Верно: свеча чуть наклонена и заведомо не приклеена парафином к полу. Должна бы упасть, но не падает. Полтергейст забавляется.
— Никуда не ушел? — Вопрос туповатый, но что поделаешь, сам собой вылетел.
— И не уйдет.
Если бы не чрезвычайные обстоятельства — дал бы я ему сейчас в морду, ей-ей. За всезнайство.
— А ты почем знаешь? Думаешь, он не умеет ходить сквозь стены — Прекрасно умеет, — просвещает меня Вычет. — Насколько я понимаю, полтергейст — это информационно-энергетический фантом, наделенный псевдосознанием и определенной степенью свободы воли. Он не уйдет, потому что не хочет уходить.
Сажусь на пол подальше от рюкзака и свечи, приваливаюсь к стене. Почему-то она теплая, хотя, казалось бы, ночи в Зоне далеко не субтропические, а отопительная система в Агропроме должна была навсегда вырубиться еще до моего рождения. Но Зона есть Зона, что тут еше скажешь? Зона — это не только местность, это еще и объяснение всему, что в ней творится. Зона — этим все сказано и все объяснено. Знаю: ученые ищут более приемлемые для их умов объяснения, да только дело у них движется не шибко успешно, как всем известно. У нас, сталкеров, все проще, мы не станем выяснять, почему в здании есть электричество и откуда оно берется. И почему стена теплая — тоже. Дозиметр возле нее не сходит с ума — вот и ладно.
Поспать сегодня не удастся. Я, собственно, только надеялся часа на два сна, но особенно на это не рассчитывал и предполагал, что в лучшем случае мы до рассвета будем прислушиваться к каждому шороху, а в худшем — отбивать атаки мутантов. Но Зона решила по-своему. Какой может быть бой и какой сон, если рядом полтергейст? Чем его проймешь, чтоб ушел и не пугал? Святой водой? Не имеем. Шаманскими плясками под бубен? Нет бубна. Жертвоприношением? Пожалуйста, я готов отдать ему бутылку водки плюс любую консервную жестянку на выбор. Эй, дух, ты мысли читаешь? Отдать?
Как же, нужна ему наша водка.
А Вычет странно спокоен. Гляжу, достает из рюкзака колбасу, отрезает здоровенный кус и начинает жевать. Проголодался. То ли у него весь страх в аппетит ушел, что было бы неплохим вариантом, то ли у него понемногу крыша едет.
Падает и гаснет свечка. Не переставая жевать, Вычет зажигает ее и вновь ставит на пол, подперев обломком штукатурки. Как так и надо.
— Он ушел? — спрашиваю шепотом.
— Нет. Он здесь.
Чует он полтергейст, что ли? Я не чую, а он чует. Немного обидно, Но больше тревожно.
— Это хорошо, что он не ушел, — жуя, говорит Вычет, и речь его невнятна. — Пока он здесь, бюреры не вернутся. Я вот что подумал: ни могли бы завалить дверь снаружи, она ведь в коридор открывается бы не вышли. Еда у нас есть, а с питьем плохо. Через несколько ей они взяли бы нас голыми руками.
— Для бюреров это чересчур сложно, — говорю. — Они бы нас просто караулили. И потом, они ведь очень голодные. Эти твари всегда такие. Ждать несколько суток? Нет, это не для них.
Кого я успокаиваю — его или себя? О бюрерах рассказывают много всякой всячины. Я совсем не убежден, что они непременно полезли бы на приступ. И не знаю, какой вариант был бы для нас лучше.
Вычет пожимает плечами — мол, все возможно, — и вдруг начинает громко икать. Лезет в рюкзак за водой, пьет и все равно мучительно икает, булькая и разбрызгивая воду. Нашел время икать. Мучается, икает, пьет и глаза вытаращил, а по комнате гуляет, отражаясь от стен, новый приступ потустороннего хохота. Полтергейст и вправду еще здесь.
Я вжимаюсь в стену, мне хочется стать маленьким-маленьким. От всех тварей и монстров Зоны есть защита хотя бы теоретически. Даже кровососа можно убить, хотя о нем точно известно, что он умеет отводить людям глаза. Даже с контролером можно справиться, предварительно перестреляв контролируемых им зомбаков. Лишь от полтергейста нет никакой защиты, и я распрекрасно понимаю: что он захочет сделать с нами, то и сделает. И никто ему не помешает.
Наверное, Вычет прав: бояться… уже поздно.
Попытаюсь маяться без страха.
Мы покидаем подземелье на рассвете. В коридоре свежее дерьмо — наверное, какой-нибудь бюрер обгадился, удирая во всю прыть от полтергейста. «Воронка», что вчера мешала нам войти, превратилась в заурядную «карусель» и отодвинулась от двери — «шнек» и детектор говорят, что можно выйти беспрепятственно. И вижу я, что под «каруселью» лежит нечто интересное — явно артефакт, мне не знакомый. Может, он произведен из того куска веревки, что давеча втянула «воронка», а потом над полуфабрикатом еще поработала «карусель». Везет нам на редкости… только подбирать его я не стану, соваться под «карусель» — слуга покорный.
Полтергейст оставался с нами до утра — вздыхал, шевелил зачем-то осколки люминесцентной трубки на полу, интересовался моим рюкзаком и ботинками, еще дважды жутко смеялся, а нас не тронул. Пощадил. В общем, вторая моя ночь в подвалах Агропрома стоила первой — той, давней. Намаялся, а жив.
Сырой, промозглый воздух. Рассвет был ультрамариново-синим, а теперь опять все серенькое. В низинах лежит густой туман — плотно лежит, хорошо устроился. В эти низины мы не пойдем, там не видно ни пса, а пойдем мы по бетонке, авось проскользнем незамеченными. Вокруг Агропрома плохие для нас места — много монстров, достаточно аномалий, хватает радиоактивных пятен, да и людей гораздо больше, чем нам хотелось бы. Самых разных людей — и нормальных сталкеров, и «свободовцев», и «долговцев», и бандитов. Здесь люди с хабаром ходят, как на таких не напасть?
Карту я помню неплохо, не стану и сверяться с ПДА. Бетонка скоро свернет на север, а мы от поворота пойдем прямо на восток — до кладбища техники, а там и до грунтового шоссе, если проскочим. И уже по шоссе двинем на север.
— Внимание, «разлом» на одиннадцать часов.
— Вижу.
За «разломом» притаилась «мясорубка» — вон она, детектор ее поймал, хотя «мясорубка» сложный объект для обнаружения. Висит над щербатым бетоном этакое сферическое дрожание — не дрожание, а не пойми что. Большая гадость эти «мясорубки», хуже «воронок», хуже всех обыкновенных аномалий, — а необыкновенные аномалии редки, нормальный сталкер их в расчет не берет. Нормальный — это вроде меня прежнего, то есть понимающий, что вернуться целым важнее, чем набрать артефактов. Все сталкеры-долгожители — из нормальных; есть среди них такие, что за пять-семь лет не успокоились, все еще ходят в Зону и до сих пор живы. Лучший из них — Стопарик — едва не справил десятилетний юбилей своего сталкерства, да погиб геройски от цирроза печени. Вне Зоны погиб, на больничной койке. Так-то. От судьбы не уйдешь.
Пора сворачивать с бетонки.
