– Что за банда-то у вас?
– А? – отвлёкся он на секунду от устранения сальных патл с мёртвой головы. – Содовыми зовёмся. Крышуем тут неподалёку пару кабаков и ночлежку. Не бог весть что, но с голоду не пухнем.
– Ночлежку, говоришь? Там с Ткачом повстречался?
– С кем?
– Твой заказчик.
– А, это да. Мы как раз одного ухаря метелели, на шару переночевать решившего. Ну, и приметил он нас, Ткач этот.
– Всё ещё там живёт?
– Не знаю. Мы забились в кабаке повстречаться, после того, как… ну, ты понял.
– Что за кабак?
– «Самоцвет». Это возле Белого моря.
– Ткач там регулярно столуется?
– Должно быть. На восемь вечера назначил. А может, и подошлёт кого. Я бы так и сделал, чтобы не светиться. И с ночлежки бы съехал сразу.
– Дружище, а ты умнее, чем мне представлялось изначально.
– Я уже гнил бы в земле, будь по-другому, – усмехнулся он.
– Без сомнения.
– Ну вот, – протянул мне новоиспечённый цирюльник вперёд рукоятью засапожный нож, – готово дело.
– Хорошо, – оценил я гладко выбритую голову-доказательство. – Теперь возьми его кастет и сделай на месте лица кашу. Я хочу, чтобы кости были вмяты внутрь, а глаза порваны. Всё понятно?
– Да, – неуверенно кивнул мой перевербованный агент и, глянув на меня, добавил решительнее: – Всё понял.
Вооружённый кастетом кулак завис над мёртвым лицом и резко опустился. Сломанный нос влажно хрустнул. Следующий удар раскрошил зубы. Верхняя челюсть треснула и ввалилась под третьим. Четвёртый – раздробил скулу. Удары сыпались всё чаще и чаще, ломая кости лица, сдирая кожу и мясо. Наконец мой помощник с чавканьем вынул кулак из кровавого месива и стряхнул ошмётки.
– Вроде готово, – прохрипел он, утирая взмокший и забрызганный кровью лоб.
– Дьявол. Да ты настоящий художник. Не будь я уверен, что жив, всплакнул бы на собственных похоронах. Теперь отрежь её, – бросил я «художнику» «НР-2».
– Бля…
– Нехорошо?
– Что-то на желудке тяжко.
– Тебе недостаёт практики. Режь. Сильнее надавливай, ну же. Это не яблочный пирог. Тут пилой пройдись. Ниже бери, в позвонок упёрся. Раздели их. Вот так. В первый раз, что ли?
– Да пошёл ты…
Авторитет скорчился, сотрясаемый рвотными спазмами. Утёрся рукавом и продолжил.
– Держи, – катнул он наконец мне к ногам отрезанную безлицую голову.
– Оставь себе, пригодится.
– Ах да…
– И нож оставь. На клинке моё имя. Подарок жены. Передашь Ткачу вместе с головой. Надеюсь, это укрепит его веру.
– Жены? – усмехнулся авторитет.
– Чертовски жаль с ним расставаться, но я надеюсь его вернуть.
Человек по сути своей – животное, и ни умение читать правильные книжки, ни тупое следование своду правил, утвержденных некогда хитрожопыми любителями пожить за чужой счет, ни на миллиметр не отдаляет его от инстинктов, заложенных матушкой природой: много и вкусно хавать, отъебать самую красивую самку, сожрать самых сильных самцов в округе и нагнуть всех оставшихся, согнав их в послушное стадо, построить самую большую берлогу, заиметь самую большую пушку и наплодить столько потомства, сколько сможет выпростать та самая самка и сколько сможет вместить та самая берлога. А возможно, и больше.
Дядя Степан уверенно двигался в этом направлении. Судя по словам мелкой прошмандовки, что уплетала напротив меня размоченную в кипятке галету, её проблемная родня проживала в деревне Чашкинцы, что в шести километрах на северо-восток от города. Сама она помнила только это и ещё то, что мясная лавка дяди отоваривала ливером сомнительного происхождения березниковский люд в двух кварталах к востоку от бывшего городского парка с огромным завалившимся колесом обозрения по центру. Туда я и направился спозаранку.
Владения Стёпы-Хряка, прозванного так то ли за экстерьер, то ли за своё свинское отношение к окружающим, занимали целиком первый этаж третьего подъезда грязно-коричневой пятиэтажки, увенчанной двускатной крышей, давно не спасавшей ни от дождя, ни от снега. Впрочем, вряд ли удастся найти такого ебанутого на всю голову, что решится хотя бы переночевать в этом и соседних домах. Если сам магазин был сух, чист, уютен, обитаем и непрошибаем, то соседние подъезды, верхние этажи и прочие строения окрест мало отличались от заброшенных пятиэтажек моего родного Арзамаса и прочих городов, в которых я превратил в мясо с кровью не одну сотню прямоходящих, но плохо соображающих особей.
При мысли о бифштексе, при нажатии на который ножом выступает алый сок, я сглотнул. С утра лишь одинокая галета нашла свою смерть на дне моего желудка, поэтому я был зол, да и время поджимало. Ткач мог не сегодня-завтра покинуть город, даже несмотря на известие о моей «смерти». Так что в сегодняшних моих планах была вылазка не только в мясную, но и во все оружейные лавки славного города Березники. Вряд ли Лёха рванул по одному ему известному маршруту, не обновив свою покоцанную рекой снарягу. А значит, есть шанс узнать что-то новое о моём заклятом друге.
Не тратя время на затяжные обходные маневры и долгие задушевные беседы, я схватил за плечо пытавшегося прошмыгнуть мимо меня тощего мужичка с носом характерного фиолетового цвета.
– А что, по средам у вас в городе наливают?
– Так ить и по средам, и по пятницам, тока места надо знать. – Прощелыга подобрал свалившуюся с головы от резкой остановки шапку и улыбнулся во все свои три зуба.
– Это вон там, что ли? – кивнул я в сторону узких запотевших окон.
– Не-е-е. Там Хряк, мясной лавкой заправляет.
– Степан?
– Ага. Стёпа-Хряк, чтоб он сдох. А наливают тут за углом у Прохора.
– Веди.
Водка – самая универсальная платежная единица, для меня ещё и едва ли не основной инструмент по добыче информации. Конечно, монета или гвоздодёр развязывают языки куда быстрее, но по пьяни народ выбалтывает порой то, что ему мешает рассказать алчный блеск или кровавая пелена в глазах. Главное – уметь подогреть клиента ровно настолько, чтобы он уже потерял бдительность, но ещё не потерял способность ворочать языком.
Вот и Вова-Бактерия живописно и обстоятельно поведал мне о житии-бытии известного мудака Стёпы-Хряка. Через полчаса я знал, что семейство Олиного дядюшки обитает в двухэтажном кирпичном замке с башенками, задние дворы которого выходят на поля, где нагуливает вес скотина. Тут же за лесополосой – коровники, пара свинарников и птичник. Чуть поодаль в низине – бойня.
А чо? Всё по уму. И близко, и деревья не пропускают вонь к жилью.
