- Послушайте, молодой человек...
- Че надо? - я развернулся к нему, готовый, если что просто придушить его на месте. В гуле голосов, стоявшем в бараке, никто бы этого не заметил.
- Не ломайте комедию, вы не тот, за кого себя выдаете.
А вот это уже интересно. Видя, что я молчу, он продолжил:
- Одно мое слово старосте или офицеру безопасности, и вас убьют как шпиона. Я схватил его за горло, и сдавил.
- Че ты мелешь, старый хрен! - прошипел я.
- Отпу... отпусти..те. Дайте сказать, - прохрипел он. Я чуть отпустил, и он продолжил, лихорадочным шепотом:
- Я наблюдал за вами. Вы двигаетесь, как кошка, вы сильный, и ловкий. Вы прикидываетесь крысой, но вы не крыса, крысы сумасшедшие, а у вас нормальные глаза, этого не спрячешь. Вы привыкли к другой еде, вас воротит от баланды. Я театрал... то есть был театралом, до того, как все рухнуло. Вы плохой актер, молодой человек. Вас не разоблачили только потому, что никто к вам не присматривался. Даже странно, что вас пропустил комендант, он, как говорят, людей насквозь видит.
- И что? - ответил я нормальным тоном, но горло ему не отпустил.
- А то, что вы пришли сюда снаружи. Пришли сами, по своей воле. Вы хотите собрать информацию, и уйти. Это значит, что у вас есть группа, что вы сумели выжить там, в ледяной пустыне. Или вы пришли с нефтезавода, меня и такой вариант устроит.
- Предположим... - протянул я в ответ, - что ты прав. Чего ты хочешь?
- Заберите меня с собой! А я вам помогу, я тут с самого начала, я все знаю! У меня есть, что рассказать, поверьте! Если я вас сдам, получу прибавку в рационе, или, может быть, перевод в лучший барак. Но я хочу вырваться отсюда. У меня подорвано здоровье, долго я не протяну. А я жить хочу!
Я помолчал, лихорадочно обдумывая услышанное. Если это не провокация, надо соглашаться. Если провокация - тем более. Откажусь, и меня тут же определят в местные застенки. А так, даже если это все игра службы безопасности, значит, сыграем.
- Нам надо поговорить. Не здесь, без свидетелей. Это можно устроить? - ответил я.
- Я попрошу старосту, мы с ним старые знакомые. Он иногда ставит меня на сортировку. Попрошу, чтобы вас он тоже поставил.
- Хорошо. Все старик, иди, и больше ко мне на людях не подходи, - я отпустил горло старика. Уже слезая с нар, он прошептал:
- Не идет вам этот образ, молодой человек, у вас десять классов на лбу написаны, - и исчез. Я остался лежать, обдумывая возможные варианты. К однозначному выводу так и не пришел, решил действовать по обстоятельствам, с тем и заснул.
На следующее утро Профессор подошел к старосте, и, угодливо склонившись, зашептал тому что-то на ухо. Тот с недовольной миной выслушал, и кивнул. Профессор жестом подозвал меня, я подошел. Староста удивлено на меня посмотрел, и спросил у профессора:
- Ты уверен? Это ж крыса!
- Зато здоровый. Не сомневайтесь, господин староста, все будет в порядке. Он будет себя хорошо вести, так? - я закивал, да-да, не сумлевайтесь.
- Хорошо, - буркнул староста, - смотри у меня.
Вот так я попал на сортировку. Профессору выдали наладонник, и нас отвели в соседний туннель, где на контейнерах сверху лежали коробки с консервами, мешки и еще тысяча мелочей. Нам предстояло это все разобрать, разложить по контейнерам в соответствии со списком, и внести в каталог. Кроме нас двоих никого поблизости не было, в туннеле работали генераторы, так что можно было разговаривать, не боясь быть услышанным.
Профессора звали Владимир, он настоял, чтобы я называл его Владимир Моисеевич. Он оказался человеком "из раньшего времени". В Союзе он был доктором психологии. Только защитился, как страна развалилась, и он эмигрировал на Землю Отцов. Тут, поначалу, как и все, мыл полы, работал в охране. Потом подучил язык, и стал работать почти по специальности, в службе национального страхования. До Песца он жил совсем рядом с туннелем, так что ему посчастливилось попасть в число тех, кого принимали без разбора. Он рассказал мне, как была устроена туннельная жизнь. В первом туннеле, по эту сторону ущелья, жило "быдло", и небольшой штат охраны. "Чистая публика" обитала во втором туннеле. В число "чистых" вошло некоторое количество нужных Фрайману специалистов, инженеры, специалисты по электричеству, компьютерам и связи. Остальная "чистая публика" состояла из его приближенных, которые всем заправляли, давешний хрен в дубленке был одним из них, и стражников. Под занавес, когда Песец уже был в полный рост, к Фрайману прибились вояки остатки разрозненных частей драпавших после поражения в приграничных боях. Это объясняло, откуда у него взялась бронетехника. Все эти персонажи, вместе с семьями, обитали во втором туннеле. Как сказал неоднократно бывавший там Профессор, условия у них там были "райские", у многих отдельное жилье, прислуга из кацетников, женщины, готовые на все, лишь бы не оказаться в бараках. Я задал профессору мучавший меня вопрос - почему не видно маленьких детей. Он помялся, и сказал, что да, был на этой стороне еще один детский барак, но его убрали. Что-то он недоговаривал, глаза отводил, пришлось нажать, и он раскололся. От услышанного я онемел: оказалось, часть детей умерла сама, от болезней, а остальных... остальных съели. Верхушке надоели консервы, захотелось свежего мяса. Поэтому, маленькие дети, которым тогда разрешали жить во взрослых бараках с родителями, стали внезапно "заболевать". Их забирали в "лазарет", откуда они не возвращались, родителям сообщали, что они умерли, а тела кремированы. Потом кто-то проговорился, кто-то что-то увидел, поползли слухи. Обезумевшие родители попытались прорваться во второй туннель, но их встретили пулеметным огнем. Этим все и кончилось. Оставшихся малышей забрали, сказали, что их усыновили обитатели второго туннеля, но Профессор ни разу никого из них не видел там. Приближенные к особе Вождя жили отдельно, в бывшем торговом центре над ущельем для них были построены утепленные апартаменты, круг лиц, имевших туда доступ, был строго ограничен. По слухам, у них всегда было на столе свежее мясо. Дети постарше из детского барака тоже болели, вот так-то.
- И вы не пытались что-то сделать? Как-то помешать? - спросил я у Профессора.
- А что бы вы сделали? С голыми руками на пулеметы? Плетью обуха не перешибешь. И потом, это же не мои дети... Были тут такие принципиальные да нет их уже.
Оказалось, что были и среди стражников те, кому такой поворот событий пришелся не по душе. Они попытались устроить переворот, но проиграли, и тоже почти все легли. Уцелевшие прорвались через южный выход второго туннеля, и ушли. Что с ними было дальше, неизвестно.
