— Так сложилось, — не стал я вдаваться в подробности.
Парень разочарованно цокнул языком, и отошел. Понятно. Узнав, что я получил «форму восемь», и не поехал, он автоматически зачислил меня в дезертиры. Ни страны, ни армии уже не было, но понятие «присяга» для этих двадцатилетних пацанов все еще имело какое-то значение.
— Господа! Прошу внимания, — это Сергей. Стоит на стуле в конце комнаты, сложил ладони рупором, и пытается переорать гул разговоров. — Народ!
На пару секунд стало тихо, и в эту тишину вклинился Вайнштейн:
— Лучше скажи — товарищи! — Сергей на секунду растерялся, по комнате прокатился одобрительный гул. Народ оценил поправку. Летун метнул на Вайнштейна заинтересованный взгляд. Сергей справился с собой, и сказал:
— Товарищи! Во-первых, хочу всех поблагодарить, за то, что вы поделали такой долгий путь, чтобы поучаствовать в нашем сегодняшнем собрании. А во-вторых, слово имеет, — тут он на секунду замялся, но сообразил, и продолжил, — имеет товарищ Летун.
Народ обошелся без пошлостей, типа аплодисментов, просто пропустили Летуна в конец комнаты, и стали молча ждать, что он скажет. Такая выжидательная тишина лучше всяких рукоплесканий.
— Буду краток, — негромко, но так, что услышали все, произнес Летун. Я потом не раз замечал за ним такое. Вроде и говорит, не повышая голоса, а слышно всем. — Мы впервые собираемся в таком составе. Все вы меня знаете, я знаю вас, за исключением недавно присоединившихся к нам… товарищей. — В нашу сторону повернулось несколько голов. Вот это да, подумал я, он принял терминологию Вайнштейна. Это просто разрыв шаблона. Офицер, летчик… и вдруг красный.
Меж тем Летун продолжал:
— Мы тут подсчитали, расклад такой: двадцать одна Семья в радиусе, примерно, километров пятнадцати. Это что-то около пяти с половиной сотен человек. У Сергея можно получить распечатку имен и координат, может быть, обнаружите друзей или родственников. Мы работаем над установкой репитера, чтобы увеличить покрытие. Далее… утвержден список аварийных частот. Большая просьба ко всем присутствующим, просьбы о помощи на этих частотах не игнорировать. Нас и так слишком мало, мы должны помогать друг другу, делиться…
— Прости, Летун, что перебиваю, — поднялся один из гостей, рыжебородый мужик, — к тебе вопросов нет, ты мужик авторитетный. С какого перепугу мне с кем-то делиться? У меня есть все, что мне надо. Я со своими, надрывая горб, добывал. А начну делиться, мигом набегут дармоеды, все пожрут, и останусь я с голым хреном. Если кому что надо, пусть дает мне что-то взамен, что мне нужно, тогда и я поделюсь. — Остальные согласно загудели. Да, мол, помогать, оно, конечно, и надо, вот только свое кровное отдавать…не…
— Гриша, а ведь ты бы сдох, если бы тебя индиго не вылечили, — мягко сказал Летун.
— Так я че? Я им потом и тушняка занес, и гречки, и…
— Вот именно, Гриша. Потом занес. А они к тебе пошли просто так. Не пошли бы, и не было б у тебя никакого потом, — Летун обвел всех взглядом, и сказал:
— Всем нам очень повезло, что мы дожили до этого дня. Но везения недостаточно. Мы не знаем, сколько еще продлятся холода. У каждого из вас есть запас продуктов, топлива, предметов первой необходимости. Есть теплый дом. За каждым из вас стоит Семья, люди, которые помогли вам выжить. И это очень много, те, у кого этого не было, уже умерли. Я считаю, что мы должны помогать друг другу. Выжить мы сможем только вместе. Будем сидеть, как хомяки, каждый на своем тушняке и гречке, и, не пройдет и двух лет, как здесь будет такая же пустыня, как там, наверху, в Городе… Да, Коцюба? — Летун заметил, что я, как примерный школьник, тяну руку.
— Ты сказал «такая же пустыня, как в Городе», — поднялся и я. — Так вот, никакая там не пустыня… — По мере того, как я рассказывал о своих приключениях в туннелях, в комнате становилось все тише, когда я заканчивал, было слышно, как гудит в печках огонь. Народ слушал, затаив дыхание. Каждый, я уверен, представил себе в красках, что, сложись все иначе, и он бы обгладывал тушку соседа в подземелье. — Летун прав, нам надо объединяться, поодиночке мы не выживем. Сожрут, — закончил я свой рассказ, и сел. Народ опять стал переговариваться, к нам подсел Летун и Сергей, на диване рядом развалился рыжий Гриша, найдя идеального собеседника в бочонке с пивом.
— Как ты этих уродов назвал? Чмулики? — спросил Летун.
— На этот вопрос отвечу я, — сказал Вайнштейн. — Только это долгая история.
— Ну, ты расскажи, всем же интересно, — прищурился Летун.
— Ладно, слушайте… — Вайнштейн пустился в объяснения. Его теорию о том, что род человеческий делится на собственно людей, и чмуликов, я уже слышал. Мне стало неинтересно слушать, и я ушел в соседнюю комнату. Там хоть не так накурено. Налил себе рюмку водки, выпил. В соседней комнате тем временем стало тихо, было слышно только голос Вайнштейна. Вот чего у него не отнять, так это умения «держать» аудиторию. Увидев, что в комнату входят какие-то люди, я удивился — на кого это чары Вайнштейна не подействовали? Вошли трое, но в комнате стало тесно, до того огромными были вошедшие мужики. Старший, очевидно, отец, подошел и протянул руку:
— Я Медведь, — пробасил он, и махнул рукой на молодых: — а это мои сыновья. Ромка и Славик, — «медвежата» кивнули, кто из них кто я так и не понял.
Здоровенный мужик, выше меня на голову, а ведь и я не маленького роста. Густые брови, борода, шея толще головы, телогрейка аж лопается. Как это там было: «…как медведь, мохнат и крепок, нем и мрачен, как могила…». Точно про Медведя. Не зря его так прозвали. И сыновья его такие же, двое из ларца.
— Оч приятно, — я пожал протянутую руку, стараясь не сморщиться от железного пожатия медвежьей лапы.
— Ты и твой друг, сразу видать, люди книжные, — начал издалека Медведь, — а мы все больше руками, так нам, это…
— Ну, — протянул я, и решил не играть в политесы: — а чего надо-то?
— Так, это… У вас мастер есть, кто каракатицы вам делал. Нам бы с ним поговорить.
— Нет проблем, приходи в гости, только гостинец не забудь. Глядишь, о чем и сговоримся. Мы всегда открыты для взаимовыгодного сотрудничества, — нажал я на слово «взаимовыгодного».
— Слушай, Коцюба, ты это… Кем до Песца был? — спросил Медведь.
— Айтишник я был, — ответил я.
— А это как? — хитро прищурился Медведь.
— Ну, компьютеры там, все такое.
— А, ну, это, хорошо, что не этот, как его, черта… чмулик, — Медведь мотнул головой в сторону комнаты, где распинался Вайнштейн. Я расхохотался. Медведь мне понравился, строит из себя простачка, а глаза хитрющие и умные. Я сказал ему об этом, он заулыбался, а сыновья его переглянулись. С этого момента разговор пошел совсем по-другому, даже эти его вечные, «ну, это» куда-то испарились. До Песца Медведь работал сварщиком, а его сыновья, я даже не поверил сначала — оба инженеры, вторая-третья степень, все дела. Один из них. Как оказалось, работал в одной из контор, где я был приходящим админом, хоть я его не запомнил, но нашлись общие знакомые. Когда пришел Песец, Медведь попытался организовать жильцов высотки, где обитал, на утепление дома и заготовку припасов. На этом месте его рассказа я не выдержал и засмеялся:
