Сквозь стеклянную стену медицинского святилища Рафен наблюдал за работой своих братьев-апотекариев. Их манипуляции, похожие на священный ритуал, приводили его в трепет. Став Кровавым Ангелом, Рафен всегда был лишь воином и мог только восхищаться работой братьев, служивших ордену в качестве медиков и биологистов: их искусство работы с плотью казалось ему непостижимым.
— Рафен, — послышался севший от усталости голос.
Астартес обернулся и оказался лицом к лицу со своим доверенным наставником.
— Брат-сержант…
— Ты рано закончил прием пищи, Рафен. Я удивился, — мягко сказал Корис. — У многих наших был такой аппетит, что, казалось, пустынного быка съедят — не поперхнутся.
— Я сыт, — сказал Рафен, и прозвучало это слишком поспешно.
Кухонные работники «Беллуса» приготовили для выживших на Кибеле богатый протеином обед. Рафен съел лишь немного сушеного мяса огненного скорпиона, но даже знакомый вкус домашней пищи не пробудил аппетит. Корис внимательно смотрел на ученика.
— Это была напряженная командировка, — констатировал он в своей специфической манере. — Я не думал, что мы покинем мир-кладбище.
— Я тоже, — согласился Рафен. — Но, возможно, Сахиил прав, и примарх следит за нами.
Сержант запыхтел и разразился невеселым смехом.
— У нашего сеньора, парень, есть занятия поинтереснее, чем следить за космодесантниками. Мы — лезвие его клинка, не более того. Служим и умираем. В этом наша единственная слава.
Рафен положил руку в перчатке на поручень, ограждавший стеклянную стену.
— Надеюсь, им славы достаточно, — отозвался он, склонив голову и глядя на банки с прогеноидами.
— Да, если мы в конце концов возвращаемся домой…
Корис отвел взгляд, а Рафен пристально смотрел на старого воина.
— Старина, не разбрасывайся таинственными намеками. Говори прямо, учитель. Мы достаточно хорошо знаем друг друга.
Корис кивнул резко и коротко.
— Да, мы друг друга знаем. — Он понизил голос. — Всем известно, что «Беллус» возвращался на Ваал, куда должен доставить Копье, но до меня дошли слухи, будто Стил собирается прервать это путешествие.
— Мы еще дня не провели на борту корабля, а до тебя уже доходят слухи?
— Путь тебя не волнуют способы, которыми я добываю информацию, парень. Поживи с мое, и тоже наловчишься. — Лицо Кориса исказила гримаса. — Помяни мое слово, инквизитор собирается изменить курс «Беллуса».
Рафен покачал головой.
— Не может такого быть. Капитан Симеон приказал поддержать гарнизон на Кибеле. Если Стил намерен отменить приказ командора…
Он указал на банки с зиготами.
— Наши мертвые… Их смерть доказывает, что эта планета важна для предателей… Стил не может просто бросить ее.
В голосе Кориса появились гневные нотки:
— Парень, ты ослеп и ничего не видишь у себя под носом? Пусть у ордена долг чести перед Стилом, но кто он такой? Служитель Ордо Еретикус, а не Кровавый Ангел! Он ищет славу для себя, как и все порченные.
— Сержант, многие бы нашли признаки ереси в твоих словах.
— Если так, прокляни их варп! — прошипел ветеран. — У меня нет времени на мелочные претензии. Разве ты не видишь, Рафен? Драка на Кибеле усилила жажду битвы наших братьев. Стил провоцирует и направляет ее, чтобы использовать в своих интересах.
— Как он может это делать? — отмахнулся Рафен, собираясь уже уходить, но Корис стальной хваткой стиснул его локоть. — Брат-сержант…
— Кое-кто из наших парней уже начал говорить про Аркио, — мрачно прошептал Корис. — Его храбрость в стычке с демоном и уловка, которая прикончила «Лорда Огра»… Они приписывают победу ему.
— Так и должно быть, — нерешительно ответил Рафен. — Мой брат выказал необыкновенное бесстрашие.
— Необыкновенное, да. Поэтому некоторые думают, что его благословил Сангвиний.
— Возможно, он… — от этих слов во рту у Рафена пересохло.
— Кто может продвигать такую идею, извлекая из нее пользу? Подумай хорошенько.
Рафен вырвался, сердито оттолкнув ветерана.
— Ты всегда был самым упорным из моих наставников, Корис, но сейчас тебя ослепляет недоверие ко всему.
Сержант кивнул.
— Возможно. Но если ты не подвергаешь сомнению то, что младшие братья берут на веру, тогда, Рафен, ты воистину слеп.
И ветеран зашагал прочь, оставив бывшего ученика обдумывать сказанное.
Главный зал на борту «Беллуса» мог затмить соборы некоторых колониальных миров. Это был монастырь для гигантов: связанные сводами и балками башни-колонны возносились на головокружительную высоту. В дальнем конце, в носовой части, сиял витраж, изображавший примарха Сангвиния в наиболее кровожадной его ипостаси: яркое как солнце золото священной брони пятнала алая кровь врагов, голова запрокинута, рот распахнут в победном кличе. Войдя в зал, брат Рафен осознал, что его взгляд сразу оказался прикован к оскаленным белоснежным клыкам примарха. Он вспомнил, что у него самого такие же острые зубы. И такой же красивый и тонкий, благородный профиль. Эти признаки были общими для всех Кровавых Ангелов и подчеркивали их генетическую связь с богоподобным существом, изображенным на витраже.
Величественный зал оказался Рафену в новинку, поскольку прежде он никогда не был на борту «Беллуса». Шествуя в парадном строю братьев-астартес, он не мог не восхищаться бесчисленными произведениями искусства и скрижалями со священными текстами. Тут были целые главы из книги Лемартеса и слова заветов повелителей Ваала. Золотые руны сияли на плитах из обсидиана, поверхность которого влажно блестела темно-красным.
Но взгляд Рафена постоянно возвращался к витражу. Чем ближе он подходил к алтарю в главной части зала, тем больше деталей проступало в изображении. Теперь Рафен видел темную фигуру Императора выше и правее Сангвиния. Тот смотрел свысока, холодно и гордо. За рамками центрального круга располагались вставки со сценами из благословенной жизни Ангела — младенец, упавший на поверхность Ваала, мальчик, голыми руками убивающий огненного скорпиона. Сангвиний, парящий на ангельских крыльях с огненным взором, и он же — в поединке с архипредателем Хорусом, за миг до собственной гибели. На мгновение под воздействием этого зрелища Рафен ощутил, что словно перемещается, — он как будто очутился дома, на Ваале Секундус. Смятение и эмоции последних дней растаяли, но потом он заметил смутные очертания газового гиганта за витражным стеклом, и наваждение прошло.
Выжившие на Кибеле вместе с Рафеном достигли почетного места близ алтаря и все как один преклонили колени. Черепа-дроны разлетелись над залом с кадилами, источающими запах ладана, ароматный дым потек на головами собравшихся для причастия.
В тишине зала раздался голос Сахиила — словно ударили в гонг. Слова жреца гремели из динамиков на колоннах зала:
— За Императора и Сангвиния, за них стоим, им мы служим!
Каждый космодесантник в зале повторил эту фразу, и хор заставил вибрировать стены. Краем глаза Рафен видел Аркио, который повторял литанию, шевеля губами. Рядом с ним находились Люцио, Туркио и Корвус. Технодесантник коснулся символа Адептус Механикус в виде шестерни и черепа на своей груди. Корвус непроизвольно прижимал ладонь к заживающей ране, нанесенной ему демоном-зверем. Туркио стоял неподвижно, прикрыв глаза.
Верховный сангвинарный жрец поднялся на кафедру по деревянным ступеням и поклонился мерцающему гололитическому изображению брата-капитана Идеона. За тысячелетия сложилась традиция: командир судна лично присутствует на мессе. Но соблюдать обычай в условиях войны было трудно, Идеон был буквально прикован к мостику. И поэтому в зале он присутствовал душой, но не во плоти.
Капитан остался на командной палубе в одиночестве: кабели связывали его нервную систему и сознание с машинным духом «Беллуса». Глаза и уши бесчисленных датчиков, расставленных в главном зале, позволяли Идеону наблюдать за церемонией.
Рафен поднял взгляд и впервые заметил в тени галереи инквизитора Стила. Эта мизансцена словно копировала изображение алтарного витража — так же отстранение, сверху, Император Человечества наблюдал за Сангвинием.
Сахиил встал перед кафедрой и возложил руки на крылатую каплю крови, которая венчала аналой, словно носовая фигура корабля.
— В этот день мы благодарим нашего примарха и Императора Человечества за славный, щедрый дар войны. Мы отдаем нашу кровь Сангвинию, ему принадлежат наша вера и наша честь, до самой смерти.
— До смерти! — взревел хор голосов.
Священник благочестиво склонил голову.
— Мы чтим наших братьев, павших на Кибеле. Некоторые из них были избранными паладинами, участвовавшими в миссии «Беллуса». Жаль, что они не увидят ее завершения.
