– Левитация! – в один голос ахнули Баталов и Жук.
– Всего-навсего демонстрация моих новоприобретенных возможностей, – скромно сказал калека. – АТРИ наградила меня даром летать, но она же лишила меня возможности передвигаться нормальным способом. Подарив одно, Зона всегда требует что-то взамен. Она словно капризная жена. – Ученый горько усмехнулся. – С той поры, как я стал «феноменом», мне пришлось инсценировать собственную смерть и лечь на дно. Клан диких был когда-то задуман в качестве моей подушки безопасности. Как видите, расчеты были верны: она пригодилась.
– Рад за вас, – пробурчал Жук.
Симбирцев его услышал.
– В ваших словах столько иронии! Поберегите ее для другого случая.
Он выпустил очередное колечко табачного дыма.
– Я предлагаю обсудить самое главное. Ваше появление здесь отнюдь не случайно. Мне нужна ваша помощь, коллеги.
В ученых будто молния ударила. Давно не видел сразу столько ошарашенных лиц.
– Простите, я совершенно не понимаю вас, – тускло произнес Баталов. – Неужели вы хотите сказать, что несчастный случай с вертолетом и наше пленение были организованы вами?
– Совершенно верно. И то и другое – моих рук дело, – сказал Симбирцев. – Вернее, тех, кому я плачу большие деньги. Но прошу не осуждать меня заранее. Виной всему обстоятельства. Они вынудили меня поступить с вами столь неделикатным способом. Мне очень нужны помощники, господа. Я хочу только одного: чтобы вы славно потрудились во благо науки. Цель того стоит. Нас ждет настоящий прорыв. На Большой земле за него вручили бы Нобелевскую премию, и не одну, но мы с вами прекрасно понимаем, что в официальных научных центрах АТРИ наши труды сразу получают гриф «секретно». Наши прежние работы закрыты для мировой научной общественности, никто не узнает о том, сколько мы сделали для науки. По-моему, это несправедливо, коллеги. Я перестал быть нормальным человеком, но мои амбиции остались прежними. Если я открыл новый физический закон, почему бы ему не носить мое имя?
– Вы правы, – кивнул Баталов. – Нас тоже посещали подобные мысли. Хотя сама по себе возможность изучать столь необычный мир АТРИ едва ли не высшая награда для ученого.
– Бросьте, уважаемый академик, – засмеялся Аркадий Иванович. – Невозможно добиться высот без честолюбия, а вы, мой ученик, всегда были целеустремленной и весьма честолюбивой натурой. И даже в чем-то превзошли учителя. Я с гордостью наблюдал за вашими успехами.
– Мне пришлось возглавить центр после вашей смерти… простите, после вашего ухода, – поправился Баталов. – Особого прорыва в исследованиях пока не произошло. Все больше рутина, из коей на девяносто девять процентов обычно и состоит труд ученого.
Симбирцев поморщился, будто кто-то заставил его надкусить лимон.
– Скромность, уважаемый коллега, к лицу барышням на выданье, а не талантливому ученому. Так получилось, что многие из ваших разработок попадали и на мой стол.
Научники переглянулись. Для них сегодняшний день состоял из сплошных новостей.
Аркадий Иванович уже не говорил, он вещал:
– Даже будучи не у дел в центре, я по-прежнему держу руку на пульсе. Вы на верном пути. Здесь, под моим крылом, у вас будет возможность продолжить начатое. Все необходимые условия будут вам создадут. Разумеется, придется ограничить вашу свободу, но цель оправдывает средства, тут я полностью солидарен с иезуитами. Тем более, что в случае успеха вы будете вознаграждены сполна, – пообещал Симбирцев.
– Цель? – Баталов нахмурился. – Могу я узнать подробнее, какую цель вы перед собой поставили?
– Не только перед собой. Перед всеми нами. Давайте условимся сразу. Я не чокнутый ученый из американских комиксов. Я отдал науке всю жизнь, а вместо благодарности вынужден скрываться. Но я не собираюсь опускать руки. АТРИ – уникальное явление. С ее помощью я надеюсь подобрать ключик к другим мирам и измерениям. Более того, я рассчитываю найти еще один выход отсюда на Большую землю. Я просто не верю, что пресловутое ущелье экстремального перехода – единственная калитка, которая соединяет АТРИ с остальным миром. Там, где есть одна дверь, обязательно найдется вторая. Мы распахнем ее и вырвемся отсюда, плюнув на долбаный «Протокол А». Мне вовсе не улыбается потерять половину воспоминаний и, возможно, превратиться в растение. Да что я говорю! – Аркадий Иванович всплеснул руками. – Какой «Протокол А»! Мутанта отсюда ни за что не выпустят. Ни за какие деньги!
В этот момент у меня возникло чувство солидарности с ученым. У нас было много общего. Как и он, я неоднократно размышлял о несправедливости, случившейся со мной, и мечтал найти способ вырваться отсюда. Симбирцев вдруг стал мне симпатичен. Я даже забыл о его специфическом окружении, состоявшем из садистов вроде Фишки. В конце концов, в семье не без урода. Во вполне официальных государственных службах водятся орлы и похлеще.
– Я даю вам сутки в распоряжение. Вы обдумаете мои слова. Если появится желание влиться в мою команду – милости прошу. Обещаю массу интересной работы, сносные условия жизни, приличную зарплату в у. е. и огромные премиальные после успеха, в котором я не сомневаюсь.
Аркадий Иванович подал знак телохранителям, и они послушно повезли кресло к выходу.
– Постойте, – вдруг воскликнул Жук. – А что будет в случае, если кто-то из нас не согласится?
– Ну вот! – с сожалением произнес Симбирцев. – Не хотел говорить о неприятном, но придется. В биологической лаборатории крайняя нехватка человеческого материала для экспериментов. Отказникам тоже придется послужить науке, но только в ином качестве. В общем, «думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь», – пропел он строчку из известной песни.
После его ухода в камере наступила долгая и гнетущая тишина. Все были очень подавлены случившимся.
Первым нарушил «режим молчания» академик.
– Боюсь, нам все же придется принять приглашение Аркадия Ивановича и поработать на него, – сказал Баталов. – Я знаю его много лет. Слов на ветер он не бросает и ни перед чем не остановится.
Мне стало еще неуютней, хотя раньше казалось, что хуже некуда. У ученых хоть имелся выбор, но, в отличие от них, мне выбирать было не из чего. Я – всего-навсего военный егерь, даже не егерь, а стажер. Готовый кандидат в биологическую лабораторию. Вот и картина маслом: залитые кровью операционные столы, колбы с бурлящей жидкостью, таинственные препараты, действие которых будут испытывать на мне. Я вздрогнул.
Ну уж нет! Как-нибудь пободаюсь. Главное, чтобы ученые ненароком не выдали меня. Если делать умное лицо, глядишь, сойду за какого-нибудь МНС или аспиранта, кофе, там, буду приносить или тапочки настоящим ученым. Вот только как бы втолковать это соседям по камере, избежав прослушки извне?
