Он еще немного посидел, словно опасаясь расплескать излитую в его душу мудрость столетий, затем, почувствовав, что Маша уже пришла, встал и, открыв входную дверь, впустил ее, — она как раз собралась нажать на кнопку звонка.
— Ну как ты?
Он увидел, что за улыбкой она прячет беспокойство, и, ответив:
— Замечательно, — что-то тихо прошептал.
Где-то зазвенело, будто палочкой из слоновой кости ударили по хрусталю, и в воздухе появился ярко-красный аленький цветочек. Секунду он парил неподвижно, затем заискрился и медленно поплыл к Машиным рукам. Глаза ее изумленно округлились, и она сдавленно вскрикнула:
— Ой, батюшки!
А Сарычев улыбнулся и сказал:
— Шутка.
Предок его давний, что волховал да другим волшебством пробавлялся, шутковал, похоже.
Часть вторая
ДОРОГА В НИКУДА
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: «Иди!»
Редьярд Киплинг
Сергей Владимирович Калинкин лихо съехал в «карман» и остановил машину около известного своим уютом и спокойствием заведения «Тихая жизнь». «Мерседес» был у него самый скромный — серый, «сто восьмидесятый», — однако двигло в нем торчало трехлитровое, и летала лайба шмелем, — словом, хрен догонишь. Тщательно заперев транспортное средство, Калинкин взлетел по гранитным ступеням и, распахнув широченным плечом тяжелую дубовую дверь, энергично попер прямо в зал. Кожаное пальто он бросил на спинку стула, сам уселся на соседний и, положив мощные, с хорошо «набитым» «кентосом», руки на скатерть, оскалившись, привычно осмотрелся.
Здесь его знали хорошо, и подскочивший халдей, с ходу поздоровавшись, ласково поинтересовался:
— Вам как всегда?
— Без изменений, — отозвался Калинкин благосклонно, а про себя подумал: «Чует поживу, гнида».
В мгновение ока приволокли салат из крабов, икру и много хлеба. Умяв все это за минуту, Сергей Владимирович выкушал бутылочку пивка и навалился на салат «Московский», который прошел неплохо в дуэте с бужениной. Немного полегчало. Принесли маслины. Наплевав полную тарелку косточек, Калинкин шумно выжрал здоровенный горшок солянки, интеллигентно утер рожу салфеткой, рыгнул и в ожидании жареной цыпы задумался.
До такой вот жизни он долго пер. Начиналось-то все как безрадостно: ботиночки БЭПЭ — прыжковые значит, ранец РД — десантный то есть, и катись ты, рядовой диверсант двести сорок восьмого отдельного разведывательного батальона СПЕЦНАЗ Серега Калинкин, по кличке Утюг, вниз, туда, где за снежной каруселью и земли-то не видать вовсе.
Сейчас кликуха у него не в пример той, давней, гораздо цивильней и звучит гордо — Стеклорез. Коротко, и для понимающих ясно.
Сергей Владимирович вздохнул и сноровисто принялся выламывать покрытые золотистой корочкой курячьи ноги, макая сочное, исходящее соком мясо в соус ткемали. Захотелось пить, и, осушив большой бокал «Цаликаури», он почему-то вдруг вспомнил вонючую жижу афганских арыков, от которой половина его взвода подхватила гепатит, а перед глазами возникло лицо замкомвзвода сержанта Карпенко, лежащего в мутно-кровавой луже, вытекавшей из разорванного мочевого пузыря, и в ушах Калинкина раздался хриплый, предсмертный шепот раненого: «Лейтенант, добей, Богом прошу».
Сергей Владимирович потряс широколобой, лысоватой башкой, и видение исчезло, уступив место красочной батальной сцене. Вот он, молодой капитан Калинкин, во всей своей первозданной красе сокрушает челюсть своему прямому начальнику — подполковнику Коневу, салапету поганому, пороха не нюхавшему, а вот и финал побоища: победитель с позором отправляется без пенсии и выходного пособия в народное хозяйство, — спасибо за службу, болезный.
Стеклорез вздохнул тяжело и принялся обгладывать самое вкусное — хрустящее, прожаренное мясцо на крыльях. Да, хреново пришлось ему тогда, после дембеля — ни кола ни двора, ни специальности какой цивильной, — и возник вопрос: каким же путем брести ему к светлой победе коммунизма? Хорошо, что мир не без добрых людей, — быстренько дали шоры, капитану-спецназовцу дорожку указав.
От цыпы остались чисто обглоданные косточки, и за свиную бастурму Сергей Владимирович взялся уже не торопясь, пережевывая каждый кусок тщательно и неспешно размышляя о смысле жизни. Это ведь только кажется, что на ноль помножить что-то — дело простое. Нет, искусство это, и заниматься им должен специалист. Можно, конечно, килечницей — ломом — раскроить башку клиенту ночью в подворотне, но это почерк дилетантов, которые сгорают моментально и зависают на долгие срока. Не трудно, скажем, всадить терпиле «турбинку» из ствола двенадцатого калибра, но после тоже неприятностей наверняка не оберешься. Нет, что ни говори, работать клиента должен профессионал, владеющий реальным опытом мокрухи, и, конечно, не случайность, что практические навыки Сергея Владимировича в эпоху перестройки даром не пропали.
Стеклорез на минуту даже жевать перестал, мысленно разглядывая грани своего мастерства. В запасе у него имелось множество опробованных способов жмурения клиента, к примеру расписать свисток, горло то есть, вполне реально засунуть острый карандаш поглубже в ухо, а вернее всего — это, перекрыв кислород, удушить терпилу, сломав попутно позвонки на шее. Хорошие результаты дает воздух в венах, сильный удар в основание черепа и острая заточка под кадык. Неплохо также работает «драо» — яд цыганский, «бита» — железный наладонник, а также токаревский ствол калибра 7.62. Всякие же там радиомины, винтовки снайперские с лазерным прицелом, лимонки с чекой, присобаченной за дверную ручку, он не любил — глаз клиента не видно.
Есть уже не хотелось совершенно, но Сергей Владимирович не отказался от объемистой креманки с мороженым, таявшим среди ошметков экзотических плодов, выпил кружку кофе и, рассчитавшись, наградил халдея пятью долларами.
На часах уже было начало четвертого — сколько же можно жрать? — и, натянув пальто на широченную, чем-то напоминавшую шкаф фигуру, Калинкин шустро забрался в «мерседес». С места он газанул так, что широкие шипованные колеса с визгом провернулись, и, врубив любимого Аркашу Северного погромче, чтобы лучше пробрало, лихо пору лил на Ржевку.
Снег на мостовых уже укатали, мощная лайба держала дорогу отлично, и Сергей Владимирович прибыл на стрелку ровно к четырем, как и было запрессовано. Запарковав «мерседес» среди скопища других иномарок, он причесал рыжые щетинистые волосы и, надев для солидности на скуластую харю черные «рамы», не торопясь двинулся к монументальному сооружению, отделанному камнем и металлом.
