Уже после нескольких первых залпов город начало стремительно затягивать дымом пожарищ, снижая видимость. Но Владимир был к этому готов, и потому уже с четвертого залпа корабли перешли на огонь по площадям. Точность, как несложно догадаться, была никакая. Но это совсем не мешало успешному действию боеприпасов – город вспыхнул как сухая солома. Благо, что в нем имелось прилично деревянных построек, дров, тканей и прочей горючей субстанции.
Вой, жуткий, нечеловеческий вой, граничащий с ревом, охватил всю центральную часть Дюнкерка. Потому что только так можно было описать чудовищное переплетение многоголосых воплей заживо сгорающих людей и животных вперемешку с ревом пламени.
– Прекратить огонь! – резко произнес Владимир после тридцатого залпа.
Более семисот стомиллиметровых тонкостенных фосфорных снарядов обрушилось на Дюнкерк всего за четверть часа.
– Уходим, – буркнул он спустя несколько секунд. – Занести в бортовой журнал: «Боевые испытания новых боеприпасов прошли успешно». Далее смотреть на этот пожар нет никакого резона. Раньше чем через несколько дней не стихнет. Вернемся через неделю, оценим результаты.
И три шхуны под всеми парусами стали удаляться на запад, в сторону Кале. Свое черное дело они уже сделали. Конечно, основной удар обрушился на крепость, однако и город сильно пострадал. Ни порта, ни складов, ни судоремонтных мощностей там больше не имелось. На восстановление этой важной военно-морской базы, по самым скромным оценкам, должно было потребоваться несколько лет. Ну и жертвы…
Петра, конечно, немного ломало от мысли, что придется нанести удар такого рода по городу. Это ведь не полевое сражение, где армия выступала против армии. Но после продолжительных колебаний все-таки решился. Дюнкерк был важнейшим стратегическим портом Франции на северном побережье. Не только военно-морской базой, но и солидно нагруженным логистическим узлом. Удар по нему позволял серьезно снизить доходы французской короны и ослабить ее финансовые возможности. Плюс фактор устрашения. По его расчетам, такого рода удар должен был подорвать уверенность у французов в свою победу. И если Людовик XIV вряд ли как-то адекватно отреагирует: сожгли и сожгли, то его окружение сделает правильные выводы.
Поэтому, вынудив сдаться флот вторжения, Петр нагрузил все три балтийские шхуны новыми секретными боеприпасами и отправил сына в рейд. Точнее, сначала нанести удар по Дюнкерку. А потом терроризировать северное побережье Франции, конвоируя захваченные суда в Англию, охотно согласившуюся скупать честно награбленное. Английская элита пыталась всеми силами выйти из кризиса, вызванного Шотландской весной, а потому хваталась за любые возможности. Тем более что били их традиционного противника – Францию. Как тут не помочь? И можно, и нужно. Да и выгодно.
Королева Анна, конечно, уже не могла даже ходить, доживала свои последние дни, практически полностью отойдя от дел. А вот курфюрст Ганновера Георг, официально объявленный ее преемником, прилагал огромные усилия по укреплению дружеских отношений с Петром. Само собой, на взаимовыгодных условиях. Так что доходило до совершенного маразма – шхуны Владимира время от времени собирали целые караваны рыбаков и мелких торговцев, конвоируя их через Ла-Манш, откуда, не разгружаясь, они шли с призовыми командами в порты Нижней Германии. Причем все металлические изделия и порох перегружались на каботажные суда и отправлялись в Россию. Медь, свинец, чугун, драгоценные металлы. Их, конечно, получалось набрать немного. Но даже такой источник сырья был намного лучше, чем ничего.
Конечно, военно-морской флот Испании, Франции и итальянских карликов пытался что-то предпринять, однако, потеряв основные силы под Копенгагеном, не имел для того достаточных возможностей. Потому как регулярное снабжение эскадры припасами позволяло трем шхунам очень жестоко карать любые деревянные суда. Они не жалели боеприпасов, применяя против противников не только мощные ударные гранаты, но и зажигательные снаряды, снаряженные белым фосфором.
Лишь однажды французы пригнали из Марселя линейный корабль, спешно перевооруженный, с заряжаемыми с дула нарезными пушками. Но он показать себя не смог, получив пару фосфорных снарядов с запредельной дистанции. То есть сгорел самым пошлым образом, ни разу не выстрелив по врагу.
Буквально за пару месяцев контр-адмирал Владимир Романов превратился в натуральное пугало Западной Европы. Этакий Эдвард Тич Северного моря, очистивший его просторы от всех судов, кроме тех, что ходили под союзными или нейтральными флагами. Единственное отличие, пожалуй, заключалось в том, что вместо знаменитого пиратского флага на флагмане контр-адмирала развевался малый родовой штандарт с медведем, нагло ухмыляющимся своим врагам и грозящим им большим эрегированным членом.
Петр вернул шар, который пытались забить в балтийскую лузу. Как обычно – с процентами.
2 октября 1713 года. Москва
Луи-Александр, граф Тулузский, шел неуверенной походкой по малому Преображенскому дворцу с одной лишь мыслью – не опозориться, в то время как ужас протягивал к нему свои холодные, липкие пальцы, заставляя колени предательски подгибаться, а сердце сжиматься, вызывая духоту и какое-то помешательство. Но оно и неудивительно. Истории о том, что русский царь предпочитает не наслаждаться пытками и казнью своих политических противников, как и должно цивилизованному человеку, а ссылает их на далекий северный остров, ходили по Европе давно. Этим жутким, страшным островом пугали молодую поросль аристократов, рассказывая о том, что там они всю свою недолгую жизнь будут работать на рудниках в совершенно нечеловеческих условиях. Унижение, мучения, отчаяние. Именно эти три чувства должны были по варварской задумке превратить перед смертью всех аристократов, посмевших вредить могущественному Петру, в полное ничтожество. Сломанное и раздавленное. Отчего Луи-Александр откровенно трусил. Да, конечно, довольно странно вызывать к себе пленного аристократа, дабы потом отправить в этот ад. Но кто знает глубину изуверства этого садиста? Может, он захочет лично скормить его ручным медведям?
И вот приемная.
Луи-Александр замер.
Секретарь русского царя спокойно и невозмутимо посмотрел на гостей. Выслушал рапорт командира конвоя и, взяв какой-то странный прибор, несколько раз повернул ручку, приложил кривую штуку к лицу, а потом заговорил в нее… Граф ахнул! Потому как из этого непонятного прибора отчетливо донеслись ответные звуки. Но как? Это ведь невозможно! Что за чудо?
