появляются у всех привидений по определению. И еще саван. Вообще-то, когда я умер, я был в панталонах, вся моя одежда к этому времени превратилась в лохмотья. Но, согласитесь, призрак в панталонах выглядит недостаточно пугающе.
Я сочувственно кивнул. Действительно, посмертия в панталонах бедняга не заслужил, ему и так досталось.
— Я умирал здесь, замерзал на полу совсем один, — снова всхлипнул призрак. — Только он был со мной. А потом они забрали его, забрали. Она меня бросил! Со мной больше никого нет!
— Кого забрали? — спросил я, но призрак больше не обращал на меня внимания. Он обхватил себя руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, иногда пытаясь биться прозрачной головой о стенку. Раздался тот самый жуткий вой, который разбудил меня сегодня.
— Забрали его, забрали! Уууууу!
Я выскочил из подвала, поскольку вой стал совсем уж невыносимым, и привалился к стене. Вот черт, у меня в доме не только привидение, оно еще и не в себе. И что с ним прикажете делать?
Я машинально сунул руку в карман и нащупал там мобис. Как удачно, я ведь накинул первый попавшийся пиджак. Мобис мне пригодится.
Я приказал сторожу ждать неподалеку, отошел подальше и достал артефакт. Через несколько минут на поверхности мобиса появилась физиономия моего кузена.
— Игорь, ты знаешь что-нибудь о призраках? — спросил я, не тратя время на приветствия.
— А призраки-то тебе зачем понадобились? — удивился некромант.
— Скорее я понадобился им. Нам тут дом подарили. Ну, точнее, мне, но я готов иногда приглашать тебя в гости. Но есть проблема: в подвале живет привидение. И я понятия не имею, что мне с ним делать.
— И чем это привидение занимается? — уточнил Игорь.
Вновь раздался вой, больше похожий на безутешные рыдания циркулярной пилы.
— Вот этим, — ответил я, когда снова обрел способность слышать. — Причем особенно любит он это делать по утрам. От него можно как-нибудь избавиться?
— Хочешь уничтожить призрака?
— На самом деле меня устроит, если он просто заткнется, — признал я. Образ печального привидения, плачущего в углу, возник перед моими глазами, и я понял, что мне его жалко. Бедолагу и так убили, да еще и с особой жестокостью, будет несправедливо делать это еще раз. С другой стороны, он ведь и так мертв. Может, я, наоборот, освобожу эту душу от страданий в этом бренном мире и позволю отправиться к вечному благоденствию?
— Развоплотить его можно, но сложно, — обрадовал меня Игорь. — Иногда бывает проще просто смириться.
— Если я смирюсь, тебе придется объясняться со мной жестами, поскольку дня через два я здесь оглохну. Так что лучше я попытаюсь. Мне для этого нужен ты или какой-нибудь другой некромант?
— Нет, все можно сделать самому. В конце концов, призраки — это не зомби.
Я воспрянул духом.
— Прекрасно. Говори, что надо делать.
— Смотри, тебе нужна луковица, капля лошадиной крови и три шерстинки из хвоста барсука, — принялся объяснять Игорь. — Все это надо истолочь в порошок и насыпать на порог дома, где обитает призрак. В полночь нужно подойти к этому порогу, три раза перекреститься, прочитать молитву и остаться там до рассвета. Ах да, еще тебе нужна девственница.
— Ее тоже истолочь в порошок? — ужаснулся я.
— Нет, она должна просто постоять рядом. Тоже до рассвета.
— Я, конечно, всегда не против провести с девственницей всю ночь, но, боюсь, когда я об этом мечтал, высшие силы как-то превратно истолковали мои желания, — отметил я. — Ладно, а что дальше?
— Утром обходишь вокруг дома, поливаешь землю гусиной кровью и посыпаешь порог солью. Потом закапываешь под ним четыре картофелины.
— Девственница больше не нужна?
— Нет.
— Жалко.
— После этого снова читаешь молитву и рисуешь на двери руну. Да, еще в руке у тебя во время всего этого должен быть ананас.
— Ананас? — удивился я. — А ананас-то зачем?
— Не знаю. Так сказано в древних книгах.
— Я начинаю понимать, почему ты советовал не трогать призрака. Ладно, ради того, чтобы спать спокойно, я готов сделать всю эту ерунду. В конце концов, одну ночь можно потерпеть.
— Почему одну? — удивился Игорь. — Это только первая ночь из пяти, ты не дослушал.
Я тихо взвыл.
— Слушай, а попроще никак нельзя? А то тут одно из двух: я либо с ума сойду, либо оглохну. А скорее и то и другое: оглохну, пока буду ночами ходить вокруг дома. С девственницей за ручку.
— Можешь попробовать с ним договориться. Узнать, отчего он завывает, и дать ему то, что он хочет, иногда они так пытаются привлечь к себе внимание. Хотя чаще всего они орут просто от любви к искусству.
— Я бы рад, но мне кажется, он чокнутый, — признался я. — Твердит про какого-то друга, который его якобы покинул, и бьется головой о стенку.
— А, ну чокнутые это по твоей части. Ты у нас заводишь дружбу то с демоном, то с зомби, призрак-шизофреник отлично впишется в компанию. Только к нам в имение его не тащи. Удачи, — напутствовал меня Игорь и отключился. Я хмуро уставился на мобис.
Понять, чего он хочет. Чего он может хотеть, черт возьми?
Я подозвал Ефима.
— Этот граф какой-то там, он ведь не из твоих бывших хозяев?
— Нет, Ваше Сиятельство. Я и фамилии-то такой не знаю, а в этом доме еще отец мой служил. Видать, давно дело было.
— Значит, беднягу убили много лет назад. И, если он не потратил полстолетия, размышляя, остаться ему здесь или все-таки умереть окончательно, призраком он стал уже давно. И в подвале этом сидит тоже давно. Так ведь?
Ефим кивнул. Как у любого потомственного слуги, соглашаться со словами барина входило в комплект его базовых навыков.
— Но раньше мы о нем не знали. Он не завывал и никак себя не проявлял. А примерно месяц назад что-то случилось. Но что?
Ефим смотрел на меня честными преданными глазами. Отвечать на риторические вопросы было уже не по его части.
— Ты ведь ничего не трогал в подвале? — уточнил я. — Или твои бывшие хозяева, или еще кто-нибудь?
— Нет, Ваше Сиятельство. Ну, подметал немного, крыс гонял, так это я всегда делал, уж сколько лет. А больше туда и вовсе не ходил никто: хозяевам подвал не нужен, а из слуг там убирать я был приставлен.
— И в подвале никто не жил? Ну мало ли, вдруг твои сердобольные хозяева там бездомных привечали.
— Да типун вам на язык, барин. Пустой стоял, кому ж жить в подвале-то. На то он и подвал.
— Значит, призрак просто сошел с ума, — вздохнул я. — И убедить его прекратить завывать не удастся. Придется искать девственницу.
— Чего делать?
Ерофей уставился на меня круглыми глазами. Последнее умозаключение явно поставило его в тупик.
— Да так, ничего. Не знаешь, где тут поблизости ананас взять?
— Не знаю, Ваше Сиятельство. Не растут они у нас. Я вспомнил тут кое-что про подвал. Только вам это, наверно, не особо важно.
— Говори, — приказал я. Если есть хоть какой-то шанс обойтись без ананаса, надо им воспользоваться.
— Последний раз, как я в подвале был, черепушку какую-то выкинул. То ли мышиную, то ли крысиную. В углу валялась в темноте, не видно ее было, уж и не знаю, сколько лет она там пролежала.
Я нахмурился. А черепушка — это интересно. Наш бедный граф долгие годы сидел один. С кем может завести дружбу узник в одиночной камере, помимо голосов в голове? Как правило, измученный одиночеством человек рано или поздно начинает разговаривать с любым живым существом.
— Ну-ка принеси, — велел я.
— Что принести? — не понял сторож.
— Черепушку, что ж еще!
— Да где ж я ее возьму? — удивился Ерофей. — Я уж и не помню, куда ее дел, чай, в выгребную яму выкинул. Не найти теперь.
— Значит, вспоминай. Она мне нужна.
Ерофей удивленно посмотрел на меня. В нехитром уме сторожа боролись два чувства: впитанное с молоком матери почтение к благородным господам и зарождающееся подозрение, что барин все-таки туповат.
— Так может я вам это, мышь живую поймаю? Коль вы мышей так любите. А можете из нее и череп сделать, коль не брезгуете. Мышь она и есть мышь, какая разница, одна, другая?
А ведь он прав. Это идея! Вряд ли безумный признак отличит свою любимую черепушку от других.
— Лови, — велел я. — А еще лучше достань мне какой-нибудь готовый крысиный череп, необязательно тот самый. В доме ж наверняка крыс травили.
— Травили, — признал сторож. — А то спасу от них нет.
— И куда девали трупики?
— Поначалу я в яму выгребную скидывал, а потом
