Твоя подружка помогла. Она ничо, нормально шла. А вот я… ооо! До такого состояния я никогда не укуривался, друг Вжик. Дааа. Как жарко-то! Внутри.
— Что там было? — спросил я.
— Ооо! В меня запихнули эту хрень! Этого… сало…мудра. Я кричал. Я так орал, друг Вжик! Смешно. Я не вопил так даже когда в детстве прижег себе язык бычком от своей первой сигареты. Ааа! Я стал огоньком, друг Вжик! Представляешь? Ведь я мечтал об этом! И вот. Стал. Правда, здорово? Если наблюю на пол, друг Вжик, ведь ты не заставишь меня убирать… сразу?
Гор говорил, лежа с закрытыми глазами. Каждое слово произносил все тише.
Засыпает? Или умирает?
Я потряс его за плечо, спросил, когда он приоткрыл глаза:
— Хочешь пить?
— Огонь, друг Вжик, — сказал Гор. — Много огня!
Закатил глаза, опустил веки.
Я прислушался, поднес к его носу ладонь, пытаясь ощутить ветерок дыхания.
Не почувствовал. Но увидел, как мой приятель приоткрыл рот и захрапел.
Я прикоснулся к его лбу. Теплый. Но не горячий.
— Спи, Гор, — сказал я. — Ненадолго покину тебя, но скоро вернусь.
* * *
Двадцатая уже лежала на кровати.
— Спит, — сказала мне ее соседка.
Я подошел к спящей женщине, погладил её по щеке.
— Поздравь меня, Вжик, — сказала Двадцатая, не открыв глаза. — Отсчет моих дней начался. Осталось двести сорок.
* * *
Я следил за состоянием Гора и Двадцатой, прохаживаясь из одной комнаты в другую. Пожаров за это время не случилось. Хотя пару раз я все же почувствовал запах горелого.
Гор спал беспокойно. Бормотал во сне. Не на имперском. Я изредка смачивал его губы, он слизывал капли. Но разбудить его, чтобы напоить водой, не сумел.
А вот Двадцатую — смог. Один раз. Кружку я не нашел, поил из своей горсти. Воду она глотала жадно, смотрела на меня мутным взглядом. Потом улыбнулась. И вновь уснула.
Ни Гор, ни Двадцатая не проснулись от сигнала, созывавшего на ужин. Будить их я не стал. Раз этого не сделали их знаки подчинения, значит, спят мои приятели очень крепко. Пусть отсыпаются.
На построении выслушал короткую речь вар Брена. Тот сообщил, что меня и еще пятерых (последних неинициированных) поведёт в зал для ритуалов после ужина.
Мне сразу вспомнились слова Гора: «В меня запихнули эту хрень! Я так орал, друг Вжик!». Теперь запихнут и в меня. Интересно, каким образом? Поору.
Но все эти мысли тут же затмила другая: «Я стану огоньком!»
Из столовой я ушёл первым. Проглотил несколько ложек каши, залпом выпил привычный кофе. Запихнул в карман лепёшку и поспешил в свой корпус.
Гор и Двадцатая спали в тех же положениях, что и до моего ухода. Напоить их опять не смог. Смочил им губы, положил каждому в изголовье по лепёшке.
И спустился на первый этаж дожидаться вар Брена.
* * *
Командир шел впереди. Я — сразу за ним. Остальные пятеро растянулись в колонну за моей спиной: мужчины и одна женщина — Девятнадцатая, моя соседка.
Замершее у горизонта солнце светило нам в глаза, заставляло жмуриться.
Обогнули здание столовой, подошли к деревянному одноэтажному строению (тоже из орнийского тополя, я научился распознавать его древесину). Вар Брен распахнул дверь и первым вошел внутрь. Мы последовали за ним.
Оказались в темном помещении. Свет сюда проникал из единственного узкого окна, похожего на щель. Мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем глаза привыкли к освещению.
В нос ударили многочисленные ароматы; я узнал запахи людей, расплавленного воска и свежей крови.
Девятнадцатая, замыкавшая нашу колонну, переступила порог.
— Ждите здесь, — сказал вар Брен.
Не останавливаясь, проследовал дальше, в следующую комнату, более просторную. Я успел заглянуть в неё, пока командир не прикрыл за собой дверь. Мы, шестеро, замерли, повинуясь его приказу, приготовились к долгому ожиданию.
Но вар Брен вернулся почти сразу, повел нас дальше, в помещение с лавками у стен. Тоже едва освещённое. Запах крови здесь стал более отчётливым.
— Рассаживайтесь, — сказал командир. — Когда скажу, будете входить туда по одному.
Он указал на высокую двустворчатую дверь. Добавил:
— Не шумите.
Вар Брен ушёл (через ту самую двустворчатую, за которой я успел заметить мерцание свечей).
Четверо мужчин уселись вдоль стены со щелями-окнами. Мы с Девятнадцатой — у противоположной. Не смотрели друг на друга. Прислушивались.
До возвращения командира никто из нас не произнёс ни слова.
А когда вар Брен вернулся, то указал на меня.
— Ты! — сказал он. — Иди первым. Одежду оставь здесь.
* * *
Командир придержал дверь, пропустил меня вперед.
Я вошёл в просторный зал. И увидел яркое пламя. Оно висело в воздухе над круглым бассейном, до краев заполненным тёмной жидкостью (уверен — кровью!), не касалось его поверхности, дрожало. То расширялось, то вытягивалось вверх, под самый потолок.
«В меня запихнули эту хрень!»
Это?
Саламандр?
Я остановился.
Заметил стоящих вокруг бассейна людей в красных халатах. Пятерых неподвижных, обращенных лицом к огню, застывших с закрытыми глазами. И еще двоих с короткими палками в руках. Те смотрели в мою сторону, явно дожидались пока я подойду ближе.
Вар Брен подтолкнул меня в спину, сказал:
— Подойди к бассейну, боец! Не задень свечи!
Свечи стояли в местах пересечений темных линий на полу; по краям бассейна; на стенах, в железных подсвечниках. Здесь их было много! Десятки! Огонь на их фитилях вздрагивал, в точности повторял все движения зависшего над кровью пламени.
Ни одного окна, даже узкого.
От запахов у меня закружилась голова.
Дошел до края бассейна. Почувствовал идущий от саламандра (?) жар.
Почему не закипает в бассейне кровь? Странно. Магия?
— Стой, — произнес голос вар Брена. — Выпей эликсир.
Мне протянули склянку, маленькую, такую можно спрятать в кулаке. Я откупорил ее, и одним глотком опустошил до дна (терпимый вкус, чуть горчит). Вытряхнул в рот последние капли. Вернул пустой сосуд.
Тот, кто его у меня взял, сказал:
— Стой, не шевелись. Закрой глаза! Откроешь, когда очнешься.
Я охотно опустил веки. Пламя над бассейном казалось уже слишком ярким!
Замер.
— Начинайте, — скомандовал мужчина.
Я услышал шаги: те, кто стоял радом со мной, отходили в стороны.
Насторожился.
Тишина. Слышал лишь дыхание людей; и своё. Слушал, как сердце отсчитывает время.
Ничего не происходило. Долго. Так казалось. Я стоял, оглушенный запахами, в лицо мне дышало жаром парившее над бассейном пламя.
