– Дядя Изя, открывай, это я, Степан.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулся сначала ствол винтореза, затем длинный нос дяди Изи.
– А, это вы, – заулыбался старик, – проходите, проходите.
– Здорово, дядя, как живешь-можешь? – жизнерадостно пропел Митя.
– Живу хорошо, могу плохо, – старик мерзко хихикнул.
– Ты чего не в трактире? Или печень в штаны выпала, попоститься решил?
В этом весь Митя, прям до безобразия.
– Эх, молодой человек, вот когда доживете до моих лет… Впрочем, лично вам это не грозит, с вашим народным юмором, – и, построжав лицом, уже мне: – Приехали вчера, серьезные такие ребята из Полиса, сказали дней на пять, но сегодня вечером появился какой-то мелкий поц, и они, перетерев между собой, подались обратно. Я со вчерашнего дня сижу на сухомятке и даже не пью, лавку охраняю, – последнюю часть монолога Изя произнес так жалобно, что мне стало где-то не по себе (во, сам заговорил как Изя).
Но, справившись с собой, я поведал старику о делах наших невеселых и о личных планах по освобождению моего папаши. Старик внимательно выслушал меня, молча удалился в глубину лавки и, появившись через секунду, протянул мне веревку со словами:
– Степа, ты меня лучше сразу повесь. Ну, представь, приедут сюда эти поцы, и вы с ними устроите здесь маленькую войну, а где мой гешефт в этом деле? Гешефт будет заключаться в том, что дядя Изя, как пьяный артист, будет изображать из себя Александра Матросова, падая на амбразуру с криком: «Гребаный гололед!» Нет, ребята, воевать лучше на вражеской территории и с наименьшими потерями, – он немного помолчал, подумал, машинально перебирая веревку в руках, и продолжил: – Юра, ты знаешь район Рогожской заставы? – И, получив положительный ответ, дал совет: – Значит, не доезжая до бывшей кольцевой дороги, сворачивайте направо и выходите на восточный тракт, его контролируют конкуренты Паука, а около Рогожки живет Кац Борис Моисеевич, он и сведет вас с достойными людьми. Только вы должны ОЧЕНЬ убедить их помочь вам. А теперь, ребята, пошли в трактир, я жрать хочу.
В трактире в этот поздний час посетители отсутствовали, Толик помогал наводившим порядок подавальщицам, протирая столы.
– Вот, спасителя твоего привел, – буркнул с порога Изя.
– Ба, знакомые все лица! – воскликнул слегка выпивший Толик, отрывая зад от лавки.
– Юрочка, родной мой, проходи, садись, сейчас все будет в самом наилучшем виде, мангальчик растопим, шашлычки из косули организуем, а пока вот окорочок свиной копчененький, самогоночка, как слеза, – суетился трактирщик.
Юра, слегка покрасневший (ха… спаситель), первым уселся за стол, и через минуту вся мужская компания, за исключением Толика, с аппетитом трескала сочную кабанятину, запивая ее самогоном.
Слегка насытившийся Изя задумчиво прихлебывал самогон из кружки в ожидании шашлыков.
– Ты слышал (это мне), золото опять входит в цену. Когда разрушенный Полис начали осваивать по-новому, под развалинами находили хранилища с золотыми и серебряными монетами, да и в домах их оставалось немало. Применения эти монеты не нашли, все предпочитали натуральный обмен, но серебро все же использовали для обеззараживания воды, а золото не имело особой цены. Ты и сам знаешь, железо и то дороже стоило, но теперь все меняется: кто-то скупает, собирает и даже отнимает силой золото у людей. Ты вот поедешь в Полис, увидишь, они даже торговую пошлину могут принять золотом или серебром. А вот теперь посмотри, что стали чеканить в городе, – и он достал из залоснившегося кошеля золотую монету с профилем усатого человека.
– Кто это, Паук?
– Нет, Степа, это человек, на которого он молится. Друг евреев и советской детворы товарищ Сталин. Он умер уже более ста лет назад, но до сих пор служит для Паука примером решения кадровых вопросов. Поэтому руководитель клана СБ до сих пор у власти, и структура, созданная им, крепко спаяна страхом. Взяв гигантское, по твоим словам, хранилище, Паук захватит всю власть в Полисе. Введет единую денежную единицу в виде вот таких монет и, по сути, станет единым правителем в стране рабов. Несогласных, вот, например вас, уничтожит и с другими группировками церемониться не станет. Чую, большая бойня будет, ты запоминай, парень, что тебе дядя Изя говорит, я тебе неплохие аргументы для разговора с конкурентами Паука привожу.
– А вот и шашлык, и кувшинчик, кувшинчик, Толя, не забудь, – Изя прервался, и разговор на серьезную тему сам собой «сошел на нет».
Потом мы пели песни. Собственно, пел дядя Изя, а мы разноголосо подпевали, особенно мне понравилась песня, соответствующая нашему положению, где были слова: «Вихри враждебные веют над нами», – ну точно про нас. Потом Митька с Юрой плясали с подавальщицами, а мы сидели с Изей и допивали второй кувшин «огненной воды».
– Дядя Изя, а когда тебе было жить лучше, сейчас или раньше, до катастрофы? – задал я глупый вопрос.
– Конечно раньше, – твердо сказал старик.
– А почему?
– А тогда у меня хрен стоял, – простодушно добавил Изя. Разомлев после обильной пищи и еще более обильного возлияния, старик, склонив малиновую лысину к моему носу, прошептал доверительно: – Знаешь, сынок, я даже во время катастрофы прорицателем сработал. Было мне тогда, как тебе сейчас, восемнадцать лет, отец мой был вдов, но содержал в загородном доме любовницу, к которой я не питал родственных чувств. Отец же пытался создать общий семейный очаг и при случае таскал меня в семейное гнездышко. Вот едем мы по трассе на папашином «Бентли», и посреди дороги меня такой срач разобрал, что я попросил отца остановиться. Он проворчал, что я готов на все, лишь бы не встречаться с мачехой, ну мы поговорили (я уже из-за кустов) на повышенных тонах, и он, человек вспыльчивый, хлопнув дверцей, подался вперед. Я тоже весь в него, несдержанный был, крикнул вслед: «Чтоб тебя разорвало», – и тут земля затряслась так, что я с корточек сразу в свое дерьмо сел, а машина отца взорвалась у меня на глазах.
Старик вздохнул горестно и сказал:
– Будут свои дети, Степа, учи сразу же почитать родителей, иначе несчастными всю жизнь проживут.
– А у тебя были дети?
– Постой, растревожил ты мне душу, сынок. Толь, принеси еще кувшинчик. – И, приняв на грудь еще полкружечки, Изя продолжил: – Да, были у меня два сына, погодки, чуть старше тебя. Гоняли по тракту, старший даже вожаком у возчиков был, все жениться не хотели, красавцы, все в меня (я испуганно посмотрел на Изю), в смысле похожи на меня молодого, все говорили, а зачем жениться, нам и так любая девка даст. Так я и остался без внуков. Привезли однажды моих сыновей завернутыми в холстину, ну у жены сердце не выдержало, в одночасье скончалась, вот и остался совсем один.
