Какой-то хмырь подошел к нарам, где я лежал, его голова как раз оказалась на уровне моей. Спросил у меня:
- Ты снаружи? Тебя сегодня поймали? - шепеляво спросил хмырь.
-Ну.
-Есть че? Курево там, или че, - зубы у хмыря никуда, одни гнилые пеньки. И воняет изо рта так, что хочется отвернуться.
-Не, мусора обшмонали, мля. Все забрали, на, - я старался держаться в рамках роли.
- Слышь, а ты че, правда крыса? Ну, типа, людей ел? Да ты не ссы, тут таких много, вон Сиплого месяц назад поймали, так у него в мешке чья-то нога была. Не так, Сиплый?
Существо с соседних нар разразилось матом. Сделав вид, что испуган, и растерян, я отодвинулся вглубь нар, и сел там, обхватив руками колени. Я все время повторял: "нет, нет, нет", и мотал головой. Хмырь обрадовано заржал, и отвалил. Я вполне оправдал его ожидания, роль слегка сдвинутой крысы оказалась очень удобной.
Снаружи послышались металлические звуки, били в рельс. Народ вокруг оживился, все полезли с нар и потянулись к выходу, звякая жестянками. Я решил делать как все, и тоже, взяв жестянку, слез с нар и пошел к выходу. Снаружи, на площадке, стоял староста. Строились кацетники*. Это я так про себя называл рабов. Кстати, слово раб тут было не в ходу, стражники, а точнее, как они сами себя называли, "офицеры безопасности", звали рабов "быдло", или "вонючки". Рабы, за глаза, естественно, называли стражников "мусора". Подчиняясь командам старосты, метались какие-то люди с палками, наверное, помощники старосты, они строили кацетников в три шеренги.
- Быстро, быстро! Ты сюда, ты туда, - летало над толпой. Наконец, когда кацетники сформировали какое-то подобие строя, староста отдал приказ, и цепочка кацетников потянулась к баку на колесиках, из открытой крышки которого валил пар. Возле бака стояла тележка с сухарями. Кацетник с белой шапкой на голове зачерпывал половником баланду, другой такой же совал в руку подошедшего сухарь и подзывал следующего. Получивший пайку отходил в сторону, и уходил назад в барак, или садился на корточки тут же у стенки. Те, кто еще не получил, стояли в строю, и помощники старосты бдительно следили, чтобы к ним не пристроился никто из уже отоварившихся, и не получил пайку по второму разу. Дошла очередь и до меня. Кацетник с белой шапкой сморщился, унюхав идущую от меня вонь, прикрикнул:
- Ровнее держи, ровнее! А то не получишь! - и плеснул мне в жестянку баланды. Я отошел, помешивая вонючую коричневатую бурду ложкой, не решаясь попробовать. Я не был голоден, но пренебрегать едой, какая бы она ни была, не стоило, неизвестно, сколько мне еще предстоит здесь провести. Кроме того, пренебрегающая едой "крыса" могла привлечь к себе ненужное внимание.
- Хавай! Жуй-глотай! - неправильно истолковал мои колебания староста. И как углядел? Непрост староста, с ним надо будет поосторожнее. - Это тебе не ляжку друга уплетать. Привыкли там друг друга жрать, а мне с вами возись. И на кой хрен хозяева вас сюда тащат, людоедов, моя б воля, я бы вас всех в расход! Ничего, я из тебя сделаю человека!
Староста еще немного поорал, и переключился на другого. Я, превозмогая отвращение, стал быстро есть баланду, стараясь не сосредотачиваться на вкусе. Все закончили жрать, староста опять всех построил, и, сверяясь со списком в наладоннике, провел перекличку. Он выкрикивал имя и фамилию, народ отвечал: "здесь!". Тех, кто отвечал недостаточно громко, староста заставлял повторять по нескольку раз. Одного вызвал из строя, и поручил заботам своего помощника, тот отвел провинившегося в сторону, и оттуда послышалось мерное "лечь-встать". Когда он называл фамилии, я мысленно вел счет. Всего в строю оказалось двести тринадцать человек. Если прибавить к ним старосту и помощников, получается, что в отряде был двести тридцать один человек. Я мысленно присвистнул. По пути к коменданту я насчитал восемь таких же бараков, если все они заполнены, как наш, то население туннеля даже по первым прикидкам превышало численность членов всех Семей, вместе взятых. А ведь был еще второй туннель, мы были в первой его части, самой короткой, длиной в два с половиной километра. Потом туннель выходил на поверхность, там гору пересекало ущелье, через него, на высоте пятидесяти метров от земли дугой выгибались соединяющие обе половинки туннеля эстакады и транспортная развязка. Вторая часть туннеля была длиной около четырех километров. И если в этом туннеле столько народу, то сколько же их во втором?
После поверки всех загнали назад в барак, лязгнул снаружи засов, запирая железную дверь. В крохотное окошко я заметил, что снаружи погасили половину ламп, и туннель погрузился в полумрак. Вот такой у них был "вечер". Староста ушел спать в свою каморку, обитатели барака оказались предоставлены сами себе. Началась ночная жизнь. В свете тусклых загаженных ламп дневного света, которых едва-едва хватало, чтоб разогнать темноту, обитатели барака ссорились, менялись, играли в карты. Некоторые, я бы сказал, больше половины, просто лежали на своих нарах, уставившись в потолок. Уже глубокой ночью я услышал, как где-то в бараке завязалась ссора. Раздраженные голоса звучали все громче, потом кто-то закричал. Даже не закричал, а завизжал, как поросенок, крик перешел в хрип и все затихло. Я пытался заснуть, но не мог, все чесалось. Барак кишел вшами, не избежал их компании и я. Кажется, я в ту ночь таки не заснул. Стоило мне задремать, как укусы проклятых тварей будили меня, и я принимался неистово чесаться. Первая ночь в туннеле оказалась сущим адом.
Удары в рельс разбудили обитателей барака. Наступило "утро". Вдоль нар забегали помощники старосты, стаскивая с нар замешкавшихся рабов, пинками и ударами палок они выгоняли всех наружу и строили. Раздали завтрак, кусок хлеба и полчерпака баланды. Опять повторился ритуал с построением и перекличкой. На этот раз возле старосты стоял какой-то человек. Этот был одет по высшему разряду - меховые унты, шапка, дубленка. Шарф ручной вязки. Лицо гладкое, чисто выбритое и упитанное. Начальничек, в общем. Оказалось, что кого-то не хватает, но недоразумение быстро разрешилось. Помощники старосты скрылись в бараке, и вскоре вынесли оттуда окровавленное полуголое тело. Зрелище, судя по всему, было обычным, и пересудов в строю не вызвало. Сверяясь с наладонником - вот он, хай-тек на службе феодализма, староста стал распределять кацетников "по работам". Выкликал фамилии. Помощники старосты, они же бригадиры, строили кацетников и уводили. Я, вместе с еще десятком кацетников попал в бригаду говновозов. Нашей обязанностью было вывозить бочки-параши. Сначала бригадир повел нас через дверь в соседний туннель. Я попал туда впервые, поэтому смотрел и мотал на ус. Соседний туннель был пониже, и играл роль склада. Он был двухполосным, на одной полосе впритык стояли машины, контейнеры, сотни двадцатифутовых контейнеров. Вторая полоса оставалась свободной. Нас проводили мимо закутанных в брезент машин, в которых я опознал бронетехнику. Я напрягся, и стал запоминать все, мимо чего мы проходили. Фрайман накопил немалую силу, у него было даже несколько танков. О прочей гусенично-колесной стреляющей технике я и не говорю. Бронетранспортеры, тягачи, генераторы, просто тентованные грузовики, было несколько передвижных радиостанций большой мощности. Одна за другой стояли прицепы-цистерны с горючим. Работали генераторы. Там было холодно, дул пронизывающий сквозняк. В конце и начале туннеля был виден свет, он не был закупорен. Это тоже было правильно, так выхлопные газы от работающих генераторов уносило сквозняком.
