Слава аллаху, Пашутин оказался не падок на женский пол, чего было нельзя сказать о Кохе – тот просто ужом вертелся, рассыпаясь в комплиментах, шуточках и остротах. У меня сложилось мнение, что рыжий решил сегодня уложить в свою постель сразу всех присутствующих девиц, по крайней мере, он все для этого делал.
Пашутин довольно быстро отрубился, попросту уснул в углу дивана, и я решительно объявил, что нам пора…
В такси, уложив уснувшего Пашутина на заднее сидение, я размышлял, стоит ли завтра докладывать Урусову о «междусобойчике», или это не входит в компетенцию телохранителя?
Такси остановилось возле старинного дома на Чистых Прудах. Разбуженный Пашутин заплатил водиле-таксисту, и поддерживаемый мною, побрел через подворотню – домой.
Я привычно оглядывался, прикидывая, откуда может, в случае всего, угрожать нападение недоброжелателей. Под ногами скрипел снежок, мелкие снежинки вились и в воздухе, поблескивая в рассеянном свете редких горящих окон.
Подворотня выводила во двор-колодец, посредине которого сиротливо притулились у подножия одинокого тополя несколько «ракушек» и детский грибок-песочница, заваленная всяким хламом. У дальнего подъезда тихонько фырчала длинная, черная иномарка с тонированными стеклами.
Во мне все напряглось – нам было в ту сторону, Пашутинский подъезд находился метрах в трех от автомобиля. Почему-то мирно курящаяся дымком выхлопной трубы машина казалась мне источающей скрытую угрозу. Я глянул на номер – желтый прямоугольник покрывали черные цифры, но из-за темноты рассмотреть их было невозможно.
– Что-то… случилось? – еле ворочая языком, спросил Пашутин, почувствовавший, как у меня под курткой напряглись мышцы.
– Нет, все нормально. Какой у тебя этаж? – я, стараясь говорить как можно спокойнее, на всякий случай расстегнул «молнию» на куртке, освобождая доступ к пистолету, и щелкнул кнопкой застежки рукава на левой руке, где в наручном чехле покоился подаренный «щитовцами» нож.
Возле самого подъезда Пашутин поскользнулся, еле удержавшись на ногах, и в ту же секунду темно-коричневая, оклеенная обрывками объявлений дверь распахнулась, и нам на встречу шагнул какой-то человек.
Я мгновенно увлек Пашутина в сторону, прикрывая собой, а незнакомец, остановившись, глухо выговорил из-под шарфа, закрывавшего ему почти все лицо:
– Добрый вечер. Вы позволите мне переговорить с Игорем Львовичем?
– Кто вы такой? – негромко спросил я, прислонив Пашутина к стене, и правой рукой взялся за теплую, рубчатую рукоять пистолета. Одновременно я старался не выпускал из поля зрения черную иномарку.
– К вам я не имею ни малейшего отношения, – отрезал замотанный. В это время Пашутин, спьяну что-то себе нафантазировавший, вдруг рванулся вперед:
– Владимир Захарович. Это… вы?.
– О-о, я гляжу, Игорь Львович сегодня не в состоянии побеседовать, – отходя в сторону, усмехнулся замотанный, махнул рукой: – Извините, в другой раз. Всего хорошего…
Он быстро пошел к машине, открыл дверцу, сел, и автомобиль, обогнув тополь, «ракушки» и грибок, выехал со двора.
– Кто это был? – потряс я пьяного Пашутина.
– Владимир Захарович… Коваль. – заплетающимся языком ответил Игорь: – О-о, брат. Большой человек. Умница, светило. А я напился… как последняя свинья. Он ко мне приезжал… С того света, а приезжал. А я напился. Ик-к! Х-р-р-р…
Пашутин еще долго, пока я тащил его по сбитым ступенькам лестницы наверх, что-то бормотал, махал руками, пару раз даже пытался оттолкнуть меня и бежать следом за «Великим человеком… Светилом», но потом сник, позволил без эксцессов завести себя в квартиру, раздеть, и мирно захрапел на кровати.
Уложив клиента, я вдруг спиной почувствовал чей-то взгляд. Обернулся, и замер – в дверном проеме стояла старая тетка с морщинистым лицом, в бигудях, халате и тапочках.
– Добрый вечер. Меня зовут Сергей Воронцов. Я коллега Игоря по работе. Он вот… перебрал слегка на радостях, у них… у нас сегодня маленький праздник.
Женщина кивнула:
– Очень приятно. Элеонора Тимофеевна, театральный работник. А вы почему не перебрали?
«Вот те на!», – удивился я, а вслух сказал, улыбнувшись:
– Ну, когда все перебирают, должен же быть кто-то, кто доставит всех домой, а назавтра расскажет, как все было.
– Шутите. Это хорошо… – сурово покивала Пашутинская соседка: – Не угодно ли чаю?
В принципе, я был не против чая, но на часах значилась половина двенадцатого, а я еще решил осмотреть комнату Пашутина на предмет спецсредств, так, на всякий случай, и при этом мне надо было успеть на метро. Да и Катя волнуется, хотя я звонил ей от Коха и предупредил, что буду поздно…
С другой стороны, как объяснить этой «театралке», что я сейчас будет «шмонаться» в комнате ее соседа? Подумав, я все же кивнул:
– Если только вас не затруднит, я с удовольствием выпил бы чашечку, и съел бублик.
Почему-то мне казалось, что вот такие старые москвички всегда покупают бублики, и любят употреблять их с чаем.
– Только бублики сегодня без мака-а, в булушную не было за-аавоза-а, – ничуть не удивившись моей просьбе, с чисто «ма-асковским» прононсом ответила Пашутинская соседка: – Я иду ставить чайник и жду вас на кухне.
Элеонора Тимофеевна удалилась. «Вот и славненько», – обрадовался я, прикрыл дверь, скинул куртку и принялся быстро осматривать комнату Пашутина.
Бардак в ней стоял страшный. Слой пыли на шкафу, полках, книгах, подоконнике, и даже на компьютере, был такой толщины, что легко можно начинать сев пшеницы или даже моркови. Под кроватью валялись старые носки, бумаги, вкривь и вкось исписанные рвущимся почерком талантливого ученого Пашутина, шифоньер с полуоторванной дверцей содержал в своем нутре кучу неглаженного, ладно, хоть стиранного, белья.
«Плохо, когда женщины нет в доме. Но вдвойне плохо, когда нет ни женщины, ни мужика», – подумал я, сноровисто перетряхивая вещи Пашутина.
Везде было «чисто», вскрывать же телефон и компьютер у меня просто не было времени, и я отложил это на завтра, поправил одеяло на сладко посапывающем «талантливом специалисте», и отправился пить чай…
На следующее утро я, доставив помятого Пашутина на работу, отправился к Урусову – все же о вчерашнем происшествии у подъезда необходимо было доложить «ОО-шникам», мало ли что.
Урусов, молча выслушавший мой доклад, сделал себе какие-то пометки в блокноте, затем подсел к компьютеру и хмуро выдал:
– Воронцов… Вашу мать! Я прошу вас впредь уклоняться от участия в подобных… посиделках. Директор института предупреждал вас по поводу лояльного отношения к клиенту, но не надо его слова воспринимать вот так буквально. Развели бар-рдак, мля… Побольше дисциплины, побольше контроля. И попробуйте повлиять на Пашутина, объяснить ему, что для него неформальные развлечения сейчас опасны – намекните, что в его интересах прислушаться к вам.
