Зная о сложном финансовом положении друга, я всегда приносил с собой выпивку и фрукты, зато Сол неизменно угощал меня хорошим кофе и отличным табаком. Иногда я уставал от сигар и пользовался одной из его трубок.
Я больше не считал нужным скрывать от него свои похождения на Диком острове и в подробностях рассказал о встречах с Муки, и о готовящемся переселении аборигенов.
— Все это очень хорошо, — говорил Сол, наливая вино в глиняные стаканы, — если прекратятся нападения на рабочих, можно будет вздохнуть свободно. Раз в месяц я навещаю лагерь лесорубов и, признаться, количество раненых и больных удручает. Там совершенно не соблюдают технику безопасности, много покалеченных на лесопилке. Компаниям плевать на то сколько человек умрет от ран или заражения крови, а постоянное присутствие туземцев и неожиданные атаки на лагерь, только ухудшают положение.
— Много умирает?
— Достаточно. А я не могу туда часто приезжать, тем более что за эти визиты мне никто не платит.
— Неужели Вы лечите рабочих бесплатно?
— У лесорубов и охотников денег нет, с ними расплачиваются уже в метрополии, после возвращения, но в качестве оплаты, раз в месяц, мне присылают из лагеря дрова и оленью ногу.
Мы выпили и принялись набивать трубки. Сегодня у Сола был хороший день. Жена штабного лейтенанта привела на осмотр двоих детей, и сама пожелала запломбировать зуб.
— Смотрю здесь процветает натуральный обмен, — усмехнулся я.
— Настоящее средневековье, — поддакнул Сол.
— Похоже, что отъезд Муки и его людей дело решенное, — сказал я, — но меня беспокоят нападения на обозы и часовых. Если наш старый знакомый не имеет к этому никакого отношения, то кто же стоит за всем этим? Что прикажете делать, если это дело рук каких-нибудь других дикарей и атаки на наших людей продолжаться, даже после того, как Муки уйдет?
— А, что говорят в комендатуре? Что этот следователь, как его…, - Сол защелкал пальцами, пытаясь вспомнить, ускользнувшее из памяти имя.
— Вес, — напомнил я, — кажется, он что-то не договаривает. Есть в этом деле определенные странности, в которых я не могу разобраться.
— А, что там может быть странного, — удивился доктор, — на сколько я понимаю, раны на трупах очень похожи, нанесены холодным оружием, значит это дело рук местных дикарей.
Я открыл планшетку и достал обломки стрелы, Вес так и не стал их у меня забирать.
— Вот. Привез из лагеря, показал ее следователю, а он говорит, что определить по этой стреле принадлежность к конкретному племени совершенно невозможно. Видите ли, цвет оперения у всех туземных стрел одинаковый, а про форму наконечника он вообще отказался со мной разговаривать.
Сол взял обломок, водрузил на нос очки и с интересом осмотрел мой трофей.
— Ну, про цвет оперения он сказал правду, хотя и тут могут быть нюансы, а вот древко туземцы часто красят в разные цвета. Они используют сок ягод и фруктов, некоторые минеральные пигменты, например, охру, — задумчиво сказал он, — я видел стрелы нескольких племен, они действительно разные.
— Вот видите, — в сердцах сказал я, — Вы мне столько всего рассказали. Неужели Вес, который живет с туземной женщиной и часто бывает в деревнях аборигенов, ничего этого не знает?
— Конечно знает.
— Тогда почему не говорит?
Сол рассмеялся.
— Потому что Вы, Бур, приставучий, как рыба прилипала. Скорее всего, Ваши расспросы ему до смерти надоели, вот он и отмалчивается. На сколько я понимаю, Вы привезли стрелу из лагеря лесорубов? Без всяких исследований очевидно, что там хулиганят люди Муки. Что Вы пытаетесь найти?
Возможно Сол прав и своими расспросами я до смерти надоел Весу. Не знаю, как бы я сам отнесся к человеку, который постоянно сует нос в мои дела. И все-таки, в разговорах со следователем, я чувствовал какую-то недосказанность.
— Я просто подумал, что мы могли бы по размерам раны определить форму наконечника и сравнить ее со стрелами, которыми пользуются туземцы в, подконтрольных нам, деревнях.
Сол хмыкнул и в задумчивости выпятил нижнюю губу.
— Вы думаете это невозможно? — спросил я.
— Нет, почему же, — сказал доктор, — если бы мы с Вами жили в столице, я мог бы порекомендовать Вам одного специалиста, который сведущ в судебной медицине, но никто из здешних врачей не обладает нужными знаниями.
Я тяжело вздохнул и запыхтел трубкой.
— Не расстраивайтесь, — доктор улыбнулся, — вижу, что Вас сильно интересует расследование, которым занимается лейтенант Вес. Ничем особенным я Вам тут помочь не могу, но думаю, что вскрытие погибшим десантникам делал доктор Луц. Он работает в армейском лазарете. Попробуйте его расспросить. Возможно он сможет рассказать Вам, что-нибудь интересное. Только учтите, он врун и пьяница.
На следующее утро я отправился разыскивать доктора Луца. Лазарет оказался на самом краю города, между цейхгаузами и городской стеной. Несмотря на то, что управляющий из клуба подробно описал мне, как его найти, по дороге я свернул не туда и заблудился. Слева и справа тянулись совершенно одинаковые постройки без окон, видимо склады интендантского ведомства. Жилых домов в этой части города не строили, часовых у дверей не ставили, поэтому спросить дорогу было не у кого. Немного поплутав по узким улочкам, я наконец выбрался на небольшую площадь, вымощенную потрескавшимися деревянными плашками. Справа, у самого частокола, вытянулось приземистое одноэтажное здание, с одним входом. Над ним развевался застиранный флаг медицинской службы, с красным осьминогом на белом фоне. Если бы не он, определить, что передо мной находится лазарет было бы не просто. Я открыл покосившуюся дверь и вошел в прихожую. Здесь было темновато, но откуда-то слева доносились голоса, и я пошел на звук. Из прихожей я попал в узкий коридор, а из него в общую палату на 10 коек. Две из них были заняты молодыми десантниками, которые, при моем появлении, быстро встали и отдали честь.
— Доктора Луца не видели? — спросил я.
— Он в ординаторской, господин супер-лейтенант, — браво ответил один из них, — это по коридору направо.
Я опять вернулся в прихожую и толкнул какую-то дверь. Казалось, что некий отставной адмирал, выходя на пенсию, подарил лазарету свой мебельный гарнитур. Небольшая комната была заставлена резными стульями и креслами, а ближе к стене расположился массивный стол, покрытый зеленым сукном. На нем, как попало, валялись книги по медицине, стояли грязные стаканы и лежала совсем новая медицинская сумка. Несмотря на то, что в комнате было светло, на подоконнике горела керосиновая лампа. У стола, в глубоком кресле, сидел маленький тщедушный человечек, глаза у него были закрыты и казалось, что он спит.
