимов молча полез к ящику и покопавшись немного протянул мне книжечку.
— Ищи на приборе шильдик с годом изготовления, а я пока умную книгу почитаю.
Из описания выяснил, что передо мной стоит на треноге прибор наблюдения бинокулярный, который «предназначен для наблюдения за наземными и воздушными целями, для определения угловых координат целей со стационарных и временных наблюдательных пунктов в дневных условиях и в ночное время с применением штатных осветительных средств», а также «Конструкция прибора позволяет изменять направления наблюдения в горизонтальной плоскости на 360o, в вертикальной плоскости от — 20oдо + 60o. Возможна установка прибора на треноге или стойке». Говоря по простому, прибор на треноге можно крутить вокруг своей оси во все стороны и поднимать и опускать почти на прямой угол. Кратность составляет 15 против 10 у штатной ТЗК, при большем поле зрения.
— Нашел, товарищ лейтенант!
— Где?
— Вот, смотрите.
— Берешь тонкую отвертку и аккуратно снимаешь, чтобы раньше времени не было не нужных вопросов. Выполняй!
Через пару минут ответственное задание было им выполнено и мы пошли к НП дивизиона, ориентируясь на нитку полевого кабеля. Шагов через сто провод перемахнул через ручеек с заболоченными, поросшими густой осокой берегами и, прячась в ярко-зеленой траве, среди тальника, осины, уходил в сторону опушки леса. Благодаря ему, мы вышли к НП самой краткой дорогой, совсем не петляя.
Наблюдательный пункт дивизиона был расположен в кроне пяти берез, растущих можно сказать, из одного корня. На земле, в небольшой промоине был развернут пункт управления: пара раскладных столов с несколькими телефонами. Командиры о чем-то сосредоточенно переговариваются. Над столами раскинута масксеть. Несколько лестниц, сбитых на скорую руку из жердей, вели на площадку под навесом, устроенную действительно метрах в двенадцати-пятнадцати от земли. На жердях был расстелен хвойный лапник, на котором можно безбоязненно стоять. На брусьях прибитых прямо к стволам, играющих заодно роль ограждения были установлены обе трубы — наша и немецкая. На гвозде, вбитом в ствол дерева, висит полевой телефон, возле него, на корточках сидит молодой как я лейтенант, с трубкой у уха и с кем-то переговаривающийся. Не успел полностью осмотреться на площадке как капитан искренне сказал:
— Ну выручили Вы меня, товарищ лейтенант! Я уже думал кого-то послать в дивизион, чтобы еще что-то подыскали.
Пока он все это говорил, следом за мной на площадку вылез Сулимов. Показывая на него, ответил комдиву:
— Вот еще один прибор доставили, пятнадцатикратный.
— Ого! Только вроде бы нет у нас приборов с такой кратностью. Разве, что-то новенькое?
— Так точно, еще можно сказать краска не обсохла, Сулимов разворачивай! Через несколько минут капитан припал к окулярам прибора.
Комдив рассматривает в наш прибор, лежащую перед ним, местность. Я делаю тоже самое в бинокль взятый у одного из наблюдателей.
В тридцати метрах от НП кончается лес, опушка, вдоль которой идет дорога на расстоянии ста метров от нее и за ней поля с колосящейся рожью и в удалении километра, опять лес. Западнее виднеется группа домов.
Пока я все это рассматривал у нашего прибора сменился наблюдатель. Судя по шпалам — целый капитан.
Он оторвался от прибора, закурил и произнес: — А вообще прекрасное место для засады!
Погладил матовый бок прибора, и почти с любовью произнес: — Песня! Этого красавца поставим на самое ответственное направление, нашу трубу сюда, а «немца» в самый спокойный сектор.
Я решил задать вопрос: — Почему товарищ капитан?
— Вы разве не знаете товарищ лейтенант?
— Я не классический артиллерист, я зенитчик.
— Может быть, Вам такое и простительно, но не уверен. Дело в том что в немецкой артиллерии одно деление угломера равно 1/955 дальности. У нас же эта величина округляется до 1/1000. Соответственно эттому нарезана угломерная сетка на всех артиллерийских оптических приборах стрельбы, наблюдения и наводки орудий.
«Век живи — век учись…» — не успел я закончить поговорку, как капитан продолжил:
— Цейсс-Икон… Иена, — капитан оглядывал немецкую трубу со всех сторон.
— Почти пять процентов расхождения, это на дальности в километр погрешность будет сорок пять метров!
— Совершенно верно, чувствуется приличная подготовка. Товарищ лейтенант, какого училища? Возраст? Когда состоялся выпуск? Последняя должность в войсках? — Градом на меня посыпались вопросы.
Что же ему ответить? Соврать — нет, не вариант, все равно всплывет. Но и правду не скажешь — ведь не было еще тогда перед войной Полтавского училища, которое я закончил всего год назад. Да и в Полтаву оно было переведено после войны из Днепропетровска. Тут я вспомнил, что отец мой после войны заканчивал академию ПВО в Харькове, которая до войны была факультетом академии им. Фрунзе.
— Академию в Москве, двадцать четыре
