Неожиданно впереди замаячил свет.
– Это рабочий тоннель метро! – пояснил Паганель: – Тут безопасно, и никого нет! Мы пройдем по нему, потом пересечем действующую линию, а там уже рукой подать!
С грохотом и шумом пронесся где-то совсем близко поезд метро. Я поежился – было прохладно, да и страшновато. Я читал все эти модные в начале девяностых годов публикации про гигантских тараканов и полутораметровых крыс в московском метро, и хотя мой разум понимал, что все это – чушь, тело все равно дрожало от страха…
От бдительного Паганеля не укрылось мое состояние. Он обернулся и чуть насмешливо сказал:
– Принц Оранский во время битвы кричал, обращаясь к самому себе: «Дрожишь, дрожишь, проклятый скелет?! Ты бы вообще умер от страха, если бы знал, куда я тебя поведу!» За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передан верно: воля и разум должны управлять человеком, все остальное – чепуха!
Я промолчал в ответ, но настроение мое, и так не очень хорошее, испортилось окончательно. Я сперва не мог понять, в чем дело, а потом вдруг ощутил, что мне очень не хватает вот того странного чувства уверенности в себе и легкого звона из-за облаков, который я впервые услышал у ларька, ежась под взглядом Дрюниного качка.
И еще я понял, понял, что такое огромное, пугающее и в то же время вызывающее непонятную симпатию ворочалось надо мной в облаках. Это была Сварга, золотая Сварга, кузница судеб смертных. Эх, жаль, тетради пропали, я бы перечитал записки Профессора еще раз…
Рабочий коридор метро, освещенный скупым светом тусклых, покрытых, казалось, вековой пылью, лампочек, повернул и вывел нас к широкому и высокому, похожему на гигантскую трубу, тоннелю, по стенам которого висело множество грязных кабелей, а на земле светились холодным металлическим блеском рельсы. Где-то слева слышался гул набирающего скорость поезда. Метро…
Паганель погасил фонарик и потащил нас в узкую, но глубокую нишу:
– Не надо, что бы нас заметил машинист – он может доложить на следующей станции, что в тоннеле посторонние!
С ужасным грохотом, катя впереди себя тугую волну воздуха – настоящий ураган, пронесся сверкающий огнями поезд.
В подземелье звуку некуда деваться, и я почти оглох от ритмичного стука колес и лязга вагонов. Судя по очумелой физиономии Бориса, он испытывал те же чувства.
Мы выбрались из ниши, но прийти в себя Паганель нам не дал. Со словами:
– Быстрее, быстрее! – он потащил нас к путям.
– Тут какой-то из рельсов должен быть под напряжением! – опасливо пробормотал Борис.
– Перешагивайте их, и за мной – скоро пойдет следующий поезд! – торопливо сказал Паганель, одним прыжком перемахнул пути, и устремился в мрак виднеющегося чуть в отдалении коридора. Послышался уже знакомый нарастающий гул – поезд загрузил пассажиров и покинул станцию, приближаясь с каждой секундой.
Мы с Борисом, преувеличено высоко поднимая ноги, перебрались через рельсы, и только юркнули в провал коридора, где секундой раньше скрылся Паганель, как из-за плавного поворота большого тоннеля вынеслась новая волна тугого воздуха, а следом – ревущий, сверкающий локомотив.
– Уф! – проговорил Борис, когда все стихло, а мы углубились в новые катакомбы: – Одно дело – прейти рельсы наверху, и совсем другое дело – здесь! У меня полной ощущение, что поезд не раздавил меня только чудом! А, казалось бы – между ними полторы минуты интервал, в среднем! Батальон солдат успеет перейти!
Паганель, чей высокий силуэт по-прежнему маячил впереди, обернулся:
– Боря! Потом поговорим на эти темы! А сейчас – потише, нас могут услышать!
– Кто?! – хором спросили мы с искателем, вытаращив от удивления глаза.
– Тиш-ше! – прошипел Паганель, остановился и вполголоса пояснил:
– Тут, в центр, вернее, под центром, иногда бывает очень людно – и диггеры, и милиция, и госбезопасность, и еще какие-то люди. Мы копали тут, недалеко, основание Китай-города, ну, одной из башен, два года назад – Боря, вы были в то лето на Украине, с Александром и Мишей…
Борис утвердительно кивнул, и Паганель продолжил:
– Так вот, за три дня раскопок мимо нас – я имею в виду, мимо того места, где мы работали, прошло сорок с лишним человек! Не помню точно, Баруздин считал, ради интереса!
– И вас никто не заметил? – поинтересовался я.
– Ну, мы же маскировались! – улыбнулся Паганель, и добавил: – Поэтому здесь нужно быть очень осторожными! Если диггерам мы еще сможем объяснить, кто мы и что, то милиции и ФСБ – вряд ли! Будьте готовы по моему сигналу и падать, и бежать, и… Ну, пошли!
Мы вновь двинулись по темному коридору, стараясь ступать как можно тише. Где-то капала вода, в каком-то боковом отнорке я заметил тусклый луч дневного света – там была вентиляционная шахта.
Борис забежал вперед, и тихим, но отчетливо слышимым в безмолвии катакомб шепотом спросил:
– Максим Кузьмич, а что за база, на которую мы идем? Откуда она вообще взялась?
Паганель повернулся:
– В девяносто первом, когда «Поиск» только-только создавался, буквально после первых раскопок на нас «наехало» ФСБ, ну, тогда еще – КГБ. Мы еле-еле отбоярились, но квартиры всех наших искателей уже были на мушке, так сказать, и поэтому мы решили для хранения находок, инструментов, приборов, документации оборудовать подземную базу – тогда, сразу после путча, никому дела не было до московских подземелий! Базу создали за месяц, на месте бывших глубочайших подвалов за Лубянкой.
– Это что же – под носом КГБ? – фыркнул я.
– Представьте себе – под самым носом! – подтвердил Паганель, пристально посмотрел куда-то во мрак, и добавил: – Я уже говорил – в ее создании активное участие принимал именно Судаков!..
– А почему мы потом не пользовались этой базой? – спросил Борис.
– Отпала необходимость! – пожал плечами Паганель: – Ты же знаешь, Денис Иванович нашел вполне легальный способ хранения материалов, находок, документации…
Борис кивнул.
– Ну, пошли дальше! Осталось совсем не далеко! – Паганель решительно свернул на лево, в какой-то узкий, малозаметный лаз.
В тусклом свете фонарика я заметил, что кирпич и бетон на стенах уступили свое место здоровым глыбам желтоватого бутового камня.
– Лубянка! – шепотом объявил Паганель, указывая длинным пальцем вверх.
Мы пару раз спускались по стертым лесенкам, все ниже и ниже.
– В восемнадцатом веке здесь были пыточные подвалы московского филиала Тайной канцелярии! – прошипел Паганель, и его голос зловеще прозвучал в неподвижном, затхлом воздухе.
Если еще пять минут назад мы могли точно определить, что мы находимся в двадцатом веке – по стенам коридоров змеились кабели, то и дело попадались какие-то, понятные только тем, кто их сделал, но вполне современные надписи, типа: «Не коп. Каб. Ост.17–58 гк. в.», то здесь, ниже, казалось, восемнадцатый век остался навсегда. Я бы не удивился, если бы из-за угла нам на встречу с диким криком: «Изыди!» сейчас выскочил бородатый призрак какого-нибудь старовера, замученного тут заплечных дел мастерами двести с лишним лет назад…
