Обутыми в старые армейские ботинки — ими весь базар завален — ногами, сержант уверенно топал по небольшой, безымянной улочке района Котали Мурча, расположенного на северо-западе Кандагара, крупнейшего и стратегически важного города на юге Афганистана. Он доподлинно знал, куда он идет и зачем — не далее как вчера в Баграме он изучал спутниковые снимки местности, сюда их перебросили ночным рейсом. У него ничего не было в руках, через плечо — он нес большую, перекидную сумку-торбу, какую носят все, кто торгует по мелочи, и женщины и мужчины. Если такие сумки продавать в дорогих магазинах Лондона — они произведут фурор, а здесь сержант купил эту сумку за пятьдесят афгани[35] на базаре. Чуть позади него — прикрывая на шесть, как они говорили, cover you six, топал одетый схожим образом капрал Майкл Келл, он нес на плече ковер, и это позволяло ему скрывать автомат — он был просто завернут в ковер. Как и всегда бывает — во время намаза улица была почти пуста, лишь в начале улицы — показалось небольшая, желтая с белыми дверцами Тойота-такси. Там была вторая часть их патруля в составе капрала Хью Артура и лейтенанта Дэвида Креддока. Они должны были наступать с другого направления, чтобы отрезать боевикам путь бегства в зеленку. Район находился у самого края города, чуть в стороне — блок-пост с американской морской пехотой, но они в случае чего — не успеют.
— Ястреб, я тебя вижу, окей… — негромко сказал сержант. Он мог переговариваться при помощи ларингофона, закрепленного на горле, его прикрывал яркий цветастый платок. Наушник в ухе был почти невидим, но и он прикрывался чалмой.
— Сосед, я тоже тебя вижу, окей. Наличие цели подтверждено. Давай быстрее, пока эти ублюдки стоят раком.
— Принято…
Аллаху Иляхун, Табарака-л-Лаху, Альхамду ли-л-Лахи, Ляа иляха иль-ал-Лаху, Аллаху Аъзаму…
Сержант прислушался — читали такбир, вступительную часть молитвы. Он вырос не в самом лучшем районе Лондона, там рядом был подпольный молельный дом, и когда эти вставали раком — они выставляли магнитофон и все это — транслировали на весь квартал всем желающим. И нежелающим тоже. Поэтому — сержант Гибсон за время отрочества выучил едва ли не весь Коран наизусть и мог прочитать весь намаз без запинки не хуже иного муллы…
Именно поэтому его прозвали «соседом» — он раздражался, как только слышал слово «сосед» и всегда очень тщательно подходил к выбору соседей, что в казарме, что в полевом выходе, что в любом ином месте.
Вот и ворота. Большие, когда то давно выкрашенные зеленой краской, но сейчас облупившиеся, ржавые…
Над Кандагаром, в раскаленном дневном воздухе плыли слова молитвы…
Сержант сунул руку в сумку и выхватил НК МР-7, отличное оружие для ближнего боя, обладающее емким магазином на сорок патронов и позволяющее стрелять с одной руки. На ствол — был уже надет короткий швейцарский глушитель. Капрал сбросил с плеча изрядно надоевший ему ковер, мгновенно раскатал его — и оказался обладателем короткого карабина DIEMACO C8CQB с глушителем той же самой B&T, прицелом от Eotech и длинным, толстым магазином от Surefire на сто патронов. Эти магазины они только что купили на свои деньги — во время решения типовой штурмовой задачи ста патронов хватало при любых условиях, и можно было не перезаряжаться под огнем противника. В Афганистане — это было немаловажно.
Кроме автомата — в ковре было завернуто специальное взрывное устройство для вышибания дверей, которое капрал немедленно прилепил к двери, встав справа от нее. Сержант занял позицию слева.
Такси ускоряло ход…
— Давай!
Хлопнул взрыв — эта штука пробила металл и вырвала огромный кусок из двери. Капрал ударил ногой по двери, сержант бросился внутрь. Дворик, чуть в стороне — молятся двое, автоматы Калашникова стоят у стены. Один так ничего и не понял, второй — просек и тянется к автомату.
— Аллах Акбар!
Рука замерла — на мгновение, но он это видел — и сержант нажал на спуск своего автомата. Это было его фирменным трюком — он орал Аллах Акбар и ошалелые хаджи не знали, как на это реагировать. Несколько раз это спасло ему жизнь в очень дурных ситуациях, один раз — его чуть не пристрелили, не разобравшись.
Боевики повалились в пыль, убитые точными выстрелами — и кровь оросила мешковины, которые они использовали в качестве саджады, молитвенного коврика…
Сзади — коротко стукнул автомат капрала — он прикончил еще одного ублюдка, выскочившего с автоматом из-за машин. То ли он там молился, то ли дрых — было непонятно, и у сержанта не было никакого желания выяснять это.
Сержант и капрал — проскочили ко входу в дом. Как это обычно и бывает здесь — в нем вообще не было двери, он был занавешен легкой кисеей — от жары. В афганских домах основная дверь — та, что ведет во внутренний дворик, он считается частью пространства дома, только без крыши. В коридоре — темно, после ослепительного света дня глаза почти ничего не видят, но здесь — никого нет. Дверь, на вид довольно крепкая. То, что они могли сделать быстро — они сделали, теперь оставалось сложное…
Сержант достал из своей сумки черный цилиндр светошумовой, выдернул чеку.
— Бойся!
В этот момент произошло то, что иногда происходит в боевой обстановке — хотя лучше бы не происходило. Дверь открылась, на пороге — бородатый детина под потолок, в руке — автомат Калашникова. От него воняло, так воняло, что это чувствовалось — воняло жуткой смесью запахов немытого тела, нечистой бороды и волос, пороха и крови.
Времени было немного, секунда, не больше — но сержант принял единственно правильное решение в такой ситуации. Рука у него была занята гранатой, он выпустил из рук автомат — поэтому он упал, упал там, где стоял, «под себя». Он упал, освобождая линию огня капралу — и капрал не сплоховал, он моментально вскинул свой карабин и выстрелил почти в упор в моджахеда. В светошумовой уже не было чеки — и сержант бросил ее внутрь, в дверной проем, который ему любезно открыли. В следующий момент — грузное тело мертвого бородатого обрушилось на него…
Более омерзительного ощущения он не испытывал. Какое-то мгновение он не мог встать, не мог даже пошевелиться — отчего испытывал безответный ужас. Потом — в закрытом помещении оглушительно загромыхал Калашников, пули летели непонятно куда — видимо ошалевший от взрыва моджахед просто нажал на спуск, и начал стрелять не пойми куда. Капрал Келл перепрыгнул через них длинным, обезьяньим прыжком, сержант попытался сбросить бородатого с себя… было просто некуда, слишком узкий коридор и он лежал так, что застрял в дверном проеме. Грохот светошумовой — и снова послышалась стрельба — вперемешку из Калашникова и с глушителем, такие резкие хлопки. Заорав что-то он поднялся на руках — и ему удалось сбросить с себя вонючую тушу. В этот момент — кто-то вбежал в коридор — и он обернулся, хватаясь за висящий на ремне автомат.
