Сразу за кустами начинался пустырь, и Ш. вышел на пустырь не без трепета бессердечия своего. Все-таки нужно жить, не стесняя себя в созерцании и в бездействиях, сказал себе Ш. Место было плохим, ибо было гибельным и открытым, пустырь мог простреливаться отовсюду, Ш. осмотрелся неприметно по сторонам, почти головы не поворачивая, хотел идти с достоинством, потом все же не выдержал и, весь скособочившись и пригнувшись, побежал, каждой клеточкой кожи ожидая для себя неожиданной, нестерпимой боли. Один раз действительно где-то стрельнули в стороне, возможно даже, и не по нему, а так просто, но Ш. лишь еще ниже пригнулся, не прерывая бега.
Наконец он добежал до труб горячей воды, обмотанных драным рубероидом, в полусажени над землею тянущихся, перескочил через трубы, и вот уж здесь один из задних дворов соседней улицы начинается. Потом он прошел под аркою дома и еще под другой аркой, но на улицу выходить не стал, лишь постоял, припоминая дорогу, как ему ее объяснял Ф. За жизнь его, данную ему в ощущения, во всякое мгновение ее готов он был ответить своею изощренной белой неблагодарностью.
Покуда Ф. разглядывал ссадины штукатурки вблизи лица своего хладнокровного, пребывая к тому же в истинном восхищении от внезапных шедевров своего непревзойденного безмыслия, из соседней подворотни вышли двое старичков и каверзными своими походками, озираясь с крысиною настороженностью, направились к автомобилю Ш. Ф. лишь глубже прятался под аркою, наблюдая за старичками. Двое обошли автомобиль, пнули тот по спущенному колесу, стоят и дверь дергают. Подергали немного, и вот уж к двери прилаживаются чем-то металлическим и увесистым, что у них было припасено с собою.
— Товарищи, — крикнул Ф., - отойдите от машины! Она заминирована!
Старички отпрянули и посмотрели на автомобиль с уважением.
— А ты чего там прячешься? — говорил один из них.
— Людей предупреждаю, — огрызнулся Ф. с сухостью его мгновенной непримиримости.
— Ага, — говорил второй старичок. — На боевом посту значит?
— Дело хорошее, — говорил первый. — А мы глядим — машина стоит. Может, помочь надо кому.
— Мы людям завсегда готовы помочь, — подтвердил и второй.
— Ну вот, помогли и идите! — крикнул еще Ф. — А то как жахнет — костей не соберете.
— Зачем же так нервничать? — говорил первый, монтировкой поигрывая, и старички, как один, в сторону Ф. небрежно пошагали.
— Да-да, — говорил второй. — Что ж мы не народ, что ли?..
— Я вот даже сразу удивился, что это он такой нервный, — проговорил еще раз первый старичок.
— Может, он просто мудак? — предположил второй.
— Вполне, — согласился престарелый товарищ его.
Ф. за пазуху руку засунул, стоит и на стариков смотрит. Те тоже замерли, засомневавшись. Минуту длились размышления, Ф. мрачнел, но не двигался.
— Пойдем, Аркадий, — наконец говорил второй с его прямою осанкою отставного конферансье. — С этим каши не сваришь.
Старички вдруг прочь зашагали с непринужденностью их новых побуждений. Ф. даже и в мыслях своих не стал вздыхать облегченно. И лишь внезапное сопротивление смысла его не давало ему снова в себя уйти.
Ш. снова вернулся к трубам и под их прикрытием добрую сотню шагов прошагал. После свернул в соседний двор, здесь осмотрелся, и здесь уж более был удовлетворен результатом своих разысканий. Во всяком случае, это более похоже на то, что я ищу, сказал себе Ш. Через арку он видел, как по улице проехали две боевых машины пехоты, но Ш. и не думал теперь на улицу выходить.
В правую парадную первого двора Ш. шагнул озабоченной и отяжелевшей своею походкой. Дорогу ему указал Ф., и теперь Ш. лишь угадывал ее ногами. В парадной было темно и гадко, и тяжелой застарелою вонью теснило у Ш. его виртуозное обоняние. Он спустился по лестнице вниз, вступил в какую-то лужу, и в полумраке подвальном побрел, шлепая ботинками по воде, и едва ли не ощупью. В одном углу что-то хрипело — мужичонка пьяненький спал в обнимку с фановою трубой. Ш. свернул за угол, и здесь был прогорклый керосиновый свет, из-за двери слышалась музыка, Ш. приблизился: «Бар вонючих носков» было написано краскою на стене возле двери, какое-то кричащее граффити алело еще на мертвых серых кирпичах. Ш. толкнул дверь.
В прокуренной комнате стояли столы, поодаль виднелась стойка, и вот за нею толстый и небритый бармен с усами мадьярскими стоит и на вошедшего Ш. брезгливо посматривает. По стенам и впрямь были носки во множестве развешены для интерьера, драные, застиранные и заношенные. Воздух был полон кислых, непредсказуемых и возмутительных испарений.
— Водки? — спросил бармен у Ш.
— Я Ротанова ищу, — возразил Ш., глядя мимо бармена, в стену.
— Какую фамилию он назвал? — переспросил кто-то.
— Вот. Сам не знает, что он говорит, — сказал другой.
— А ты, собственно, кто? — говорил бармен. — Может, инвестор?
Возле Ш. остановился кто-то, прежде вытиравший тряпкою со стола, и теперь несший грязную посуду на подносе. Ш. помедлил, душою своей неосторожной, размашистой все же помедлил.
— Да, — сказал человек с посудой. — Мы теперь инвестора ждем.
— Все мои инвестиции спонтанного и подспудного свойства, — Ш. выговорил изобретательно, и пара пьяных, за столами сидевших, на него осоловелые свои взгляды направила. Во всяком слове своем умел он уверенно следовать своим мгновенным тяжелым тенденциям.
— А зачем тебе Ротанов? — говорил бармен и, зевнув, гнилыми зубами оскалился. — Выпей лучше наших напитков.
— Может, ему и впрямь Ротанов нужен, — говорил помощник бармена.
— А ты его не защищай, не защищай! — гаркнул тот из-за стойки. — Все теперь такие защитники стали!..
— Просили ему привет передать, — Ш. объяснил, едва приметно спиною своею и смыслом своим напрягаясь.
— Вот видишь: привет передать просили.
— От кого привет-то? — настаивал неугомонный бармен.
— Так он здесь, что ли? — перебил того Ш.
— Он, должно б-быть, подослан, — говорил один из пьяных, головою нетрезво поматывая.
— Мы не знаем никакого Ротанова, — вставил еще и посудомой свое слово решительное. Разговор упорно не складывался, и Ш. уже начинал жалеть, что вообще затеял его.
— У нас его не бывает, — согласился и бармен.
— А ч-что ты тут хамишь? — говорил пьяный с неопределенной угрозой, вставая и снова на место плюхаясь.
— Может, у меня товар для него, — Ш. говорил, переступая с ноги на ногу в приближающемся своем беспокойстве.
— Что за товар? — посудомой встрепенулся лицом.
— Ну это уж мое дело! — огрызнулся Ш.
— Нет, ты покажи товар-то. Что ты темнишь?
