— Какая-то ты… совсем никакая, — вздохнула Таня. — Из-за Лёни, да? Ужасно все это. Я сочувствую… Правда… И все понимаю…
«Да что ты понимаешь?! Что ты можешь понимать после того, как резвилась на медицинской кушетке со своим самцом?!» Катя постаралась взять себя в руки и не злиться. Танька-то ни в чем не виновата.
— Но знаешь, что я тебе скажу, Кать…
Она запнулась. По лицу медика было видно: Таня судорожно соображает, что вообще можно сказать в такой ситуации и какие слова будут уместны.
— Не надо ничего говорить, — избавила ее от мук Катя.
— Хорошо, не буду. — Таня охотно согласилась. — Но ты… — она смотрела в глаза. — Ты в порядке?
«Нет, конечно!»
— Я только что встретила «гэшника», — поморщилась Катя.
— Урода этого? Хвостопада? — Таня всплеснула руками. — Как его… Стаса? Катюха, не бери в голову. Не думай даже о нем. Он Кире тоже не понравился. Киря его укатает и вышвырнет отсюда на раз-два. Да мы все его вышвырнем. Ему здесь не место.
«Его, может, и вышвырнем, но кто вернет мне Лёню? — подумала Катя. — И кто меня вот так же… как тебя на кушетке?»
Таня еще что-то говорила, размахивая руками и мотая рыжей головой. Катя не слушала. Они не были близкими подругами, но часто болтали ни о чем. Вот и сейчас Таня вела себя так, будто речь идет о чем-то неважном и несущественном. Она просто произносила какие-то слова, чтобы заполнить паузу. А Катя не понимала, зачем вообще сюда пришла. Просто для того, чтобы уйти от Стаса? Взгляд Кати нет-нет, да и соскальзывал на мятую простыню. Повезло Танюхе. А вот ей такое не светит…
Наверное, Таня поймала ее взгляд, наверное, о чем-то догадалась. Оборвала фразу на полуслове. Быстро сдернула простыню с кушетки, посерьезнела, заглянула в лицо:
— Кать, ты чего? Завидуешь, что ли?
Если называть вещи своими именами, то да. Но называть их так не хотелось, во всяком случае вслух.
— Катя?
— Что? — сдерживаться становилось все труднее. На глаза наворачивались слезы. — Что ты хочешь от меня услышать, Тань? Что тебе сказать? Что у тебя есть то, чего нет у меня? Нет и не было никогда!
Такого, как у вас с Кирей, — точно ведь не было. Такого бурного, страстного, что простыня — в кучу! А может, именно сейчас это особенно нужно. А может, сейчас это нужнее, чем когда-либо!
— Катя… — Таня старалась смотреть на нее и не могла. Она знала. И про них с Лёней. И про нее без Лёни.
— Тань, прости. Я пойду, ладно?
Катя отвернулась.
— Подожди! — голос Тани зазвенел то ли от обиды, то ли от гнева. — Думаешь, тебе одной плохо? Мне, может быть, тоже паршиво. Ты, может, даже не представляешь, как мне паршиво. Может, Киря меня утешить приходил.
— Да-да-да, конечно, — кивала Катя, чуть не плача. Ее утешить было некому.
— Экипажу субтеррины собраться в отсеке управления, — где-то на потолке прохрипел голосом Гришко динамик внутренней связи. — Повторяю: всему экипажу собраться в отсеке управления. Жду через десять минут.
Отсек управления был, наверное, самым просторным на субтеррине. И все же здесь тоже оказалось тесновато. Большую часть пространства занимали какие-то приборы непонятного Стасу предназначения и широкая панель с кнопками, лампочками, тумблерами, рычажками, дисплеями, динамиками и большим погасшим экраном. Перед панелью в кресле на вертящейся ножке и с расстегнутыми страховочными ремнями на широкой спинке сидел Гришко.
Остальным пришлось стоять: больше присесть тут было не на что. Ну, если только на холодный металлический пол.
«Ашники» молча ждали, переминаясь с ноги на ногу. Стас расположился подальше от Кири. Катя сама отошла от Стаса. Так что эти двое оказались рядом друг с другом. И еще, как выяснилось, «подальше» — это вовсе не значит «далеко». Наоборот: это ближе, чем хотелось бы. Стараясь удалиться от Кири и Кати, Стас очутился напротив них. Пришлось ловить на себе взгляды начохра и акустика и смотреть им в глаза.
Киря пялился угрожающе, нагло, в упор и глумливо ухмылялся. У Стаса хватило силы выдержать его взгляд. Но вот взгляд Кати… Глаза сами уткнулись в нехитрый рельефный узор металлического пола.
— Мы не на атомной субмарине, и кают-компании у нас нет… — начал собрание Гришко.
— А можно было бы и спроектировать, — буркнул Михеич. Брюзгливый, тучный, старый, седой, в очках, он стоял справа от Стаса. — Конструкторы, мать их! Руки бы повырывал!
— Это экспериментальная машина, — сухо сказал полковник. — К тому же изначально не предназначенная для длительных подземных операций.
— Тут, блин, даже камбуза и столовки нормальной нет! — не унимался Михеич. — Бери паек и жри на рабочем месте. Все не как у людей!
— Заткнись! — на этот раз одного слова полковника хватило, чтобы пресечь нежелательные разговорчики. — Кают-компании у нас нет, — повторил Гришко, — поэтому я собрал вас здесь. Сейчас я хочу не только слышать ваши голоса по внутренней связи, но и видеть ваши глаза.
Стас уставился на Гришко. Пусть видит его глаза. Это даже хорошо, что появилась возможность смотреть на оратора, а не на Кирю с Катей.
— Как реактор? — первый вопрос полковника был обращен к Додику.
— Нормально, — прокряхтел атомщик. — Уже.
В последнем уточняющем слове Стасу послышался скрытый упрек, который, впрочем, Гришко пропустил мимо ушей. Он лишь удовлетворенно кивнул.
— Честно говоря, реактор должен был взорваться, но этого не произошло, — атомщик поднял брови, будто сожалея о неслучившемся взрыве, снял очки, почесал натертую дужкой переносицу. — Сам не знаю, почему. Должен был, а не рванул.
— Хороший знак, — улыбнулся Колдун. Вернее, чуть расширил свою обычную улыбку. Илья стоял слева от Стаса. — Нам нужны такие знаки.
Додик опасливо покосился на Колдуна. Снова повернулся к Гришко:
— Зато теперь реактор работает, как часы.
— А все остальное? — взгляд Гришко скользнул по присутствующим.
— В норме, — буркнул Михеич. — В принципе, «Крота» можно запускать хоть сейчас.
— Боевой отсек в порядке, — доложил Киря. — Торпеды тоже.
— С внутренней связью проблем нет, — добавила Вера. — Внешнюю проверить не могу. («Ну, еще бы, — подумал Стас. — Под землей-то! Да и с кем им сейчас связываться по внешней-то?») Но явных поломок нет.
— Акустика? — Гришко повернулся к Кате.
— Бортовой террасонар работает со сбоями, — вздохнула девушка. — Аппаратура тонкая, ей сильно досталось.
— Медицина?
— Медотсек не пострадал, — бойко ответила Таня.
— Ясно. Тогда начну с очевидного, — голос полковника звучал уверенно и властно — как всегда. — «Аида» больше нет. — Гришко умел говорить спокойно даже о самых страшных вещах. — И, думаю, всем понятно, что возвращаться нам некуда.
