– Крупнокалиберный пулемет, – восхищенно закричал сержант.
– Бери выше, начальник, – повернулся к нему Вальдес, – электрическая турель.
– Хороший автобус, – одобрительно кивнул Профессор, с удовольствием разглядывая мечущиеся в лучах фар куски Цап-Царапа. Наконец Вальдес отпустил гашетку, и грохот смолк. В свете фар клубился сизый пороховой дым. Дорога вновь стала свободной. Автобус, утробно заурчав, двинулся вперед. Буквально через несколько метров он уперся носом в железные ворота.
– Приехали.
Шепот сержанта показался неуместным после грохота выстрелов. Автобус дернулся вперед. Ворота упали, подняв столб пыли. Неслышные тени заскользили одновременно из передней и задней дверей: Паук, Нос, Юла, Портной, Бочка… Также бесшумно, переговариваясь только жестами, они заняли позиции вокруг замершего двухэтажного коттеджа. Дом казался абсолютно необитаемым. Равнодушно поблескивали водосточные трубы. И тут парадная дверь распахнулась. На пороге появилась согбенная фигура с поднятыми руками.
– Сдаюсь, – произнес низкий, хриплый голос. Мощный луч фонаря вцепился в лицо стоявшей на пороге фигуре.
– Харпер, – удовлетворенно произнес сержант. Харпера тут же подхватили под руки и втолкнули обратно в дом. Вальдес остался колдовать у растерзанного Цап-Царапом автобуса.
В доме было сыро и неуютно. Посередине гостиной на постеленной на полу газете стоял старенький телевизор. Тут же рядом с ним валялось ватное одеяло, видимо служившее Харперу постелью. Разбросанные по нему крошки свидетельствовали о том, что Харпер ел там же, где и спал. Повсюду лежал толстый слой пыли. Харпера посадили на единственный стул. На него было направлено несколько военных фонарей. Сержант медленно прохаживался перед пленником.
– Вы ожидали Сигизмунда Трэша и его сообщников?
Харпер поднял насмешливое лицо. Он не казался испуганным. В его глазах можно было прочесть сожаление, но не страх. «Крепкий старик!» – с уважением отметил Профессор.
– Я не очень-то любил Сигизмунда, но, признаться, ему я бы обрадовался больше, чем вам.
В комнату вошел Вальдес. Он вытер перепачканные маслом руки и отшвырнул грязную тряпку в угол.
– Вы не зря недолюбливали Трэша, Арчер, – вмешался в допрос водитель. – В настоящий момент, бросив вас, он направляется к урканской границе.
– Арчер? – изумился сержант. – Но нам сообщили, что здесь скрывается клон Сэмюэль Харпер.
Харпер засмеялся.
– Успокойтесь, сержант, – Вальдес ничуть не смутился, – я просто оговорился.
– Оговорился… – растерянно повторил сержант, переводя взгляд с Харпера на Вальдеса. И тут Вальдес крепко схватил сержанта за воротник и, приблизив губы к его уху, заговорил. Его слова сливались в теплый, мутный поток. Запах бензина и мазута снова вызвал приступ тошноты, такой же, как недавно в автобусе. Профессор пытался уловить смысл хотя бы отдельных фраз, но они мгновенно распадались на слова. А слова – еще быстрее на рокочущие звуки. И все-таки он мог поклясться, что понимает смысл того, о чем втолковывал ему Вальдес. Он мгновенно догадался, что это – предатель. Человек, потерявший честь. Офицер, потерявший честь. Приказ вместо сердца. Он не выполнил приказ. Нет, неправда. Он всегда выполнял приказы! Хотя… Сержант вспомнил. Тогда в Уркане. Джунгли. Листья паппоры, липнущие к лицу. Мокрые от пота камуфляжи. Натертое «Фанубером» бедро. «Фанубер» – хорошее и точное оружие, но не для джунглей. Он был новичком, он еще не знал множества тонкостей. Тонкости. В этой жизни слишком много тонкостей. Они мешают выполнять приказы. А приказ – это жизнь. Потому что приказ заменяет сердце. Он отпустил Пятно. Почему он отпустил Пятно? Он не помнил. Ведь это так легко – газовая граната и все. Но Пятно ушло невредимым. Может быть, потому, что ему показалось, будто это последнее Пятно на планете? Их никто не видел пару тысяч лет, не меньше. Только легенды… Может, это вообще было не Пятно. Он не помнил. Сержант не успел разобраться в своих воспоминаниях. Острый кол вонзился ему в сердце. Горло сдавило так, что отчаянно захотелось кричать, орать во всю глотку. Но вместо крика он сумел выдавить из себя лишь слабый хрип. Сержант попытался вдохнуть. Это вызвало страшную боль. Кол в сердце зашевелился, и сержант, он же Профессор, повалился на пол, хватаясь руками за сердце. Приказ… До самого последнего мгновенья он верил, что боль отпустит. Сержант ошибался.
– На помощь! – крикнул Вальдес, бережно придерживая тело сержанта. В комнату вбежали Паук и Юла.
– Кажется, инфаркт, – Вальдес отпустил Профессора. В глазах заполняющих комнату солдат заметались неясные подозрения. Многие на ходу передергивали затворы «Вервольфов». Вальдес распрямился во весь рост и неожиданно командным голосом произнес:
– В связи с трагической кончиной сержанта с кодовым именем Профессор командование на себя принимаю я.
Паук угрожающе повел стволом:
– Почему ты?
Вальдес молча повернул к ним внутреннюю сторону лацкана своей рубашки. На «ласточек» злобно зыркнул серебряный череп.
– Разговорник! – пронеслось по рядам ошалевших ветеранов.
– Высшей ступени, – подтвердил догадку Вальдес. – Я думаю, вопрос закрыт. А теперь занять обозначенные планом позиции. Живо!
– Есть! – Паук.
– Есть! – Юла.
– Есть! – Бочка.
– Есть! – Портной…
Походные ботинки застучали по паркету. Вальдес обернулся к Харперу.
– Вы не сможете удержать утечку информации, убивая всех, кто наткнулся хотя бы на намек, – Харпер спокойно встретил тяжелый взгляд Разговорника, – рано или поздно все станет известно всем. Тем более если Трэшу удастся прорваться в Уркан.
– Я обманул вас, Харпер. Трэш придет сюда. Ведь эти самые намеки ему сделали вы. К тому же Трэш не знает и десятой доли того, что знаете вы.
– Как вы меня нашли? Ах, да – Сэмюэль. Теперь он – это я. Я – это он. Вам не кажется все это слишком запутанным?
– Кажется, – согласился Вальдес, – но это, как вы догадываетесь, продлится недолго.
Самарин открыл глаза и, несмотря на то что лампочка, свисавшая с потолка на длинном грязном шнуре, по-прежнему тускло освещала штабели неоструганных досок, понял – наступило утро. Все тело ныло. Самарин чувствовал, как медленно, но неотвратимо к нему подбирается безумие. А что, если все происходящее вокруг – только плод больного воображения, а на самом деле он находится сейчас в психиатрической лечебнице, сидит на стуле, одетый в смирительную рубашку, и смотрит перед собой невидящими глазами? На мгновение его охватила уверенность, что усилием воли можно вырваться из этого кошмара и вернуться в нормальный мир, где он был обычным геологоразведчиком. Самарин закрыл глаза, напрягся и вновь открыл их. Тут же он увидел трясущего его за плечо Эдварда Шура.
