нужно хорошие отношения поддерживать, хоть какое-то направление в порядке держать. Остальные не поймут, вон и Майко на старика вызверилась, мол давайте в другом месте арендуем, опять к Джиро на поклон пойдёшь и всё такое. Даже Син уточнил, всё ли хорошо и что сейчас и правда не обязательно к оябуну ходить.
Акира не признавалась даже сама себе, но она скучала по старому Джиро, по его вечной полуулыбке, его стариковский мудрости и старым денькам, когда она была молодой и дерзкой выпускницей Тодай, только начавшей свой путь в гокудо. Она усмехнулась, вспоминая, как в первый же день захотелось набить себе на всю спину или грудь — дракона или черепаху и как Джиро-сама надрал ей уши, поймав в тату-салоне. Пойми, А-чан, говорил он ей, ты пойдёшь далеко, у тебя потенциал, ты не похожа на обычных парней и девочек с улиц, пределом мечтаний которых стать кумагасира и жрать от пуза сакэ в местной рыгаловке. У тебя — амбиции, у тебя — способности, ты через десять лет будешь в правительстве заседать, а у тебя на всю спину — метка гокудо. Нет, и думать забудь, я запрещаю, сказал Джиро-сама. В память о том дне у нее осталась тёмная точка под левой грудью, начало работы тату-мастера, чём-то похожая на родинку и исчезающая, когда она нагревалась выше определённой температуры. Видимо такая особенность. Она решила не выводить эту точку, это была её татуировка семьи, её метка гокудо. Говорят, вы можете вывезти девушку из деревни, но не можете вывести деревню из девушки. Так и с гокудо — бывших якудза не бывает. И если даже вы не опознаете их в публичной бане по отсутствии одной фаланги мизинца, или по татуировке, если вы сами были в гокудо, вы узнаете своих. Акира вздохнула ещё раз и раздвинула двери в стороны, чтобы поклониться.
— Добрый день, Джиро-сама. — говорит она, приветствуя старого оябуна. Джиро выглядит изрядно постаревшим, его лицо испещрили глубокие морщины, глаза слезятся, словно от дыма его трубки, но уж кто-кто, а Акира прекрасно знает, что от дыма глаза старого оябуна в жизнь не слезились. Что-то расстроило старика, думает она, а ещё и я ему второй дом уже сожгла, карпов сварила пруд испоганила... Доставила в общем расстройств и проблем. И, хотя уже извинилась, но все равно неудобно.
— И тебе доброго дня, Акира-сан. — никаких больше "Акира-тян" или тем более "А-чан". Акира вздохнула. Один раз в жизни она назвала старика "Джиро-сан" и с тех пор ни разу не решалась. Он по-прежнему был для неё Джиро-сама, что бы ни было, как бы высоко она не взлетела. А вот сам оябун теперь обращался к ней только так. Акира-сан. Как будто они чужие друг другу.
— Извините, что побеспокоила вас в такое неурочное время, но ваш посланник утверждал что дело срочное. — сказала она, аккуратно присаживаясь напротив. Стерва Кика-тян подносит чайный набор и начинает заваривать новую порцию чая, не поднимая глаз на сидящих.
— Ну что ты, Акира-сан, нечасто ты в последнее время радуешь старика своими визитами. Я за это время уже успел и забыть, как ты выглядишь… и все твои разбойницы… — улыбается Джиро, вынимая трубку из уголка рта и пуская клубы дыма к потолку: — ну, рассказывай, как у вас, у молодых, да дерзких, дела?
— Как говорил поэт Су про своего возлюбленного покойного друга Вэнь Туна — «когда он писал картину, бамбук в его голове уже был нарисован». Всегда легче иметь план и следовать ему. К сожалению, ваша покорная слуга не настолько талантлива в планировании, а потому и дела у нас идут по-разному. Не так хорошо, как хотелось бы, но и не так плохо, как боялись. — отвечает Акира, глядя как Кика наливает чай в ее чашку. Пить чай из рук Кики не хотелось категорически, а потому она лишь пригубила напиток и насладилась ароматом, исходящим из чашки.
— Боюсь, что мне не угнаться за твоими способностями, Акира-сан. — покачал головой старый оябун: — как верны слова Лю Цзунъюаня в его книге «Сань цзе» — «гуйчжоуский осёл исчерпал свои возможности». Я словно тот осел, Акира-сан — стар, немощен и давно готов к употреблению на обед тигром. Тешу себя надеждой, что мое мясо слишком жесткое и вонючее для таких молодых хищниц…
— Прекратите, Джиро-сама. Вы в самом расцвете сил. А если эта бездельница Кика не может позаботиться о вас надлежащим образом, то я могу и сама вам помочь. Как в старые добрые времена… — Акира ставит чашку на стол, не отпив не капли. Кика смотрела в пол все время пока заваривала чай, но один взгляд, случайно брошенный на нее — Акира все же поймала. В этом взгляде было… злорадство? Торжествующая ненависть? Неет, чай из ее рук она пить точно не будет.
— Кика-тян… у нее есть свои недостатки, да. — кряхтит Джиро, откладывая трубку на край стола: — но есть и достоинства. Она — преданна нашей семье, нашему общему делу и этому бестолковому старику… в отличие от некоторых.
Акира непроизвольно сглотнула. А вот и упрек. Не прямой, не обвинение, но все же. Ты, Акира-сан, сама застелила себе постель, тебе и спать в ней. Она вздохнула.
— Но я не упрекаю тебя, Акира-сан. — тихо говорит Джиро, опуская плечи: — ты была в своем праве. Ты все сделала правильно, и я никогда не попрекну тебя твоим выбором. Ты же помнишь, как я всегда говорил, что впереди у тебя гораздо больше чем просто быть кумагасирой в гокудо? Помнишь?
— Помню, Джиро-сама. — кивает Акира: — вы еще вытащили меня из салона мастера Хигэру полуголой и затрещин надавали, чтобы я не посмела себе метку гокудо поставить.
— Ты уж извини меня… — вздыхает Джиро и закрывает глаза. Акира с удивлением видит слезу, которая катиться по щеке старого оябуна и вдруг что-то пронизывает все ее существо с ног до головы, оставляя сосущее чувство пустоты и слабости внутри. Она хватается за край стола, чтобы не упасть и краем глаза видит, как вокруг них вспыхивают концентрические круги рун Абсолютной Печати.
— Что ты наделал, старик … — выдавливает из себя Акира, понимая, что происходит: — зачем?
— У меня не было другого выхода, Акира-сан. Я не прошу меня простить, ты вряд ли сможешь когда-либо сделать это. Я лишь прошу тебя понять…
