Тварь, похожая на собаку, не спешила. Она медленно и плавно скользила в тени деревьев, и сама напоминала тень. В ее движениях не было торопливости слепых псов, она не суетилась, как крыса; обобщенный опыт двух звериных сознаний позволил Твари выработать грацию, не свойственную ни той, ни другой породе. Тварь поочередно напрягала и расслабляла мышцы, готовила тело к схватке. Память молодого пса хранила сведения о стае, и Тварь понимала, что ей предстоит встреча с сородичами последней жертвы. Долго ждать не пришлось — два взрослых пса поднялись из густой травы и дружно взвыли, предупреждая Тварь о собственных агрессивных намерениях. Запах пришельца был псам незнаком, они не могли быстро определиться с моделью поведения — атаковать незваного гостя или подождать. В запахе Твари сейчас присутствовали оттенки, свойственные собакам их стаи, это сбивало с толку. Пришелец присел, напрягая задние лапы… Псы стихли. Они поводили безглазыми мордами, с высунутых языков капала слюна… Тварь рванулась с места, покрыла длинным прыжком треть расстояния, отделявшего ее от слепых собак. Те все еще не решались напасть. Второй прыжок — псы оценили действия чужака как агрессию. Третий прыжок — Тварь ударила более крупного противника грудью, клацнули зубы, пес с визгом отлетел и покатился по траве, из разорванной морды разлетались тяжелые красные капли. Когда он сумел подняться, Тварь рвала горло второй собаке. Фонтаном ударила кровь. Первый, раненый, мутант развернулся, чтобы сбежать, но Тварь была проворнее. Догнала, прыгнула на спину… Потом встала, облизнулась… Вкус крови напомнил о том, что тело нуждается в пище, но Тварь не хотела терять время, ей предстояло отыскать стаю. Тварь задрала собачий нос, ловя лесные запахи. Потом взяла направление и двинулась к поляне, где расположились родичи убитых псов. Эти не раздумывали — запах свежей крови, который исходил от пришельца, их сразу взбудоражил. Хрипло рыча, скуля и завывая, слепые мутанты бросились к пришельцу рыжей волной. Их тактика была проста: налететь, впиться зубами, потом рывок — и прочь, сжимая в пасти клок вырванной плоти. Твари эта тактика была прекрасно известна, в ее распоряжении был мозг маленькой собаки. Поэтому атака стаи не удалась. Противник оказался слишком быстр. Тварь будто заранее знала каждое движение рыжих. Она прыгала, отскакивала, ускользала от собачьих клыков — и притом успевала наносить удары. Она не рвала тела противников, не стремилась ухватить клок мяса — она убивала, вспарывая глотки. Прыгала на спины слепых псов, ломая хребты, после этого мутанты валились и больше не могли встать. Стая кружила, рычала и разочарованно выла — никак не получалось свалить верткую Тварь, размерами уступавшую большинству бойцов своры. Пару раз собакам удалось нанести Твари неглубокие раны, но это никак не отразилось на ее боевых качествах — Тварь умела блокировать сигналы нервных окончаний о том, что тело получило повреждения, иными словами, она не чувствовала боли.
После того как свалился вожак, самый крупный пес в стае, остальные бросились прочь. Тварь догнала и прикончила еще парочку щенков, которые не могли улепетывать так же стремительно, как взрослые, но поймать других она не успела. Потом Тварь медленно обошла поляну, приканчивая раненых. Она ненадолго задержалась над издыхаюшим вожаком. Это тело, конечно, крупнее нынешнего… и мозг старого пса может содержать кое-какие полезные сведения… но работа с новым телом не окупится — оно не намного превосходит нынешнего носителя Твари. Приняв решение, Тварь приступила к трапезе. Она спешила наглотаться плоти — органика понадобится для регенерации поврежденных участков и для укрепления того тела, которым теперь обладает Тварь. Впрочем, она не собиралась слишком обживаться, собачье тело ее не устраивало. Судя по тому, как стая атаковала Тварь, явившуюся в этом обличье, такое существо не внушает опасений. А значит, этому телу далеко до вершины пищевой цепочки. Сейчас Тварь отъестся, подлечит раны и отправится на поиски более подходящего тела.
Наутро все встали в дурном настроении. Торец ругал Будду за его идиотские шуточки насчет супероружия, толстяк вяло оправдывался, что хотел, дескать, немного обстановку разрядить:
— …А то сидим, будто не на новоселье, а на похороны могилку нашли просторную.
Это оправдание совершенно взбесило Торца, и Будда получил наконец в рыло. Правда, от этого бригадир и сам смутился, быстро остыл и буркнул:
— Давно тебя предупреждал, жирный: схлопочешь! Сам же напрашиваешься постоянно… Разве можно такие слова говорить?
Будда, которого крепкий удар сбил с ног, с минуту лежал, не двигаясь. Потом вяло зашевелился, сел, потрогал челюсть, вздохнул и сказал: — Ладно.
После этого настроение у всех испортилось окончательно. Животное ушел на охоту, Торец тоже утопал в лес, никаких распоряжений не отдал. Мистер вяло копошился, вытаскивая хлам из подземелья — этому непременно нужно было чем-то заняться, а Толик с Буддой не стали, обоим было лень. На второй день благоустройство территории всем надоело, старья в подвале стало поменьше, если что попадалось под ноги и мешало, мусор просто отпихивали в сторону, под стену. Толик с бывшим студентом устроились на солнечной стороне, присели на краю бетонной стены и наслаждались бездельем. Будда, у которого на подбородке — там, куда угодил кулак бригадира, — уже проступило фиолетовое пятно, улыбался и жмурился на солнышке, как кот.
— Больно? — спросил Толик. Ему хотелось поболтать, и надо было с чего-то начать беседу.
— А? Это, что ли? — Будда опять потрогал челюсть. — Не-а, не очень. Гена же вполсилы бил.
— Вполсилы?
— Конечно. Если бы приложил всерьез, я бы так быстро не встал. Он же кулаком и убить может, физкультурник хренов. Да ладно, моя вина тоже есть. Все время забываю, что у блатных свои представления о том, что можно говорить, а что нельзя. Суеверия — это плохо. Безымянный страх хуже названного. Страху нужно давать имена, тогда его проще пережить. Это вообще в человеческой природе — всему давать имена. А в бригаде, наоборот, считают: нельзя опасность звать, а то услышит и придет. Суеверия! Чушь!
— Не скажи… — Толик всю жизнь разделял убеждение, что опасность можно накликать неосторожно сказанным словом. — Что-то в этом есть. Не может такого быть, чтобы столько людей на пустом месте привычку заимели… А куда это Гена ушел? Переживает, что ли, из-за того, что тебе сунул?
Будда хохотнул:
— Переживает? Еще чего! Он подальше от нас ушел, чтобы с гостями связаться. Если завтра их ждем, значит, они по Зоне топают. Вот он и проверяет, как у них дела, чтобы через плечо ненароком никто не глянул, он же долго в клаву будет граблями тыкать. Не доверяет никому вот и ушел… Ха, переживает! Ну ты как скажешь!
