— Да стал бы я бояться Капустника и Передрягу! — разорялся он, сердясь только лишь при мысли, что кто-то мог подумать, что его так беспокоят всякие там оборванцы.
Но Стайс чувствовал сомнение. Пленник потихоньку приходил в себя. Он озирался и явно был испуган. Чего он так боится?
«Он не знает этого определенно. Он просто боится. И вы ему страшны менее всего.»
— Ладно, Мосик. Поехали. Господина этого возьмем с собой. Что-то мне не хочется бросать его на произвол судьбы. Попадет опять в плохую компанию. Научат его всему нехорошему. А мне его еще воспитывать.
По унылой физиономии Горькуши стало видно, что он предпочел бы сколь угодно плохую компанию, только бы не эту. Его снова привязали к седлу. Он повиновался, но мрачно посматривал на всех. Стайс решил, что путем-дорогой пленник маленько разговорится. Стайс ехал на черном жеребце. Конь был хорош.
«Странно, — подумал Чевинк, — ход у коня отличный, а на морде нет ни следа от упряжи. Словно он всегда ходил неоседланным.»
«Мне тоже не по себе.» — признался Вендрикс Юсс. — «У кого-то нехорошего свели мы коника.»
День уже клонился к вечеру, когда все трое приблизились к развалинам некогда большого замка. Путники расположились на ночлег на южной стороне. Там, где солнышко за целый день согрело и высушило камни и землю. Коней стреножили и пустили пастись неподалеку. Осторожный Мосик развел огонь в какой-то старой жестяной посудине, валявшейся среди груд мусора, предварительно закопав ее поглубже в землю. Закусили скромно последними рыбешками из мешка Стайса, да черствым хлебом. Мосик был против того, чтобы накормить Горькушу, но Стайс распорядился иначе. И воришка получил сухой хлебец и рыбу.
* * *
— Не нравится мне это. — проговорил негромко Мосик, лежа на спине и глядя в усыпанное звездами не по-весеннему безоблачное небо.
— Звезды? — лениво спросил Стайс, развалясь на остывающих камнях. Мосик помедлил и ответил:
— Наше приключение. Что-то мне странно. Такое чувство, словно кто-то нас пасет. Так вот ходит кругами, рыщет. Ждет, когда заснем. Волки, что ли? Он перевернулся на бок и, засыпая, пробормотал:
— А еще мне кажется, что ты, Стайс, мне соврал. Ты, Стайс, не вор, а гораздо хуже. Ты — Герой.
Стайс промолчал. Он сонно щурился на небо, разглядывая сквозь ресницы звезды. Отсюда, снизу, они кажутся совсем другими, нежели из Космоса. Лучше или хуже, он не знал. Но другими — точно. Он не заметил, как подкрался сон. И погрузился в ночное марево, насыщенное тишиной и слабым, теплым ветерком. Ночная свежесть окутала его, утихли звуки, погасли звезды.
* * *
Горькуша не мог спать. Он лежал с закрытыми глазами и прислушивался. Все обмирало в его больной груди. Он едва сдерживал свой кашель. Он прислушивался. И вдруг учуял. Тот, третий, с невидимым лицом, с глухим клокочущим голосом. Он тут. Он зовет его.
Вор сел и огляделся. Эти двое спали. Мосик храпит так, словно спит в гостинице. А этот, молодой, зятек его, тоже спит.
«Надо удирать.» — подумал Горькуша. И тихо встал по-воровски, не потревожив ни камешка, не издав ни звука. Безмолвной тенью он проскользнул и скрылся в глубокой тьме от башни. Лошади щипали травку. Две виднелись на лунном свету, а жеребец был невидим где-то во тьме.
Зов шел откуда-то со стороны. Человечек трясся, но шел. В лощине он остановился и огляделся. От дерева вдруг отделилась тень и неслышно подплыла к нему. Горькуша со всхлипом обернулся и замолк, вглядываясь в темный силуэт расширенными от ужаса глазами. Его мутило. Рот наполнился тягучей слюной.
— Господин, ты прав, — проговорил он дрожащим голосом. — Один из них ментал. Не знаю только, кто именно.
— Хорошо. Ты больше мне не нужен. — ответил гортанный голос.
* * *
Стайс проснулся так резко, словно нырнул в холодную воду. Открыл глаза и быстро сел. Повертел головой, прислушиваясь. Кто-то крикнул. Он перекатился к Мосику. Тот храпел, и этот густой храп мешал сосредоточиться. Стайс поднялся на ноги и огляделся. Мосик все булькал и тарахтел. Партнер пихнул его ногой:
— Папа, кончайте безобразно так храпеть! Волков разбудите! Мосик нервно завозился, заколотил руками.
— Караул, облава. — прошептал он и затих.
Сначала Стайс проведал лошадей. Все трое на месте. Только кобылы по-прежнему сторонятся жеребца. А тот стоит так смирно и только легонько всхрапывает, словно спрашивает Стайса, чего тому не спится. Стайс погладил его по морде и успокоил. Все, мол, в порядке.
И пошел в обход башни, останки которой за много лет заросли всякой сорной зеленью. Он прислушивался. Все было тихо. Чевинк уже собрался повернуть, но тут легкий ветер принес какой-то запах. Ноздри Стайса живо шевельнулись: Вендрикс внюхивался. Конечно, обонятельные рецепторы у человека совсем не то, что у нимры, но даже Юсс, имея только нос человека, мог учуять больше, чем его владелец. «Кровь. — уверенно определил он. — Свежая.»
Стайс шел по запаху, ведомый нимрой. И вскоре обнаружил свежий труп. У него не было при себе огня. Но Вендриксу огонь не нужен. «Это ваш приятель. Горькуша. Можешь не ощупывать. Он мертв.»
— Наверно, он пытался убежать и попался зверю. — предположил Чевинк. — Видно, здесь небезопасно. А почему молчали лошади, если тут бродил хищник?
Утром новость поразила Мосика, как громом. Горчичка растерзан зверем! Прямо тут, неподалеку от них! А они спали, как сурки!
Труп уже остыл, когда они пришли взглянуть на него. Как Стайс и думал, беднягу растерзал какой-то зверь. Выжрал из него куски. Зрелище было таким ужасным, что они оба поспешили скорее убраться прочь от страшного места. Теперь Стайс пересел на кобылу, на которой еще вчера сидел Горькуша. Жеребец шел рядом.
— Надо бы его продать, — рассуждал Мосик. — За такого-то красавца могут дать неплохие денежки.
Стайс был согласен. В самом деле, зачем им такой скакун? Тех двух лошадок, что есть теперь у них, вполне хватает для быстрой езды. Но все же ему немного было жаль отдавать такого красавца в чужие руки.
* * *
Они мчались по равнине, перемежаемой горами. Впереди, как помнил карту Стайс, было довольно много населенных пунктов. Городков и деревень. И один большой мегаполис, наверно, столица одного из королевств.
— Там, впереди, есть какой-нибудь город? — спросил он спутника.
— Через день пути мы достигнем Парманталя, столицы Бурундии. Только нам не туда. Там кишмя кишат шпионы. Как от царицы Аффары, Сеяллас, так и от короля Дианора. Не одним попадешься, так другим.
— А все-таки жалко Горькушу. — проговорил Мосик, немного помолчав. — Конечно, парень был гнилой. Да что взять с него при такой-то жизни! Родился на помойке. Всю жизнь не видел доброго лица, не слышал слова человеческого. Тычки да зуботычины. И я туда же. Давай ему в нос кулаки совать.
