пологий, но золотой. Третий — слишком далеко, чтобы разглядеть форму. Но он — серый. Они все — разные. Разная форма, разный цвет песка и по-разному ложатся тени.
И тогда ехавший впереди пустынник обернулся на него первый раз.
Смерил непроницаемым взглядом темных глаз в узкой прорези покрывала, как будто пытаясь понять что-то, и — отвернулся. А после следующей короткой стоянки сбавил ход мохногорбой лошадки, оттеснил охранника Фу и пристроился рядом, бок-в-бок.
И до вечерней стоянки мерно и взвешенно рассказывал о пустыне, делая длинные паузы между предложениями. Как будто Коста ребенок и не сможет усвоить все сразу, и потому надо объяснять очень просто и выдавать информацию маленькими порциями.
Рассказывал, что карты бесполезны и только глупые «светлокожие, владеющие огнем» могут быть такими самоуверенными, чтобы пытаться покорить пустыню.
Что те, кто рисует карты, никогда не заходил дальше окраинных пустынных земель, чтобы точно посчитать расстояние от одного оазиса, до другого.
Что барханы меняют свое положение, блуждающие зыбучие пески — полотна, приходят и уходят, водоносные жилы прячутся глубже, колодцы пересыхают.
Что в пустыне иногда полшага это грань между жизнью и не-жизнью если полоса ползущего песка сместилась.
Рассказывал о белых пятнах, где песок раскаляется так, что не выживает ничего живое, и миражах, которые приходят вместе с дневным жаром, окружают путника и заманивают в зыбучие пески.
Показывал колючие шары, которые нужно избегать, если они летят с барханов, гонимые раскаленным ветром, и иногда набирают такую скорость, что могут снести путника вместе с лошадью.
И к вечеру Коста уверился, что господин Фу оказался прав. Без сопровождения, объяснений и проводников, он не продержался бы в пустыне и дня.
* * *
После сытного ужина, Коста растянулся под пологом, который поставили специально для него — и разглядывал звезды. Усталый. В тепле. Безопасности.
Разве он не должен быть доволен? Счастлив? Завтра он будет ещё на день пути ближе к Да-ари. Разве не этого он хотел?
Этого. Он обменял долг жизни на свободу, грамоту, и сопровождение.
Почему же это не радует?
Вдали гортанно и низко закричала птица.
«Ночь — время неясытей» — так сказал ему проводник, и — «время охоты». И постучал пальцем по плечу — там, где был вышит герб рода Фу.
Фу-Фу-Фу. Везде — Фу.
Коста постучал по груди — прямо по центру, где ныло. Непонятно что и почему. Ныло так, что хотелось завернуться в кошму с головой, прячась от обжигающего ночного холода, и…поплакать. Чем дальше они уезжали от дома Фу, тем больше ныло в груди. К вечеру ему даже стало казаться, что без карт и светила, он может просто по ощущениям внутри сказать, в какой стороне осталось поместье.
Чушь! Он — мужчина! Он знает, чего хочет. Он это заслужил. Он — выжил. Он получил право делать то, что хотел. Он так долго этого ждал. Его ждет Юг и Да-ари.
Но внутри все равно скребло.
Нужно поспать. Пустынники предупредили, что после отдыха в оазисе, их ждет ещё один длинный ночной переход — пока не пришел жар светила, и его разбудят задолго до рассвета.
Коста перевернулся на другой бок, закрыл глаза и начал строить щит.
Складывая воспоминания. Которые причиняли боль подальше — на самые нижние уровни катакомб, которые создал в своем разуме.
* * *
Тот же вечер
Поместье рода Фу
Кабинет Главы
Маленькая точка пульсировала нежно-голубым, и ещё три — менее яркие, светились рядом. Карта, расстеленная на столе, и занявшая всё место, с наложенной поверху диаграммой слежения, мягко переливалась.
Весь день господин иногда проверял направление «голубого огонька», который медленно удалялся от поместья в сторону границы, и к вечеру группа добралась до одного из трех оазисов по пути.
— На каком расстоянии мы его потеряем?
— Два дня пути.
— Ему хватит, — отозвался Глава, обмакивая кисть в тушь. И снова легко касаясь пергамента — кисть скользила, выводя причудливые штрихи. — С другими такое не прошло бы, но мальчик слишком неопытен и ничего не знает, ни об алтарях, ни о том, как действует родовая сила. Поэтому я просто предоставил ему возможность узнать это на собственном опыте. И принять решение самому.
Менталист несогласно выдохнул в усы — они так и не просмотрели воспоминания.
— Сейчас прошел один день. Они вот здесь.
Плетения сверкнули в воздухе — голубая точка вспыхнула ярче, прямо посреди области, обозначенной белым на карте.
— Когда отдавать приказ слугам о проверке?
— Сейчас, — подумав, ответил Нейер. — Пусть завтра с утра пройдет испытание, поймет, что ничего не может сам.
Дей снова не согласно вздохнул.
— Когда он пройдет «белую смерть» — группа встретит его, потом пусть также поводят кругами от оазиса к оазису, и думаю, через день он поймет все сам. Как всех свежепринятых, в случае отдаления от источника силы — его будет тянуть назад. Тянуть так сильно, что он не сможет справиться. И чем раньше он поймет, что его дом теперь здесь — тем лучше.
Менталист убрал артефакт слежения и свернул карту на столе — плетения погасли.
С господином он был не согласен, но моменты, когда спорить с Главой было бесполезно, изучил давно. Сейчас — спорить было бесполезно.
Хотя у него было что возразить. Мальчик нечистокровный, а значит «зов родового источника» может ощущать слабее, учитывая второй круг. Проводить испытание «белой смертью» он бы вообще не стал. Чистая формальность, пережиток прошлого, от которого давно можно отказаться — далеко не все кланы поддерживают эту традицию.
Именно традицию. Можно подумать местные дикари-пустынники смогут не подчиниться тому, на чьей земле живут, если вдруг кто-то откажется проходить испытание? Не смогут. Или весь табор, со всеми палатками, детьми и котелками просто отрежут от воды и выгонят за пределы земель.
Тогда к чему это всё?
Но господин был непреклонен — все мужчины в роду Фу проходят это испытание, и сейчас самое подходящее время — две цели одним ударом. И если другие кланы отступают от этих традиций — это дело кланов — Фу не все.
Хотя уважение пустынников на лепешку не намажешь.
Дейер ещё раз несогласно вздохнул, в чем-то даже сочувствуя мальчишке.
— Должен ли я послать за госпожой? Она всегда возвращалась на утро, а прошел уже день…
— Нет, — качнул головой Нейер. — Слишком большое потрясение. Когда умер отец, она провела в храме три дня… Пусть Нанэ успокоит ее, и она вернется.
— Успокоит ли…
— Она вернется, — также спокойно, не открывая глаз, ответил Нейер. — Оба — вернутся. Мама — остынет, а мальчик… Мальчик просто не сможет справиться с притяжением. Алтарь будет звать его, манить, снится, сила тянуть, пока он наконец не поймет, что теперь единственное место в мире, к которому привязано его сердце — это алтарь Фу, дом Фу, сила Фу… А мы не можем жить без сердца…
Дэй не возразил, но придерживался мнения, что всё можно сделать проще.
Вошел в род? Значит — подчиняешься приказам Главы. Если можно приказать силой, зачем давать выбор? Зачем ждать, пока мальчик сам что-то надумает? Зачем вообще давать ему иллюзию свободы и иллюзию выбора, если все знают, что принятый в род просто не сможет без алтаря ближайшие декады? И не знать этого может только полный олух.
— Говори, — произнес Нейер сухо. — Я почти слышу, как громко ты думаешь.
Дэй фыркнул в усы.
— Говори.
— Я считаю это глупостью, господин, — прямо рубанул Дейер. — Зачем было давать мальчишке выбор? Испытание? Испытания можно провести позже. Помимо того, что вы запретили мне проверять его голову — и вообще неизвестно что там, так ещё — пожалуйста! Господа Сей! Господа Му! Господа ЯнСи! Вы были недовольны решением «ирини» Фу? У вас есть прекрасная возможность отыграть камни на доске! Наследник рода Фу — принятый в род, бродит непонятно где, в сопровождении двойки охраны и отряда, который может просто не успеть догнать их вовремя, если что-то случиться, — Дэй шумно выдохнул.
— Всё сказал?
— Всё.
— Мне не нужен слуга, — снова повторил Нейер то, что уже объяснял вчера, перед тем, как отпустить мальчика. — Мне не нужен вассал. Мне нужен наследник. Он должен выбрать нас сам. Сам. Прийти и попросить
