Посреди долины, на берегу бурной реки, лежал огромный звездолет, походивший не сколько на корабль, сколько на летающий город. Его носовая часть, врезавшая при посадки в склон высокого холма, превратилась в груду ржавого металла. Остальная часть корпуса за прошедшие после катастрофы века почти на треть вошла в жирную землю. Большую ее часть ныне покрывали вьющиеся деревья, превратившие останки звездолета в длинный зеленый холм.
Сотни каторжников словно муравьи облепили звездолет со всех сторон. Одни орудовали топорами и пилами. Очищая корпус от растительности. Другие орудовали молотами и мощными механическими резаками, разрезая металлический корпус на куски. Остальные каторжники, включая и женщин, выносили из чрева погибшего гиганта все, что можно было унести на руках: книги, мебель, снятые со стоек приборы и прочие вещи, о назначении которых можно было догадываться.
Неподалеку, на берегу реки все эти вещи сортировались. Все, что могло гореть, сжигалось на многочисленных кострах. Металлические же предметы разбивались молотами в крошево.
За работой наблюдали более сотни надсмотрщиков. Они не давали никому и минуты на передышку, награждая ударами нейрохлыстов даже тех, кто пытался хотя бы вытереть пот с лица.
Наконец, вдали, на краю долины, показались две длинные колонны. Среди каторжников пронесся вздох облегчения — наконец-то пришла смена!
Надсмотрщики, бранясь и размахивая парализующими нейророхлыстами, согнали в колонну обессиленных каторжников и погнали их к лагерю вдоль берега бурной горной реки. Привычно заложив руки за спину, люди обречено побрели по скользкому галечнику, стараясь поменьше вдыхать едкий влажный воздух, вызывающий болезненный кашель.
Ольма пристроилась вслед за Вервалом. Широкоплечий великан, слегка прикрытый живописными лохмотьями, чуть прихрамывал на левую ногу, до бедра изуродованную свежим шрамом. Он тревожно оглядывался по сторонам, так же как и другие каторжники. После того, как три дня назад стая хищных гордов подстерегла рабов-старателей на излучине реки ив клочья разорвала восемь человек, обратный путь в бараки уже никого не радовал. Тошнотворный обед, два часа отдыха на жестких нарах в душном, вонючем воздухе, звенящем от жужжания мух — все это не стоило риска оказаться в когтях свирепых животных, могучих как земные медведи, но быстрых, словно пантеры.
На этот раз надсмотрщики были куда осторожнее, чем прежде. Четверо из них, вооруженные двуствольными автоматами, сопровождали колонну слева. Они настороженно наблюдали за зарослями низких стелющихся деревьев, бурым ковром покрывавших горные отроги. Еще двое возглавляли колонну, а в арьергарде шли трое самых сильных охранников, держа наготове огнеметы — горды почему-то предпочитали нападать на людей сзади. И все равно Ольма не чувствовала себя в безопасности. Хорошо, что сегодня рядом с ней могучий Вервал — в прошлый раз ему удалось голыми руками задушить одного из гордов, в то время как половина охранников в панике разбежалась.
На этот раз им повезло. Через полчаса они увидели впереди конические хижины, сплетенные из тростника, обмазанного глиной, и приспособленные под бараки. Надсмотрщики заметно приободрились и стали энергично пинками и ударами прикладов подгонять заключенных. Досталось и Ольме — когда она споткнулась о ползучий корень, рыжий верзила с автоматом в руках подскочил к ней и отвесил звонкую оплеуху.
— Эй ты, дрянь, не вздумай отставать! Хочешь отведать моего хлыста?
Девушка покачнулась и едва не упала — но могучие руки Вервала подхватили ее.
— Она ничего плохого не сделала, — сказал великан, исподлобья глядя на охранника. — Зачем ты к ней придираешься?
Надсмотрщик злобно скрипнул зубами, но связываться с Вервалом, который славился бешеным нравом, не решился.
— Чертова рыцареубийца! — прошипел он, с ненавистью глядя на побледневшую Ольму. — Погоди, я еще доберусь до тебя!
Вервал проводил рыжего верзилу тяжелым взглядом и вновь пошел вперед.
Ольма из последних сил поплелась за ним, глотая горькую пыль. Она заметила, что никто из ее товарищей по беде даже взглядом не выразил ей сочувствие, и дело было не только в страхе перед охранниками. Просто здесь, в лагере для аборигенов-уголовников, она была самой презренной и низкой преступницей. Даже детоубийцы поглядывали на нее с отвращением, стараясь обходить стороной. Только подумать — эта девчонка убила рыцаря! Для местных жителей это означало, что она зарезала святого… И за что? Подумаешь, молодой воин, защитник Полдии от страшного Врага, решил в редкие часы отдыха от ратных дел позабавиться с девушкой! Да любая из красавиц должна считать за честь отдаться даже слуге звездного крестоносца!.. Только заступничество начальника лагеря Куглы, очевидно, получившего какие-то инструкции от Спелла, поначалу спасало Ольму от самосуда заключенных. А потом она встретила Вервала и Ланту, и угроза смерти от удара ножом из-за угла уменьшилась. Но все равно девушка чувствовала себя отверженной…
Лагерь был обнесен высоким двойным забором, сплетенным из лиан и обмазанным речной глиной, приобретавшей под горячими лучами Некры твердость железа. Широкие ворота были распахнуты, вокруг них бродили стражники с оружием в руках, не зная куда спрятаться от беспощадного солнца. Их желто-зеленые комбинезоны, сшитые руками женщин-каторжанок, были темными от пота. В нескольких метрах от ворот на крестообразной перекладине вниз головой висел дохлый горд, с раскрытой пастью, полной треугольных клыков. Мощное бугристое тело чудовища было покрыто пятнистым черно-бурым мехом, три пары слоноподобных ног слегка раскачивались под порывами горячего ветра.
Ольга зажмурилась и плотно сжала губы, стараясь поменьше дышать. Кто-то из местных охотников предложил таким образом отпугивать от лагеря хищников — и с тех пор в бараках стало еще невыносимее.
Колонна каторжников уже без всяких понуканий прибавила шагу и вскоре вошла через раскрытые ворота на территорию лагеря. В центре небольшой округлой площади, грязной и замусоренной, гордо возвышалась пятиметровая статуя, умело слепленная из той же речной глины, разукрашенной растительными красками. Верховный Магистр, закованный в серебристые латы с красным крестом на грудном панцире, высокомерно попирал ногой металлический блин, изображавший вражеский робот-космолет. Левая рука звездного крестоносца была победно поднята, правая небрежно опиралась на эфес широкого меча. На взгляд Ольмы, ничего кроме спеси и высокомерия эта нелепая статуя не выражала, но остальные каторжники как по команде опустились на колени и, молитвенно сложив руки, протяжно запели:
