— Ну… — протянул он. — Ну, вот так. Верующие всегда агрессивны к другим культам. Ну, кроме эйнитов. А на Земле религиозные деятели постоянно вмешивались в светскую жизнь, выступали против развития науки. После третьей мировой они, например, активно выступали против клонирования. Учёных в какой-то момент достало всё это мифотворчество посреди научно-технического прогресса, и они подвергли религиозный миф серьёзному анализу. И выяснили, что в какой-то момент человеческой истории внутри мифа произошла подмена. Тот, кто изначально почитался как бог, был «превращён» в сатану, а церковь теперь таким образом оправдывает деяния нечистого. Они постебались, а вышло так, будто вся эта агрессия, нетерпимость — вроде как результаты божественной подмены.
Я фыркнул. Меня пробило на истерический смех.
— Вот-вот, — невесело усмехнулся генерал. — Учёным тоже вся эта история показалась жутко забавной. Поменяли, понимаешь, творца на врага человечества и сеют теперь неразумное, недоброе и тленное. Возможно, учёные рассчитывали на повышение критичности у обывателей и снижение авторитета религиозных деятелей. Но они не учли уровень интеллекта и внушаемость паствы…
— Это кто?
— Паства? От слова пасти. Это верующие серьёзно, те, кто соблюдает внешние признаки культа. Учёные не сумели сообразить, что для обывателя отрицание веры — отрицание самого носителя этой веры. Плоха твоя вера, значит, и ты плох… И мир разделился на последователей нового мифа и тех, кто отстаивал старый. Передрались, в общем, к чёртовой бабушке.
Мерис вздохнул, допил воду и начал искать в багаже спиртное.
— Это Имэ и понимал под дуальностью? — спросил я его спину, склонившуюся над баулом.
— Нет, — Мерис нашёл бутылку и повеселел слегка.
Мне даже не предложил, гад. Я бы отказался, но…
— Ты и трезвый — хуже пьяного, — пояснил он и отхлебнул прямо из горлышка. — Мы о чём?
— Про дуальность.
— Те, кого обвинили в подмене бога, стали ортодоксами. Они замкнулись в своём культе. Жёстко разделяют добро и зло, грех и праведность, плохие и хорошие поступки. В религиях Содружества краски смазаны. Тут ты должен знать больше меня. Эйниты почитают тень, как то, что между добром и злом, так, вроде?
— Тень — есть стихийное проявление, безразличное к нашим чувствам. Окрашивая мир в белое или тёмное, человек становится зависимым от тени. Эйниты же хранят равновесие, — довольно легко процитировал я.
— Подковали, — мотнул головой Мерис и отхлебнул ещё. — Ну, вот оно и есть, это самое. Религии Содружества — тройственны чаще всего. Религия ортодоксов — дуальна, хотя они сами этого вроде бы и не признают…
Я перебил:
— А жертва?
— Жертва? — Мерис задумался, хлебнул. — Бог ортодоксов посылает землянам сына, чтобы тот учил и проповедовал. Но в результате подмены мифа, сын оказывается не его. Потому что бог — на самом деле антибог. И он не может родить сына. Сын — это всегда порождение настоящего бога. В нём, в сыне, должна быть изначальная божественная искра. А фальшивый бог не в состоянии ничего создать сам. И люди убивают этого настоящего бога-сына по воле анти-бога… — он замолчал, кажется, запутавшись. Махнул рукой и припал к бутылке. — В общем, забудь. Бога нет. Если причинность ваша проклятая имеется, так мы и на практике это видим. А в чём бог на практике? В психованных приорах, вроде Имэ?
Я покачал головой:
— Будь я проклят, если понимаю хоть что-то.
Мерис изобразил лицом, что и он понимает не больше.
Он почти прикончил бутылку. Пил так, словно там была вода, но я видел на этикетке цифру 43. И надпись была какая-то экзотская. Локьё подарил?
— Да, ещё вспомнил! — осенило Мериса. Питиё слегка определило его сознание. — Про жертву!
Я насторожился.
— Ну?
— Люди не просто убили божьего сына. Они издевались над ним. А тот всё стерпел и простил людей. Понял, сын?
— Не понял, — огрызнулся я и ещё раз врезал со всей дури по подлокотнику. — И не прощу.
История десятая. «Дожить до весны»
Открытый космос — Саа, столица Аннхелла, территория Империи
— Капитан, разрешите поднять с грунта пилотов?
Морда у Келли была красная, словно не воевал вчера, а праздновал.
— На кой Хэд? — отозвался я, щёлкнув пальцем по спецбраслету. — Ты-то чего блажишь?
«Персефона» висела над Кьясной. Основной пилотский состав помогал охранять архив, так было оговорено между Локьё и Дьюпом. И подчинялись мои ребята временно Энреку, а не Келли.
Я только Роса забрал. Мы летели с Мерисом на основную базу спецона, на Аннхелл. Решил махнуть прямо на шлюпке: два раза уже пожалел, маячил третий. Генерал стал хуже переносить проколы и шкрябал теперь своим небравым видом по моей и без того исцарапанной совести.
— Да, это… Психические твои нужны, — чутка расслабился Келли, увидев, что рядом со мной только Мерис.
Психическими Келли называл тех пилотов, кто прошёл обучение у эйнитов. Я нахмурился.
— Что случилось-то, скажешь ты мне или нет? Морда чего такая красная?
— Да это, — сглотнул капитан, — ты просто дай этого… Ну Неджела, что ли, или Дерена?
Врать зампотех никогда не умел: сначала у него краснела шея, потом морда шла пятнами. Однако вывести его на чистую воду было непросто — мешало усиливавшееся по ходу стресса косноязычие.
— Келли, я злой. Я шуток не понимаю. Что случилось у тебя? Гармана к экрану подвинь?
Замполич взволнованным или виноватым не выглядел:
— Здравствуйте, капитан. Двенадцатую десантную потеряли в районе Джанги. Дегир не возражает, чтобы мы поискали, но техсредствами неделю ковырять будем. Если вы разрешите Дерена взять, он быстрее найдёт, у него получается.
— Это какая у нас двенадцатая? — перебил я. — Которую я с Кьясны велел убрать? — Вот же квэста Дадди пассейша!
— Так точно, капитан. В суматохе мы её не отследили, на запросы не отвечает. Судя по данным со спутников: ушла в прокол с минимального угла от планетарной массы. Есть малый шанс, что там и сгинула, но могли и обстрелять у Джанги. Дегир не отрицает, что вчера у него там сильно нервные стояли. Если стрельба была — наши могли на Джангу сесть, а могли прилипнуть к астероиду или к луне. Искать надо.
— Берите Дерена, ищите!
Я отключился и вспомнил: там же у меня Брен…
Только этого не хватало. Перетянул мальчишку и тут же угробил. Говорил же Колин, оставь… Ой, какой я талант, что б меня дакхи съело!
Ладно, Дерен найдёт, если парней не распараллелило при неудачном прыжке. А распараллелило вряд ли — я бы уже что-то почуял.
* * *
Над столицей Аннхелла созревала осень. Побелевшие листья торопились покинуть ветви, но сочные ещё черешки из последних сил цеплялись за уходящую жизнь. И ветра не было, чтобы оборвать агонию.
Я хотел увидеть Влану и увидел. Всё это время она тихо жила рядом с кабинетом Колина.
Вошёл в смежную с его кабинетом комнату с установленной там аппаратурой для медицинской реанимации и понял, что он не выдержал — прорезал окно в стене, выходящей во двор.
В спецоне не положены окна. Они есть только в парадной части резиденции, да и то после моей «диверсии» Мерис велел поставить там силовые щиты.
Но Влане не хватало слишком многого, и мой друг впустил к ней солнце.
Я склонился над приоткрывшейся капсулой реаниматора.
Влана? Или уже не Влана, а белая восковая кукла застыла в переплетении трубок и проводов. Кукла… с обострившимися чертами неудачливого наследника дома Аметиста Эберхарда Имэ.
Померещится же.
Я зажмурился.
Горло моё окаменело, и звук вовне — тоже умер. Мерис, стоящий справа, казалось, даже не дышал. Живое тоже может быть мертвее мертвого, ведь ему не оставили выбора. Только мне. Это я должен что-то сделать, чтобы разбить эту проклятую причинность!
Мерису ещё хуже, чем мне. Он рождён лишь для того, чтобы выгнать меня пинками с «Эскориала», сам бы я не ушёл. И всем очень повезло, что я такой тормоз, иначе…
