Камера заключенного. Чувства Риммера в образе Тени были обострены до предела. Поэтому приторная смесь из запахов пота, испражнений и страха показалась невыносимой. Узник — немолодой уже мужчина — лежал на разбитой кровати лицом к стене и, судя по ровному сопению, спал. Отметив мимоходом, что Силы в узнике совсем мало, а, значит, он не цанхи, Тень просочилась сквозь частую решетку, отделявшую камеру от длинного коридора, в самом конце которого, сидя за столом, дремал краснорожий охранник. С другой стороны, там, где находилось караульное помещение, доносился приглушенный деревянной дверью стук игральных костей, звон монет и довольный смех.
Риммер не знал, в какой из камер содержат Тиметиура, поэтому неспешно скользил Тенью по каменному полу и сквозь решетки присматривался к спящим узникам. Зрение Тени сильно отличалось от человеческого. Даже в полной темноте Риммер видел четкие черно-белые очертания предметов. А живые существа выглядели палитрой художника, экспериментировавшего с синим, красным и желтым. И только Сила тонким ветвистым побегом обвивавшая позвоночник, излучала яркий белый свет. По интенсивности свечения можно было судить о количестве и качестве так необходимой Тени субстанции.
Преодолев половину коридора, освещенного тусклым светом масляных ламп, Риммер не обнаружил ни одного цанхи. Халиус достаточно рассказал ему о кувенах, чтобы допустить, что узниками этой тюрьмы были в большинстве своем ни в чем не повинные люди. Впрочем, возможно кто-то из них мог быть скордом, разорявшим варголезские склепы или пимперианские руины, или Коллекционером, имевшим страсть к предметам древности и артефактам Мастеров.
И лишь один человек излучал яркое белое свечение, озарявшее узкую камеру с низким потолком.
Тиметиур.
«А он заметно постарел за прошедшие годы».
Зато Риммер внешне совсем не изменился. И теперь они выглядели одногодками. Нет, Тиметиур казался, пожалуй, даже постарше.
Беспрепятственно миновав решетку, Тень скользнула в камеру.
Тиметиур спал на кровати, заложив руки за голову. Отсутствие свободы и элементарных удобств его, по-видимому, совершенно не волновало. Даже во сне он был образцом спокойствия и твердости. На его теле не было ни следа пыток или хотя бы побоев. Возможно, у кувенов до него еще не дошли руки. А могло быть и иначе. Халиус краем уха слышал о том, что в последнее время кувены пытаются найти общий язык с уцелевшими Мастерами, переманить на свою сторону — особенно это касается Мастеров-ремесленников. Где-то в Кимских горах есть обитель, в которой им позволяют заниматься любимым делом, однако на благо Братства. Правда это или пустые слухи… Как знать.
Так или иначе, но с Тиметиуром у кувенов все равно ничего не выйдет. Во-первых, для них он слишком крепкий орешек. А во-вторых, даже если им удастся «уговорить» опального Мастера, толку от него не будет никакого… после того, как Риммер отнимет у него Силу — всю, до последней капли.
Тень поднялась с пола, медленно вытянулась во весь рост человеческим силуэтом, налилась объемом, превратившись в злорадно хихикающего Риммера Квесси.
Он протянул руку к груди Тиметиура, слегка согнул пальцы, словно обхватил ими большой шар, и в тот же миг от тела спящего к ним потянулась белесая субстанция Силы.
Тиметиур заворочался, его лицо перекосила гримаса боли. Он тихо застонал…
…и открыл глаза.
Цепкие пальцы правой руки метнулись к горлу склонившегося над ним человека. Риммер подался назад и помог противнику встать с кровати и тоже вцепился в глотку цанхи. Молча, лишь сопя и глядя в глаза друг другу, они закрутились по камере в безумном танце ненависти.
— Ты?! — удивился Тиметиур, узнав своего противника.
Риммер ехидно хихикнул, все крепче сжимая пальцы. Приложи он достаточно сил, и Огнеборец упадет со сломанной шеей. Но он не спешил, наслаждаясь своим превосходством над человеком, который тридцать лет назад кичился высоким происхождением и Силой. Впрочем, даже тогда достаточно было одного прикосновения, чтобы лишить зазнайку его способностей. Однако чисто физически Огнеборец значительно превосходил немощного стареющего Риммера. Тридцать лет назад… А сейчас он казался беспомощнее слепого щенка, угодившего в пасть матерого волчары. Его глазки испуганно бегали из стороны в сторону, он даже задрожал, когда Риммер начал не спеша откачивать из него Силу.
И тут что-то ударило Риммера в спину. От острой боли перехватило дыхание, а тело выгнуло дугой. Разжав пальцы, он отпустил горло Тиметиура, тут же мешком упавшего на пол, и обернулся лицом к выходу из камеры.
По ту сторону решетки стоял охранник, быстро перезаряжавший арбалет, а по коридору уже стучали сапоги спешащих к камере гайверов.
В иной ситуации Риммер справился бы с ними со всеми. Но сейчас его разум пожирала БОЛЬ — давно позабытое чувство. Будучи Тенью, он ее не чувствовал. Но его тело из плоти и крови было так же беззащитно, как и прежде.
— Дурак… — простонал он и рухнул на пол Тенью, которая тут же скользнула к стене, оставив на месте ранения окровавленный арбалетный болт, добралась до окна и просочилась через решетку наружу, уронив на подоконник каплю черной как ночь субстанции…
Тень медленно ползла по городским улицам, теряя на каждом шагу частичку самой себя. Остававшиеся на брусчатке капли тихо шипели и таяли, исчезая без следа. Несколько раз, чтобы сберечь свои силы, она обращалась в человека, но от этого становилось только хуже. Риммер нетвердо стоял на ногах, шатался, словно пьяный, из стороны в сторону, падал, вставал и все время стонал. Рана быстро затянулась, но продолжала донимать острой болью. Когда она становилась совсем уж нестерпимой, человек снова падал на землю Тенью.
Последнее превращение произошло вблизи убежища, и в дверь дома, принадлежавшего одному из адептов Халиуса, постучал изможденный человек. Лишь когда его пропустили в прихожую, окончательно ослабший Риммер повалился на пол. Его подхватили под руки и отнесли на кровать.
Халиус послал хозяина дома за знакомым лекарем, а сам остался в комнате с раненым…
Риммер лежал с закрытыми глазами и тихо постанывал.
«Сейчас или никогда».
Опустив ладонь на рукоять ножа, Халиус стал тихо приближаться к кровати. Когда до ложа оставалось всего два коротких шага, горло Халиуса захлестнула тугая петля. Он попытался освободиться, но, протянув пальцы к горлу, не обнаружил никакой удавки. А она, тем не менее, продолжала затягиваться.
Халиус захрипел.
