и монотонно, как сводящая с ума китайская пытка каплей воды, пульсировала словно чужая мысль: «Это неправильно! Это неправильно! Это неправильно! Это…»
Когда я несколько дней назад убивал бандитов на улицах, то полагал, что мое странное безразличие связано исключительно с тем, что они ужасные люди. Ведь на каждом из них грехов было больше, чем на всех библейских персонажах вместе взятых. Я просто убедил себя в том, что делаю обществу одолжение, оказываю настоящую услугу, когда избавляю его от подобного отребья. Ну а сейчас что?
Восемь телохранителей, похоже, даже не заметили, что их наниматель отдал душу всевышнему, и продолжали стонать и выть на разные голоса, корчась от боли в стальных захватах моих марионеток. А ведь скоро придет и их очередь…
Узнаю я когда-нибудь, проиграл ли я эту схватку своему дару или все-таки неумолимой логике? Убил я потому что мне этого хотелось, или потому что не имел другого выхода? Как знать, как знать…
Не обращая на чужие стенания абсолютно никакого внимания, я встал на колени возле покойного Цыпина и положил ему руку на затылок. Давай все же еще немного поболтаем с тобой напоследок…
* * *
В изящном и уютном, но оформленном на строгий рабочий лад кабинете, сидели двое мужчин, и совершенно не по-деловому распивали дорогой коньяк из хрустальных пузатых бокалов.
Один из них был одет в простой, хоть и явно недешевый костюм-двойку, а второй в повседневный генеральский китель, с левой стороны груди которого красовалось пестрое многообразие орденских планок.
Судя по расслабленным позам и непринужденному разговору, эти двое хорошо знали друг друга, и между собой могли быть откровенными если не во всем, то очень во многом.
— Ну и насколько ты сумел продвинуться со Свиридовым? — Мужчина в костюме немного отпил из бокала, глядя на собеседника сквозь прозрачный хрусталь стенок.
— Никуда я не продвинулся, Коля, совсем никуда… веришь, нет, мне от этого настолько хреново, что даже твоя брага в глотку не лезет!
— Брага? — Хозяин кабинета в искреннем удивлении приподнял брови. — Ну ты, Сухов, и ха-а-ам. Назвать такой напиток брагой… да ты как вообще генералом стал?
— А я всегда больше по водочке был, по пролетарской заступнице.
— Ах, ну да, чтоб ты и про водку не помянул, было бы странно.
Уголки губ мужчины в костюме дрогнули, изображая улыбку, а потом снова опали.
— И все же, Андрей, мне нужна информация. Что мне доложить?
— Эх-х… — генерал устало махнул рукой и влил в себя разом грамм семьдесят дорогого напитка. — Не сыграла моя ставка, от слова «совсем».
— Что, сорвался твой экстрасенс?
— Медиум.
— Да неважно…
— Неважно, — согласно кивнул генерал. — Но ты прав, сорвался, да еще и как. Я просто поражаюсь этому человеку, как он умудряется сочетать в себе патологическую неудачливость и невероятное везение.
— О чем это ты?
— Да все о том же! — Сухов без разрешения взял замысловато украшенную бутыль, и щедро плеснул себе добавки, на что собеседник никак не отреагировал. — Ты представь, Коля, еще до того, как успела распространиться информация о его участии в расследовании убийства Свиридова, он встрял в конфликт со Штырёвской шпаной! Ну не неудачник ли?
— Штырёвские — это те, о ком я думаю? Бывшая братва из пригорода?
— Именно они.
— Тогда согласен, очень неудачное обстоятельство для твоего протеже. Насколько я слышал, работают эти ребята очень жестко.
— Вот именно, жестко! — Сухов назидательно поднял вверх указательный палец. — И что ты думаешь произошло дальше? Урки полумистическим образом увели у нас медиума из-под самого носа, прямо из-под круглосуточного наблюдения! Ну вот как можно быть таким неудачником, а?
— Кхм… Андрей, — мужчина в костюме загадочно ухмыльнулся, — а тут дело уже не в чужой неудачливости, и уж тем более не в мистике, а, извини меня за прямоту, в головотяпстве твоих подчиненных. Но мне интересно, когда уже ты начнешь рассказывать о везении.
— Не надо мне говорить о головотяпстве! Ты просто не знаешь всех обстоятельств. — Генерал отмахнулся от замечания, как от чего-то несущественного. — Хочешь про везение? Тогда как тебе то, что он сумел отбиться от похитителей и уже поздним вечером того же дня вернулся к себе в квартиру своим ходом?
— Может, его отпустили?
— Штырёвские-то? Очень сомневаюсь! Смысла в этом чуть меньше, чем никакого. Похитить, чтобы через несколько часов отпустить? Для чего?
— Ну, например, чтобы запугать? — Предположил хозяин кабинета.
— Ну запугали, хорошо. А тот бы раз, и с заявлением в полицию обратился. И поехали б все причастные по сто двадцать шестой с отягчающими. Какой резон?
— А Секирин обратился?
— В том и дело, что нет. И это меня заставляет делать кое-какие нехорошие предположения на его счет. Ведь вместе с этим, исчез единственный подозреваемый в его похищении, личность которого мы сумели установить. Кстати, именно благодаря личности этого товарища мы и установили, что это дело рук именно штырёвской братвы.
Брови собеседника непроизвольно поползли вверх.
— Вот даже как? Раз ты полагаешь, что Секирина не могли отпустить просто так, то, не значит ли это, что на совести медиума появилось какое-нибудь темное пятно?
— По крайней мере, все на это указывает. Но доказательств, ясное дело, у меня никаких нет, только одни подозрения, а их, как известно, к делу не пришьешь.
— Любопытно…
Мужчины еще немного помолчали, думая каждый о своем, не забывая прикладываться к алкогольному напитку в бокалах.
— И еще кое-что о невезении, — Сухов посмотрел на старого приятеля без намека на веселье, — информаторы мне вскоре принесли весточку, что Секирина заказали Хану неустановленные лица из силовых ведомств.
— Вот так-так… и ты хочешь сказать, что твой кандидат до сих пор живой? Тогда это наоборот, великое счастье для него!
— Хех, — генерал звучно хлопнул себя по коленке ладонью, выплеснув каплю коньяка из бокала на форменные брюки, но даже не заметив этого, — не то слово! Живой и наглый, как непуганый енот!
— Интересный все же гражданин. Как думаешь, Андрей, заказчики это те, кого мы ищем?
— Да. Или,
