На звон гитары, на голос Кагана никогда не приходил Иван. Чем-то зловещим несло от этого человека. Голос предупреждал: с ним надо быть всегда настороже. Он или спал, или работал. Петя заметил — Иван охотно отвечает на вопросы, рассказывает интереснейшие вещи, но никогда не начинает разговор первым. Поэтому чаще всего парни сидели в купе Кагана.
Но только сядут, заговорят — и почти сразу прибегал Бубих. Был он фантастически бестактен… Немедленно, едва Каган закрывал рот, начинал трепать свое обычное: что он передает человечеству учение Великих Мудрецов — тайное мистическое искусство слияния с Высшими Силами, искусство обретения Себя в Сущем и Божественного в Себе. Это уникальный сплав человеческих поисков и мудрости Высших Откровений, синтез всех мировых религий, источник Высшего Вдохновения, всех эзотерических учений, океан знаний, океан мысли, океан космического сознания, океан любви. И во главе всего этого идет бледный от любви ко всем, страждущий Будда Гаутама.
Что приятно: Васильева Бубих боялся. Под нехорошим, недобрым взглядом Васильева он быстро тушевался и исчезал. Только однажды Бубих осмелился похвастаться, что преодолел в себе и в мире грозные удушающие силы и принес из самых высоких надземных сфер Учение, которое остановит разрушение людей лемурами, ляжет основанием Нового Мира, новой великой и прекрасной ступени человеческой эволюции.
Васильев молча уставился на болтуна: не грозно, а скорей соболезнующе.
— Не надоело трепаться?
— Великое Учение основано на огненном поклонении Шамбале! Оно откроет ворота обнищавшему, замученному человечеству в Новый Огненный век!
— Якову Григорьевичу ты уже ворота открыл? Или как?
Бубих переменился в лице… Какое-то мгновение он жалко, робко всматривался в лицо Васильева… И потом быстро молча вышел. С тех пор Бубих, похоже, охотно не встречался бы с Васильевым и за общим столом, да выхода у него не было. Совсем не болтать про Будду Гаутаму Бубих по-прежнему был не в состоянии, но все-таки стал осторожнее. А Каган сочинил непристойную песенку, совершенно не в своем стиле, но смешную:
Кто разрушил стены Трои,
Разорил гнездо Приама?
Это пакостный вредитель,
Это Будда Гаутама.
Не Парис и не ахейцы
Виноваты были тама,
Всей петрушкой верховодил
Мрачный Будда Гаутама.
Петя охотно подхватывал:
Где какая ни случится
Историческая драма —
Всюду Будда Гаутама,
Страшный Будда Гаутама.
Но берется Гаутама
И за мелкие делишки:
Из моей библиотеки
Он украл почти все книжки.
Кто нахаркал мне в ботинки?
Почему в дерьме пижама?
Это скорый на поминки
Гадкий Будда Гаутама.
Бубих злился и не появлялся… ближайшие час или два.
Ребята радостно орали эту песню — специалисты высшего класса, разведчики, диверсанты, преобразователи мира… Все же они были очень молоды. Заглянул Васильев, послушал, попросил спеть с самого начала. Весело сложил брови «домиком», физиономия у него сделалась праздничная. Ребятам же сказал с деланой строгостью, что вот они не знают, как попасть в Лхасу, а вот Бубих это знает, и ничего тут не поделаешь. Так что черт с ним, с Гаутамой, пусть болтает.
Только не надо думать, что путешествие совершалось под звон гитары, в неком сладостном безделье. В первый же вечер Васильев спросил у парней:
— А как у вас с общей физической подготовкой?
— Регулярно делаю физическую зарядку… Ходил в походы… В том числе в зимние… Хронических заболеваний нет, — так отвечал Петя, и почти такие же ответы дали двое других.
— Умеете укладывать рюкзак?
— Да, нас учили.
— Тогда все из рюкзаков вон! И складывайте по-новому, проверю.
И проверял, давая очень дельные советы.
— Ноги не натирали?
— Нет…
— Не натирал…
— А я первый раз неправильно намотал портянки, стер ногу…
— Сильно стер?
— Не особенно…
— Надевайте сапоги. Приду — проверю.
И проверял, как намотали, не сотрут ли ноги в дороге. Закуривал и снова спрашивал:
— Сумеете запрячь телегу?
— Да.
— А верховую лошадь?
— Тоже да.
Лошади в поезде не было, и пришлось подробно объяснять, показывая руками: вот так надо навьючивать вьюк. А Васильев не успокаивался:
— По стрелковому оружию у вас что? Для начала собрать-разобрать?
После ужина ребята собирали-разбирали пистолеты и револьверы, изучали винтовку. Уже почти ночью Васильев повесил в кают-компании наволочку, нарисовал на ней мелками круги и стал учить парней стрелять из пистолета с глушителем.
— Шуметь не будем, а тренироваться необходимо! — говорил он.
Наверное, тренироваться и правда было необходимо, но, кроме всего прочего, Васильев очень любил учить молодежь своему делу. Он с таким вкусом этим занимался, что и ребята невольно сами увлекались.
Второй день пути ознаменовался двумя важными событиями. Во-первых, во время завтрака их всех попытались убить. Петя как-то уже начал привыкать, что его все время кто-то хочет убить… Наверное, потому ничего не предчувствовал, Голос молчал, и потом Васильев его еще и отругал за «потерю бдительности». А какая тут бдительность, если все разошлись по купе, официант понес пустые тарелки, и оказалось — вовсе это не официант, а переодетый диверсант?
Васильев, несмотря на огромный опыт, тоже ничего не предчувствовал. «Официант» поставил себе тарелки на поднос, а потом хладнокровно извлек из-под фартука огромный армейский пистолет ТТ-33. Впрочем, хладнокровно или нет — уже невозможно узнать: спрашивать не у кого.
Потом Васильев орал, что нельзя быть таким же кретином, как этот: нечего тянуть резину, достал оружие — сразу стреляй! А этот «раздолбай хренов» поднимал пистолет с глушителем слишком медленно. Почему? Опять же, спрашивать не у кого.
Главное, Васильев вдруг обнаружил красно-коричневую махину с черным отверстием дула, чуть ли не упиравшуюся ему в лоб. Вот Васильев не тянул ни секунды: сократил дистанцию и вцепился в кисть с оружием. Он одновременно блокировал курок, чтобы не выстрелить, и выкручивал руку, а потом, через доли секунды, рычагом через руку бросил врага. За стуком колес никто и не услышал бы даже выстрела из пистолета с глушителем, но Васильев орал оглушительно.
Пете казалось, что он прибежал мгновенно, быстрее нельзя, но, когда он оказался в «кают-компании», «официант» корчился и выл под тяжестью Васильева и Кагана. Петя вцепился мертвой хваткой в валявшийся пистолет… Оказалось, не это нужно.
