принять. Пока он не поймет, что дом — это место, где ты получаешь силу, и где живут те, кто защищает тебя и кого защищаешь ты, он таки будет скитаться. Южный предел? Северный? Ашке? Да-ари? Он везде с собой привезет себя и нигде не найдет покоя. Мастера северной школы придерживаются мнения, что жизнь учеников принадлежит им. Полностью. Сомневаюсь, что он хоть что-то мог решать в своей жизни. Решать и брать ответственность за свои решения. Ты видел воспоминания — чему этот изгнанный Вериди мог научить его? Убегать? Менять место, как только приходит опасность? Скитаться? Поэтому он и делает то, что умеет — бежит, и будет бежать до тех пор, пока не поймет, что можно иначе.
— Данные о том, что Наставник был «именно-тот-Вериди» ещё не подтвердились, — буркнул в усы Дей, возражая.
— Подтвердятся, — с холодной уверенностью констатировал Глава.
— Можно было взломать и всё…
— Сила позовет его — и он не сможет устоять. Он вернется, — уверенно закончил Нейер. — И покажет воспоминания сам — все до донышка, самое важное. Потому что он так захотел, а не потому что ты взломал его защиту…
— Там и защиты то нет пока, — буркнул Дэй. — Если бы разрешили просмотреть его, я был бы спокоен… почему вы так уверены, что он вернется… он нечистокровный…
Нейер терпеливо вздохнул. Очень терпеливо. Очень.
Вассалов у него много. Вассалов, отличающихся самостоятельностью — мало. Вассалов, отличающихся полезной самостоятельностью — ещё меньше. Вассалов, которые способны принимать решения, но при этом понимают стратегию клана и виденье Главы — можно пересчитать по пальцам одной руки. Иногда Нейеру казалось, что необразованные молчаливые пустынники понимают о Высших больше, чем слуги.
— Ты мало знаешь о Хэсау, Дэй. Кланы… каждый, обладают своими особенностями. Разные родовые дары, разная сила и разные слабости. Слабость клана Хэсау заключается в их силе — они не способны жить по одиночке. Им нужна стая. Мальчик, когда попал к Аррам, потерял не Наставника, он потерял гораздо больше — цель в жизни. Ему больше не о ком заботиться, у него больше нет стаи. Ему наплевать на каллиграфию… Поверь мне, если бы его вырастил маг-архитектор, он хотел бы стать архитектором. Вырастил бы булочник — он бы стремился открыть свою пекарню и продолжить дело Мастера. Ему ничего не надо для себя, и сейчас — он потерялся. Его надо приручать постепенно.
Дэй несогласно выдохнул в усы.
— В нем сильна кровь, а Хэсау живут стаей. Интересы членов клана важнее собственных. Ему нужна стая, потому что он потерял свою, когда умер Наставник. Ему не хватает того, что он мог бы назвать своим. То, что нельзя отнять, купить или продать. Ему не хватает семьи, ему не хватает дома…И когда он найдет это — он будет защищать до конца… Нужно просто терпеливо подождать, пока он поймет, что его новая стая — это Фу…
— А если он так и не поймет?
— А если он не поймет сам, мы это объясним очень… доходчиво.
— Стая рода Фу?
«Стая» — Нейер согласно опустил ресницы.
— Особенно госпожа, — саркастически пробормотал Дэй.
— Особенно госпожа. Мы не тюремщики, как Арры, — Нейер открыл глаза и прищурился, разглядывая, как последнюю тонкую розовую полоску неба поглощает черный горизонт. — Он — вернется сам. Завтра. Прикажи поставить ещё один прибор на стол к ужину. Он — вернется.
* * *
Тот же вечер
Эль-Элиф, нейтральные клановые территории, городской квартал Эль-Руфа
малый Храм Нимы
Комната для «Высоких молитвенников, важных постояльцев и особых гостей»
Деревянные шторы на входе зашелестели, бусины глухо стукнулись друг о друга, предупреждая о том, что уединение нарушено. Сгорбленная низкая суховатая фигура, прошла вперед, шаркая ногами. Нащупала ногами толстую подстилку на каменном полу и остановилась в полной темноте.
— Спишь, дочь рода Фу?
На подстилке пошевелились.
— Или не можешь спать…
— Нанэ?…Нанэ! Что ответила жрица, когда она примет меня? Ты смогла договориться⁈ Нанэ!!!
Вместо ответа старуха, кряхтя, согнула сначала одно колено, затем, очень осторожно — другое, и аккуратно опустилась рядом на подстилку.
— Жди, — выдохнула гостья тяжело и устало.
— Нанэ-э-э… — Эло благодарно припала к плечу старушки, и, сжав в темноте изо всех сил, уткнулась в плечо.
— Ну-ну… тише-тише… будет-будет… Жрица примет тебя, примет…
— Когда? — требовательно спросила Эло.
— Элои-эр!
— Когда, Нанэ? Я здесь уже день.
— Когда будет угодно Ниме, — Старушка стряхнула с плеча руку воспитанницы и, кряхтя, встала.
— У меня нет времени ждать, нужно вернуться в поместье!
— Элои-эр! — Нанэ глубоко вздохнула, набираясь сил. — Разве Нима не была к тебе благосклонна, дитя? Когда ты первый раз переступила порог храма и умоляла… Когда тебе прочили другого жениха, а ты просила Ивиара Фу? Хотела только господина? Просила, хотя тебе было сказано, какой будет жизнь — вы ветви одного дерева и слишком близки по крови… это плохо, но ты вымолила, залив все слезами…
— Да, и сейчас просила бы о том же!
— Помолчи, — оборвала ее старуха. — Разве Нима не была благосклонна к тебе, дитя, запирая чрево? Когда было сказано, что дети будут больны, их источник слаб? Разве ты оценила благосклонность? Ты вымолила сына, омыв весь пол слезами… Сначала первого, а потом и второго… Хотя тебе было сказано, что для тебя это благосклонность — не иметь детей…
—…Ив… Ив хотел сына… — прошелестело снизу едва слышно.
— Разве Нима не была благосклонна к тебе, забрав одного сына, но оставив второго? Разве не была? Разве ты ценила благосклонность богини, дитя?
Старуха вздохнула, не дождавшись ответа.
— Сделай, что скажет жрица, Элои-эр… хотя бы на этот раз, девочка…не перечь.
Эло упрямо поджала губы в темноте — сначала она выслушает, что скажет, жрица, а потом — решит.
— Сделай, — прошелестела старушка. Теплая сухонькая рука упала на голову госпожи и погладила, как в детстве.
— Нанэ-э! — Эло схватила ладонь и сжала. — Когда ты вернешься, няня? Когда? Ты уже столько зим в Храме! Ты нужна мне дома, в поместье, рядом, а не здесь…
— Скоро, Элои-эр, скоро, немного зим ещё я хочу послужить Ниме, скоро, девочка.
* * *
Храмовая послушница с алой повязкой поперек лба — в самой силе — дерзкая, гибкая, со смеющимся похотливым томным взглядом, пришла за ней, когда за окном зажгли ночные фонари.
— Следуйте за мной, госпожа. Зрящая готова принять.
В словах «младшей-служащей-Нимы» Эло чудилась издевка, как будто девчонка произносила «госпожа» с легким презрением и снисхождением к ней — Старшей рода Фу!
Но Эло прикусила язык, и послушно шла за послушницей по коридорам, гадая, сколько раз, во время приездов в Эль-Руф Ив бывал в Храме и пользовался услугами жриц, и достаточно ли возросла та, что вела ее по коридорам, чтобы знать ее мужа так, как позволено знать только жене, наложнице и… жрице Нимы, шекки их всех побери!
Женщины, собираясь на вечерние встречи, лежа на коврах, утопающих в подушках, любили посудачить о Востоке, о том, что там за измену мужа можно запросто лишить его достоинства, наказать, и что там женщина может позволить себе иметь столько мужчин, сколько может содержать! Женщина может сражаться, может получить Мастера и даже… об этом говорили шепотом… Править кланом!
Но у них не Восток, шекки всех побери!
Звук бубенчиков — отвлекал. Шаг — звон, шаг — звон. Браслеты на щиколотках послушницы издавали мелодию — у каждой из женщин свою — в такт ритмично покачивающихся бедер.
Шаг — перезвон, шаг — перезвон.
Эло шла по коридорам Храма, перебирая в голове вопросы, которые следовало бы задать, и слушала мерный перезвон бубенчиков.
В жреческий альков — круглый, как сфера, и такой же серый, как повязка на глазах храмового Оракула, ее завели и оставили одну, только и щелкнули трещотками с десяток штор за спиной. В сердце дома Нимы было привычно сумрачно и тихо, только угли из треножника и белый дым благовоний разгоняли темноту. Зрящая сидела на циновке и как будто спала.
Эло молчала — первой говорить нельзя, молчала, вдыхая белый сладковатый дым.
— Спрашивай, дочь песков.
— Вы говорили — вещали и обещали, что Дом Арров падет, — быстро выплюнула Эло самое главное. — Ещё мой муж получил эту весть. Сейчас муж лежит в песках, сын занял место Главы, но дом Арров непоколебимей, чем раньше!
Зрящая медленно перебирала четки —
