Руки не слушаются. Пару раз устраивали привал, упирались ногами в стены и грели дыханием застывшие пальцы. Кажется, мука эта продлится бесконечно. Так и будем ползти до конца жизни, пока не помрем. Холод и усталость вытеснили все мысли и чувства, и я чуть было не прозевал момент, когда лучик света, брошенный вперед, вдруг выхватил из темноты какой-то предмет. И я остановился как вкопанный.
Косой боднул меня головой в ботинок и матюгнулся.
– Что? Что там?
Я не ответил, молча нащупывая за поясницей пистолет. Ответить было страшно. Торки!
Гнездо. Мелкие, размером с дикую собаку. Вот чей запах я учуял, но не опознал!
Деваться мне было некуда, им тоже. И я нажал на курок.
– Ты чего там?! – заорал Федор.
И я практически затылком увидел, как он рвет из-за спины автомат, который выскальзывает из непослушных рук. Напрасно, подумал я, стрелять он не сможет, я на пути. А через мой зад стрелять – пуля ударную силу потеряет. Как о многом можно, оказывается, успеть подумать за долю секунды! Но вот пистолет застыл в моей руке, бесстыже выставив оголенный ствол. Патроны кончились. Стало оглушительно тихо, и в этой тишине я услышал шорох отползающих гадов.
– Етит твою мать, Толстый! Ты в кого палил?!
– Мужики, вы ножи приготовьте, сейчас через торков поползем, может, подранки будут, – выдавил я из себя, облизнув пересохшие губы.
– Говорил тебе, пусти вперед! На, автомат возьми! – пихнул меня под зад Федя.
– Максим, ты как там? – озабоченный голос Хаймовича.
– Нормально, патроны только кончились.
– Автомат бери, скотина упрямая! – тычок под зад.
– Не, я сейчас из сумки второй ствол достану.
– Максим, – это Хаймович, – ты поаккуратнее с боеприпасами, впрочем, тебе виднее.
– Ладно, ползем дальше, – сказал я и, поменяв пистолеты, вцепился пальцами в землю.
Торков оказалось не так уж и много, по одному на брата, и признаков жизни они не подавали. Фонарик в левой, ствол в правой – выходило несподручно. Помаявшись, убрал пистолет за спину и вытащил нож. Нож – то что нужно! И упираться удобно, и панцирь у молоденьких торков нож протыкает. Разминулся с первым и оставил его Косому пощупать. Тот чертыхнулся, вляпавшись в его кишки. Странная брезгливость. Мы в грязи по самые уши, а он кишками брезгует. Впереди был еще один живой, но он усиленно отползал назад. Я буквально наступал ему на хвост. Страх пропал совсем, открылось второе дыхание. Хаймович говорит, что это адреналин поступает в кровь. Не знаю, что это такое, но кураж приходит точно. Я уже знал, что настигну торка и покромсаю его ножом на рагу. Так увлекся преследованием, что, когда перед глазами посветлело, сразу и не сообразил.
Нора кончалась. Торк это тоже понимал и удирал изо всех сил. Вот он дернулся, и черный силуэт мелькнул на белом фоне. Ушел, гад! Я добрался до края, и силы кончились.
Выпал из норы, поднялся на нетвердых ногах и тут же сменил нож на пистолет.
Рядом с норой лежал гигантский торк. Я вздохнул и присел рядом. Он был дохлый, серый панцирь уже выцвел, клешни потрескались и обросли мхом. Нора выходила в пристройку какого-то дома. Через приоткрытую дверь лился серый, простуженный свет. На улице то ли темнело, то ли светало. Из норы вывалились Федя и Хаймович, так же жадно, как и я, глотавшие ртом воздух.
* * *
Вещи горкой лежали в углу, а мы сидели у печки в исподнем и пили горячий чай, в который Хаймович для согрева плеснул чего-то спиртного. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, как это всегда бывает после трудного похода. За дверью на втором этаже сиротливо скулил Толстый-2. Вот привязался! Хаймович кинул ему старый бушлат и пару кусков вяленой собачатины, мясо он стрескал, но скулить не переставал.
– Знаешь, Толстый, с этим надо что-то решать, – сказал Косой, прихлебывая из чашки.
– Да уснет он, не будет же всю ночь скулить, – ответил я и поморщился – нёбо обожгло кипятком, и шкурка теперь слазила.
– Да я не о том. Прикинь, если кто его увидит, подумает, что это ты.
– Ну?
– Блин, я думал, ты умнее. Ты посмотри на него! Он ведь безмозглый таракан, да и трус к тому же. Будут говорить, что у Толстого крыша съехала. Тебе это надо?
– Да мне по фиг! – ответил я, в глубине души посмеиваясь.
– Федор, ты предлагаешь убить живое существо только потому, что оно глупее и слабее тебя? – назидательно вставил Хаймович, помахивая в такт словам указательным пальцем.
– Не только, – жестко ответил Федор. – Мне, например, интересно на его натуральную морду взглянуть – что это на самом деле такое? А вам не интересно? И потом, как долго вы собираетесь этого дармоеда кормить? Ладно кот, он хоть крыс таскает, а от этого какая польза? А жрет он не в пример больше. Впрочем, вам решать.
И Косой дернулся, намереваясь подняться и уйти, но Хаймович остановил его жестом и продолжил:
– В твоих словах, Федор, есть доля истины и прагматизма. Нам не меньше твоего интересен его истинный облик и сущность. Интересно за ним понаблюдать, посмотреть на его поведение, узнать уровень его умственного развития. Ты еще никогда не был отцом, Федор, и это сказывается. Дети рождаются беспомощными и не приспособленными к жизни. Надо немало времени и усилий, чтоб от ребенка была хоть какая-то польза. Вот родится у тебя ребенок? Ты что же, поспешишь избавиться от обузы?
– Ну ты и сравнил, дед! То ребенок, а это неведомо кто!
– Знаешь, в старые времена люди помимо детей окружали себя животными. Они держали кошек, собак, лошадей. Заботились о них, кормили, учили простым командам. Создавали себе помощников. Может, из этого существа со временем получится помощник и друг. Нужно только время и терпение.
– Ну как хотите, – вздохнул Федя, – нянчиться, значит, будете как с ребенком? Погремушку вам в руки.
Косой хлопнул себя ладонями по коленкам, давая понять, что разговор окончен, и пошел к дивану. Мы с дедом в полном молчании допили чай и тоже пошли спать. Я прилег на диван рядом с Федей, натянувшим себе одеяло по самые уши. Косой не спал, я слышал это по его дыханию и колючим мыслям. Он считал себя абсолютно правым и незаслуженно обиженным. Впрочем, меня это недолго отвлекало. Сон большой теплой лапой накрыл меня до утра.
* * *
Просыпаться под свистящий чайник и вкусные запахи – верный признак удачного дня. Ворчание Хаймовича с утра пораньше – признак того, что день не заладится. Если приметы совмещались, значит, день пройдет как всегда. Последнее время приметы подводили.
Какая-нибудь фигня, да происходила.
– Вставайте, охламоны, завтрак готов, – забубнил Хаймович, – дел на сегодня много. Ловушки надо идти проверять. Запасы-то не бесконечные, их пополнять надо регулярно. А там, может, силки да ловушки уже опорожнил кто-нибудь, или протухла дичь наша. Да вещички свои приберите. Стирать ленитесь, так хоть на веревку под дождь повесьте. Сухое вам выдавай и чистое, да где ж его напасешься, если как свиньи извозились?
