«А вы не считаете, что общественный прогресс имеет ярко выраженную тенденцию к систематическому повторению уже пройденного? Нет, не считаете? А, собственно, почему? Что вам дает основание не соглашаться с ведущими умами? Кого я имею в виду? Разумеется, тех, кто разбирается в этих вопросах гораздо лучше нас с вами! Кого именно? Конкретно? Не могу поверить, что вы сами не можете назвать этих имен!..»
В таком ключе вести разговор можно практически до бесконечности, если оба собеседника примерно в равной степени не разбираются в сути вопроса. Вот именно такие вопросы и выискивал Грир. И, надо сказать, получалось у него это неплохо. Очень неплохо. Настолько, что Александр очень скоро начал затравленно стрелять глазами по сторонам, словно надеясь на стороне найти способ положить всему этому конец. Александр прекрасно понимал, что за игру ведет с ним Грир, но он был слишком деликатен для того, чтобы в резкой форме оборвать ее. Деликатных же намеков, как уже было сказано, Грир не понимал.
Прежде Иона наверняка бы посмеялся над дотошностью старика. Но сейчас он будто и не слышал разговора на заднем сиденье. Да и Валтору было как-то совсем не до смеха.
Грир заливался пускай не соловьем, но уж точно певчей лягушкой в пруду в пору спаривания! Он выдавал вопросы один заковыристее другого, а другой причудливее третьего. И, наконец, начал углубляться в историю.
– Почему, когда начался Исход, вы решили остаться в Усопье?
– Ну, во-первых, это были не мы, а наши предки. Причем далекие настолько, что сам я, например, не имел возможности поинтересоваться ни у одного из тех, кто тогда принимал решение, почему они сделали именно такой выбор. Во-вторых, тогда это было никакое не Усопье, а научный городок Борей. В-третьих, как мы уже говорили, каждый имеет право делать тот или иной выбор.
– Разумеется, но все же интересно, почему, когда все люди доброй воли, следуя основополагающим принципам Сепаратизма, начали расходиться по кластерам, вы… ну, то есть ваши предки, решили остаться здесь?
– Мне тоже это интересно. Но, боюсь, мы этого никогда уже не узнаем.
– Никто не оставил никаких мемуаров или просто записок о тех днях?
– Оставили, конечно, и немало. Но почему-то никто из участников тех событий не счел нужным хоть как-то объяснить сделанный ими выбор. Видимо, он казался им настолько очевидным, что не требовал никаких комментариев.
– Может быть, именно так они понимали сепаратизм?
– Не думаю.
– Почему?
– Они не намеревались ни от кого дистанцироваться. Они хотели оставить все как есть. Их религией была наука. И, видимо, они решили, что во время всеобщего безумия они обязаны ее сохранить.
– То есть это своего рода сектантство?
– Нет.
– А мне кажется…
– Они не поклонялись науке. Они в нее верили.
– Разве это не одно и то же?
Александр посмотрел налево – на лесную чащу, направо – на отвесный склон, тянущийся вдоль дороги, и, наконец, наверх – на бездонное небо, будто накрывшее весь мир своим голубым, с белесыми прожилками куполом.
– Я, например, верю в то, что Земля вращается вокруг Солнца. Но эта моя уверенность основана не на преклонении перед самим этим фактом, а на научных данных, подтверждающих, что все происходит именно так, а не иначе.
– Ну, а что, если я верю в то, что все как раз наоборот, что Солнце вращается вокруг Земли? Ведь если просто посмотреть на небо, мы именно это и увидим.
– Вот именно поэтому наука все, абсолютно все подвергает сомнению.
Грир поскреб ногтями заросший густой многодневной щетиной подбородок. Еще три-четыре дня, и эту щетину можно будет с полным на то правом именовать бородой.
– Ну, хорошо, а кто тогда обнес Усопье…
– Мы называем это место Бореем. Усопшие Земли – как-то очень уж мрачно звучит.
– Ну, хорошо, пусть будет Борей. Так кто же обнес его кордоном из гравитационных мин?
– Видимо, те, кто очень боялся науки.
– То есть вы полагаете, что кордон был выставлен теми, кто находился не внутри, а снаружи?
– Я уверен в этом. Мы не намеревались прятаться от мира и других людей. Абсолютно точно. Зачем нам это?
– Снаружи были сепаратисты.
– И что? Это что-то меняет?
– Основной принцип Сепаратизма: «Живи и дай жить другим». Понимаешь? «Оставь меня в покое, и я не трону тебя. Живи как тебе хочется!»
– Ну, судя по тому, что рассказывал Валтор в прошлый свой визит в Борей, этого принципа в вашем мире придерживаются далеко не все.
– Дунгаев – урод. Урод и выродок.
– Таких людей хватает везде и всегда. Те, кто первым провозгласил принципы Сепаратизма, а затем заявил, что Сепаратизм – это светлое будущее всего человечества, неплохо на этом заработали, как я полагаю. Политика – это почти всегда еще и бизнес. Очень большой бизнес. Настолько большой, что оправдывает немалые первоначальные вложения.
– Я ничего не понял, – затряс головой Грир. – Вообще ни слова.
– Борей являлся живым примером того, что можно жить, не противопоставляя всех и всё. Людей не нужно делить по каким бы то ни было принципам. Люди должны жить все вместе. Чтобы была возможность обмениваться мыслями, идеями и открытиями. Только так у них, возможно, есть шанс.
– Шанс? Какой еще шанс?
– Шанс остаться живыми и остаться при этом людьми.
– Ну-у… – Грир снова поскреб ногтями щетину на щеке. – Это ты как-то очень уж глубоко копнул.
– Да ничего особенного. Сам посуди. У вас есть то, чего нет у нас. У нас имеется то, чем вы не обладаете. Допустим, мы обменяемся имеющимися у нас знаниями. Кто от этого выиграет?
– Мы можем купить у вас то, что нас интересует.
– А если мы не продадим?
– Как?
– Так. Мы готовы обмениваться знаниями, но продавать их не намерены.
– Почему?
– Это противоречит нашим принципам. Мы считаем, что вся информация должна находиться в свободном доступе.
– То есть… Вообще вся?
– Да. В идеале.
– Но тогда… Тогда вообще не будет никаких секретов?..
Иона схватился обеими руками за сиденье и резко вывернул голову назад.
В первый момент Грир решил, что андроида наконец-то заинтересовал разговор и он решил ответить на его вопрос. Но в следующую секунду глаза Ионы закатились так, что остались видны только белки с кроваво-красными прожилками, а подбородок мелко затрясся.
– Валтор! Останови машину! – крикнул Грир таким голосом, что Прей сразу понял, старик не дурачится, что-то неладно, и, не раздумывая, выполнил команду.
Машина остановилась рядом с канавой, промытой водой вдоль обочины.
Теперь уже все тело Ионы сотрясала крупная дрожь. Откинутая на спинку сиденья голова моталась из стороны в сторону. Казалось, только руки, до белых ногтей вцепившиеся в края сиденья, не позволяли ему упасть и забиться в припадке падучей.
