На Спирина и Женьку посмотрели с уважением: может, эти скромные офицеры, надев вражескую форму, чуть ли не до Берлина добирались, чтобы врага сфотографировать?
Слово взял капитан Марчук: кратко обрисовал особенности города, раздал армейцам «исправленные карты». Было приказано изучать документы, ужинать, и отдыхать.
– Как-то неудобно, – бормотал Спирин, изыскивая в темноте спуск к прудику-ставку. – Люди абсолютно не знают город, но пойдут впереди, нас прикрывая. А мы и туристами были, и карту изучали, но за их спинами будем прятаться…
– Чего это мы будем прятаться? – Женька выругался, поехал по скользкой глине и чуть не оказался в воде – примолкшие западенские лягушки разочарованно заквакали. – Тьфу, истоптали здесь всё. Умывайся, товарищ лейтенант, ужин ждет. А завтра мы свое дело будем делать. Надо будет, так и на броню с автоматами сядем…
…Разросшаяся оперативная группа деятельно стучала ложками. Перловка с тушенкой была вполне себе, хлеба вдоволь да шмат сала не показался лишним. Ужинали почти на ощупь, в тени бронетранспортера. Вокруг было неспокойно: бродили какие-то недобитки – часовые дважды открывали стрельбу.
У столичной гостьи ложки не оказалось, орудовали на пару Женькиной, впрочем, это на скорости процесса не сказывалось. Попутно Катрин шинковала сало и хлеб ломтиками идеальной толщины – бутерброды так и улетали.
– Вы, товарищ Мезина, осторожнее с ножом, – посоветовал Коваленко. – Зацепите в потемках пальцы, выведете себя из строя.
– Кто не рискует, тот сало не ест, – отозвалась старший сержант. – Собственно, оно, сало, уже иссякло.
– Чувствуется большой опыт, – съязвила Шведова, забирая очередной бутерброд. – Такие руки, да не ценить…
– Вы, товарищ старшина, немножко не объективны, – мягко намекнула Катрин. – Руки у меня нормальные, продукты не роняю, ножи тоже. Если ваша фронда к чему иному относится, так товарищ полковник в прошлом человек искусства, глубоко интеллигентный, знаток театра и прочих изящных искусств. Можете его после войны за лацканы взять, тряхнуть и спросить: что ж ты, гадина трусливая, ручки бабам чмокал и в Москве отсиживался, когда мы в атаку ходили? Или он тоже автомат порой брал, не брезговал? Ну, когда было нужно?
Шведова промолчала.
– Вы, товарищи девушки, осторожнее темы выбирайте, – негромко предостерег Попов.
– Мы исключительно о театре, – заверила Мезина. – Я с товарищем полковником с довоенных времен знакома, страшно сказать сколько лет. Не поверите, в один театральный кружок ходили. Эх, какие времена были!
– А я сразу понял, что вы актриса, – заметил капитан Марчук. – Да, що война с нашими женщинами делает.
– Ничего, мы еще вернемся к мирной жизни и всё наверстаем, – заверила Катрин. – Будем по стране ездить, по театрам ходить. Кстати, как тут во Львове с театром? Ориентир годный?
Разговор вошел в техническую колею, и это было правильно. Потом Коваленко приказал отдыхать.
– Надо бы хоть пару часиков вздремнуть, – прошептала Катрин, глядя куда-то вверх. – Что-то я нервничаю. Действительно отвыкла. Нельзя сказать, что у нас сплошь пасторали со свинюшками-пастушками, режемся в меру сил, как же без этого. Но здесь масштабы. Полгоризонта громыхает…
– А я уж как-то не замечаю, – признался Женька. – Слушай, а что у тебя за духи? Что-то столичное, эксклюзивное? Сугубо из практических соображений спрашиваю – Иришке такой букет наверняка понравится.
– Что, еще чувствуются? – слегка смутилась старший сержант. – Это еще тамошние. Вроде бы смывала тщательно.
– Экзотика там у вас… – Земляков пощупал ППС под боком и не заметил, как глаза закрылись.
Еще до рассвета механики спецотряда начали заводить двигатели…
Оперативная обстановка:
7 июля «Командующий Львовского округа» полковник Армии Крайовой Филипковский получил из Англии приказ генерала Соснковского начать львовскую часть акции «Буря». Задача: овладеть Львовом и, опережая приход советских войск, создать польскую администрацию. Непосредственно в городе у поляков имелось около трех тысяч вооруженных бойцов: так называемые «5-я дивизия пехоты», «14-й полк улан» и отряды добровольцев. Подпольные группы и партизаны мобилизованы, но активных действий пока не предпринимают.
Немецкая администрация и большая часть тыловых подразделений вермахта уже покинули город.
Войска 3-й гвардейской танковой армии и 4-й танковой армии подошли к городу и частично обошли его. В руках немцев остается Стрыйское шоссе (юго-западное направление). Штурм начнется в ночь на 22 июля. Первой в город войдет 63-я гвардейская танковая бригада 10-го гвардейского танкового корпуса. Спецотряд идет следом…
Город Львов, улица Святого Яцка Микола Грабчак идейный дезертир 17:20
…Опять взялась всхлипывать-давиться. Уймется или нет? Микола осторожно, боясь, что тонкая дужка хрупнет, поставил на блюдце чайную чашечку.
– Вы, пани Олена, не сокрушайтесь так. Супруг ваш истинным героем погиб, честью не поступился. До последней возможности прорыв возглавлял, командовал. Смерть истинного лыцаря. Когда ранило, думали, вынесем, эх… У москалей снайперов сотни…
Про лыцаря, кажется, уже говорил. Пани кивает, платок к глазам жмет, опять всхлипы грудяные, словно собака кашляет. Да що ж в том толку? Все одно не воскресить…
Мучил Грабчака скулеж бабский. Хотелось успокоить, взять двумя пальцами за шейку хрупкую, сдавить, словно ту чашечку с фаянсовыми загогульками, и пани к себе притиснуть. Пусть живого мужчину почувствует. Вон, и диван имеется…
Вообще, пани Тимкевич не только с тылу была гладка. Воспитанная дамочка, с лица приятная, только нервна излишне. В письмецо вцепилась, слезы-всхлипы, то да сё, но без обмороков. Приказать, чтобы переодели да обед разогрели, не забыла. Девка-прислуга, ахая и слезу пуская, Миколу накормила, дала панские вещи (не обноски, все вполне приличное, хотя и тесноватое). Потом пригласили чай пить и рассказать «о хвылине страшной[61]». Отчего ж не рассказать? Все давно придумано, еще тогда, когда Микола покойницкую записку у дороги перечитывал…
Прислуга, круглолицая, на домашнюю кицьку похожая, сейчас в дверях залы торчала, тоже слезы утирала, носом хлюпала. Вот сволоцюга, мешает ведь. Надо бы дело решать, а тут еще диван на глаза так и лезет – суп горячий, да щедрая стопка настойки солдатские мыслишки разогрели. Но не время: бабы две, дите в спаленке – запросто расшуметься могут. Тут решать да сбегать нужно, иначе «хвилина страшна» и самому Грабчаку очень запросто может прийти…
