– Зато меня они прикончили бы с удовольствием, – проворчал Хансер.
– Это точно. Ты – Хансер, убивший семнадцать. Ты – их конкурент.
– Лучше для них, если бы они меня убили. Теперь я с этими масками буду на совершенно другом языке разговаривать. – Он подобрал чтото с земли. Я присмотрелся. Метательный кинжал. На лезвии кровь.
– Ты задел его, – не удержавшись, воскликнул я.
– Конечно, – фыркнул Хансер. – Я не обладаю твоей осведомленностью, но могу сказать, что он – не лучший из четверых. Трое, которых мы прикончили, – пешки, но сильные. А этот был предназначен, чтобы уйти, никого из нас он задержать не смог бы. На нем была кольчуга, а маска – с металлической вставкой. Я просто не смог бы убить его метательным кинжалом. – Хансер вытер кровь какойто тряпицей и аккуратно спрятал ее в карман. Кинжал без звука вернулся в ножны.
– А теперь он проваляется пару дней, перебарывая яд. За это время мы доберемся до домена. Тайви придется открывать Небесную тропу.
– Это точно, – проворчал Орсо. – Благородство мало у кого из друидов в чести. Боюсь, скоро начнется настоящая охота. Для многих я – дикий зверь. Какая там честь на охоте!
Со стоном очнулась Аркадия, попробовала встать, но Хансер властно уложил ее обратно.
– Тише, – успокаивающим тоном сказал он. – Не надо шевелиться. Ты получила сотрясение, надо пару часов отлежаться. На лучше, попей.
Она с благодарностью приняла флягу, пила нервно, мелкими глотками.
– Прости, я не углядела, – шепнула она, напившись.
– Ты и не могла углядеть. Спи, спи. Они уже не вернутся.
– Грааль…
– Спи, я сказал, все потом. – Хан бросил красноречивый взгляд на Тайви, и та кивнула. Она прошептала пару слов, повела рукой в сторону Аркадии. Повелевающая стихиями отключилась сразу же. Она даже не почувствовала чужого вмешательства в свой разум. Еще бы: свинцовый шарик по голове – это вам не шутка, благородные сеньоры.
* * *
Небольшая пещерная келья. Наверно, в самых глубоких темницах больше удобств. Сюда нельзя пускать служителей, неофитов. Не каждый аколит спокойно воспримет то, что это обычное жилище пастыря. Не каждый готов принять это как свое будущее. Спать по четыре часа в сутки на голом камне, укрываясь тонким плащом, посвящать большую часть времени раздумьям и медитации. Это закаляет тело и дух, приносит с собой новый, какойто отстраненный взгляд на мир. И одновременно с этим ты смотришь на вещи уже другими глазами, замечаешь нюансы, которые прежде не считал важными.
Но юный друид давно был готов ко всему. Келья его наставника не пугала его. Скорее манила, как новая ступень в самосовершенствовании. Не каждый аколит станет пастырем. Не каждый готов укрощать плоть и дух, дабы подняться над простыми смертными не ради личной власти и богатства, а чтобы увидеть путь, указать его остальным.
– Отец, я подвел тебя.
– Почему?
– Я проявил недозволенную слабость. Моя рука не смогла покарать отступника. Я недостоин посоха пастыря.
– Да. – Сидевший на каменном полу наставник приподнял бровь. Цепкий взгляд, словно клещами, впился в ученика. – Поведай мне причины.
– Я предложил ему честный поединок. Но в него вмешались люди в масках. Отступник был ранен ими. И хоть я почти победил его, не смог добить. Условия честного поединка не были выполнены. Я покарал тех, кто вмешался, но один из них ушел и унес с собой чашу. А я отпустил отступника.
– Почему?
– Я обещал честный поединок. Земля – наша территория, тем более Британия. Значит, и ответ за вмешательство чужих несу я, а не он. Нарушение было с моей стороны, и я отпустил его. Так – по чести. Но я не выполнил приказа и готов понести наказание.
– И как серьезна твоя вина?
– Ты продолжаешь испытывать меня? Но есть ли смысл?
– Предоставь мне судить о смысле. – Голос пастыря похолодел. – Отвечай на вопрос, иначе я ужесточу наказание.
– Мое мнение – вина предельно серьезна. Больше, чем у наказанных мной служителей. Они действовали по неведению, а я не просчитал всех возможностей и сам загнал себя в ловушку. Но что более неприемлемо – мои чувства встали на пути исполнения задания.
– Ты прав в одном: посоха ты недостоин.
Голова аколита склонилась. Он признавал свою вину и готов был понести наказание. Любое. С мыслями о посохе он уже распростился. То, что, повторись все, он поступил бы так же, лишний раз доказывало его неспособность указать путь другим, стать их пастырем, проводником и защитником.
– Прискорбно мне, ибо, увлекшись твоими успехами, я проглядел главное – то, изза чего мы теряем многих достойных посвященных. Когда их принципы входят в противоречие с, как им кажется, устоями Круга. Так мы потеряли того, кого ты должен был убить. Но сердце мое радуется, что со своими сомнениями ты не впал в ересь, а пришел ко мне. Значит, мои труды были не напрасны. Ты недостоин посоха, потому что неверно оцениваешь свои действия.
– Отец? – От волнения аколит забыл, что, когда говорит наставник, должно смиренно слушать и осознавать его слова. Это было не то, чего он ждал. Но его наставник на сей раз не одернул своего ученика. Не стоило становиться на пути его душевных метаний. Это то, через что должны пройти все, дабы обрести необходимое спокойствие.
– Ты упустил один момент. Я сказал, что уничтожение отступника – задача первоочередная, но не велел выполнить ее любой ценой. И чаша, артефакт еретиков, важна для нас, но не так, как слава Круга. Круг не бросается словами. Наши друзья и враги знают это. И если на одной чаше весов лежит слово Круга, а на другой – кара отступнику, слово должно быть соблюдено. И ты, как представитель Круга, опорочил бы его, поступи не так, как поступил.
В тебе есть инстинктивное понимание устоев Круга. Это то, чего не было в отступнике и во многих до него. Потому единственная твоя вина – это то, что ты неверно воспринял свой поступок и чуть не впал в смятение, считая, что твой поступок – твоя вина, в то время как он единственно правилен. Итак, ты пока недостоин посоха не потому, что не готов. Срок твоего посвящения отодвинут в качестве наказания. Но может быть приближен.
Он замолчал, давая аколиту осознать сказанное. Тишина повисла в келье. Наконец сочтя, что полминуты достаточно для раздумий тому, кто скоро станет пастырем, он продолжил:
– Ты столкнулся с новым противником – с тем, кто украл чашу. Кто это?
