несколько взмахов, если приловчиться, зубы шаркунам ломать будет одно удовольствие.
Я пошуршал мусором на полу, пытаясь понять, чего больше разбросано в комнате: бычков или отстрелянных гильз.
На одной стене фотографии улыбающихся чернокожих, довольно упитанных мужчин и женщин в темно-синей форме, грамоты и медали. Я сорвал несколько бронзовых и слепил примитивный ремень из ленточек, прикрутил к ручкам щита и закинул его за спину. Решил, вот когда обзаведусь нормальным одноручным оружием, переиграю, а пока «ремингтон» в двух руках предпочтительней щита с мачете.
На другой стене нашел наскальную живопись в виде перечеркнутых палочек. Для календаря отметок было слишком много. Да, блин, и для пересчета отстрелянных зомби было много. Хотя на гильзах в комнате можно было кататься, как на роликах.
Я выглянул в бойницу между двух досок, откуда можно было вести огонь по воротам, и невольно подглядел, чем там занимаются наши.
Метеорка очухалась. Стояла на земле, опершись руками о кузов — ноги широко расставлены, голова опущена и, даже с моего места видно, как глубоко она дышит. Как переливаются мышцы на спине, и пот блестит на солнце.
Дедушка Лу задремал в кабине, а Али сидел на коленях в кузове и, похоже, искал внутреннюю связь с «мосинкой». Баюкал ее в руках и кланялся, как маятник. А Фламинго так вообще в поле зрения не попала.
— Охраннички, блин, — я щелчком пальцев на манер сигаретного бычка, метнул в бойницу гильзу, но даже в кузов не попал, не долетела, — Понабрали по объявлению…
У забора уже собирался несанкционированный митинг. Штук пятнадцать шаркунов толпилось за оградой. Кто-то маялся, покачиваясь из стороны в сторону, два мужика сцепились не пойми, чем и как два барана, никак не могли разойтись, еще трое уже висели на заборе, просунув руки сквозь прутья.
Я оторвал доску, расширив бойницу, и метнул в грузовик медали, оставшиеся без лент. Со второго раза попал в кабину. Так звонко, что Дедушка Лу аж подскочил, стукнувшись головой о стойку. И стал, щурясь, озираться по сторонам. Али даже не дернулся, перестал молиться, и начал какими-то лоскутками штык натирать. Метеорка тоже не среагировала, только замерла прислушиваясь.
Я тихонько свистнул, привлекая к себе внимание. И стал языком жестов высказывать претензии. Подвел два пальца к глазам, перевел их на зомби, а потом максимально демонстративно постучал кулаком по лбу. Дедушка Лу развел руками, изобразил что-то непонятное — тычок в грудь, еще один по лбу и салют в воздух, который можно было понять и как: отвали, и как: боги не дадут в обиду.
Я скривился и еще раз постучал по лбу. И только тогда Дедушка Лу вздохнул и долбанул по крыше кабины, что-то выговаривая Али. Тот выслушал, мягко спрыгнул на землю и, замахнувшись штыком, пошел в атаку на зомби. Я еще раз свистнул и, встретившись взглядом с Метеоркой, бросил ей мачете.
Ладно, уж как-нибудь да разберутся. Послали же колдунские боги напарничков. Я остановился у следующей двери и сквозь стекло уставился на двух женщин, сидящих друг напротив друга за столом. Одна — полный труп, уж очень отчетливо видна дырка в запрокинутом подбородке. Вторая — вполне себе живехонький зомби, клацает зубами, оборачиваясь на меня. Дергается так, что колесики скрипят, трясет руками, пытаясь оторвать их от подлокотников, но со стула не встает.
Я тихонько открыл дверь и вдоль стеночки, держа максимальное расстояние, проник внутрь. Зомбашка крутила за мной черно-серую частично облезшую голову, но оторвать руки могла только сантиметров на десять. Я разглядел наручники, что на одной руке, что на второй. И два револьвера таких же, как я нашел внизу. Один лежал вместе со связкой маленьких ключиков на столе перед зомби, а второй валялся на коленях у трупа.
Уж не знаю, как они договорились. Может, должны были друг друга убить или каждая себя, но как бы вместе, чтобы не так страшно было. Но что-то пошло не так. Одна не захотела становиться живым трупом и вышибла себе мозги, а второй сил хватило, только чтобы обезопасить окружающих. Хотя дело может быть и в надежде. До последнего не верила, отгоняя страх просмотром семейных фотографий, которые россыпью лежали рядом с ключами.
Я помог ей уйти и понял, что отголоски зова на этаже пропали. Собрал оружие и, плотно закрыв дверь, пошел дальше. Как говорится: зову доверяй, но проверяй. Не стал расслабляться и методично, комната за комнатой обошел весь этаж и даже выбрался на крышу. Скоро темнеть начнет, надо ускоряться с подвалом и готовиться к ночевке.
В подвал я спускался втройне осторожней, чем куда бы то ни было. И смутное предчувствие, и предсказание в записке, что какого-то Билли там нельзя выпускать — все это добавляло нервозности. Света было мало, узкие окошки под потолком присутствовали, но по размеру не факт, что там даже кошка пролезет.
Когда до пола оставалось всего три ступеньки, я услышал странный звук. Будто кто-то бормочет на отвратительном английском, ну, или на отличном креольском. Не уверен, как бы эти звуки перевел филолог с музыкальным слухом, но для меня это звучало, как: не бросайте меня, я очень голоден, я хочу есть.
— Здесь есть кто-нибудь? — я крикнул в полумрак и поднялся на несколько ступенек.
Бормотание стихло, зато прошелестела одежда, будто трется на скорости.
— Крикну, а в ответ тишина… — я сам начал бубнить себе под нос, — Снова я останусь одна…тьфу, ты, черти!
В просвете мелькнула тень, я выстрелил из «ремингтона» и вроде даже попал. Дробь рикошетом чиркнула по стенам, и откуда-то в глубине раздался сдавленный писк. А потом сразу опять: «я так голоден…не бросайте меня…я не буду болеть…»
— Да, чтоб тебя! Выходи… — я чуть ли не на цыпочках спустился по ступенькам и высунулся за угол, — Я друг, покажись, я не буду стрелять.
Мне не поверили. Да я сам не поверил бы, хотя первый раз шмальнул скорее на реакции. Легкий, быстрый топот пронесся у меня за спиной, и я развернулся в
