барыня возмутилась, говорит, воняет. Велела закапывать.
— Пойди и откопай какой-нибудь. Думаю, за это время от них как раз уже остались одни кости.
Ерофей снова взглянул на меня как человек, в уме которого в данный момент рушится убеждение о превосходстве дворянства над плебсом, но пошел за лопатой.
Маленькое мышиное кладбище обнаружилось на заднем дворе. Постоянно оглядываясь на меня, словно надеясь, что к барину вернется разум, Ерофей принялся копать. Через пару минут рядом с нами лежали несколько аккуратных кучек костей.
— Все, Ерофей, достаточно. Я ж тебе не приказывал прокопать туннель в Австралию.
Я двумя пальцами взял череп, который показался мне наиболее симпатичным, и брезгливо отряхнул его от земли. Череп воззрился на меня пустыми глазницами.
— Ах, мышка, — вздохнул я. — Наверное, ты была хорошим грызуном. Где теперь твои усы, твой хвостик, где твоя любовь к сыру? Какую даму теперь приведет в ужас твое костяное тельце? Бедная мышка! Но не грусти, — подбодрил я череп, — после смерти ты послужишь хорошему делу.
В подвале за время нашего отсутствия особо ничего не изменилось. Призрак все так же сидел у стены и трагически всхлипывал. Правда, выть он перестал, но я был уверен, что он просто набирается сил для нового концерта.
— Смотри, твой друг вернулся, — сказал я и осторожно положил крысиный череп рядом с привидением. — Он очень рад тебя видеть.
Призрак замер, уставившись на череп. Осторожно дотронулся до него бесплотной рукой, которая, разумеется, прошла насквозь.
— Это ты? Неужели это ты⁈ Я больше не одинок! — победно возопил призрак и сделал круг по подвалу. — Я думал, ты бросил меня навсегда! Как ты мог уйти после того, как мы столько вместе пережили? Как сидели в этом подвале два года?
Призрак укоризненно взирал на череп, тот пялился в ответ пустыми глазницами. Чтобы ни творилось сейчас в больном сознании привидения, оно явно видело сейчас не черепушку, а живую крысу, которая когда-то скрашивала его одиночество.
— Барин, вы ж тоже видите, что он умом тронулся? — шепнул мне Ерофей.
— Абсолютно. Но мне это в целом все равно, пусть живет в подвале, если хочет. Главное, чтобы сидел молча.
Призрак сделал новый круг по подвалу и завис напротив счастливо обретенного товарища. Кажется, мой мертвый квартирант как раз вознамерился рассказать черепу последние события своей жизни.
— А зовут-то его как? — ляпнул я. — Наверняка ты дал своему другу какое-нибудь имя.
Призрак нахмурился. На прозрачном лице отразилось сначала удивление, а потом обиженная досада, словно у ребенка, который спрятал от старшего брата конфетку и сам забыл, где.
— Я забыл. Забыл, как зовут моего единственного друга! Как я мог. Нет мне прощения!
— Ничего страшного, — торопливо прервал я, видя, что призрак опять собирается завыть. — Назови его Йориком.
Призрак удивленно уставился на меня.
— Йориком?
— Да. По-моему, ему очень подходит.
Призрак задумался на мгновение, а потом кивнул и повернулся к черепу. Похоже, им с Йориком предстоял долгий разговор.
— Ловко вы это с черепом придумали, я бы не догадался, — сказал Ерофей, когда мы выходили из подвала.
Я мысленно порадовался, что немного восстановил в душе сторожа веру в аристократию.
— Придумать я еще и не такое могу. Особенно, если от этого зависит, буду ли я нормально спать по ночам.
— Все-таки призрак ваш чокнутый, — озвучил очевидное Ерофей. — С черепом подружился, это ж надо.
— Ну, думаю, сначала он подружился с крысой, а потом она, скажем так, перешла в другое агрегатное состояние. Но бедный узник оказался не готов пережить такую потерю.
— Он же с ним теперь, почитай, целыми днями болтать будет, не затыкаясь. Прям как жена моя Марфа Петровна, — посетовал Ерофей. — Хоть и черепушка, а мне ее даже жалко.
— Бедный Йорик, — посочувствовал я черепу. — Эта Марфа Петровна, должно быть, и правда страшная женщина.
— Мегера, Ваше Сиятельство, — пожаловался сторож. — Как есть мегера, всю жизнь мне испортила. Если б я только в молодости знал, на ком женюсь… Да бобылем бы всю жизнь прожил, честное слово.
Подойдя к дверям дома, я прислонился к стене и подставил лицо летнему солнцу. Спать после общения с призраком расхотелось. Пожалуй, стоит прогуляться немного и повнимательнее осмотреть свои новые владения.
И отпустить сторожа. Я и так вытащил его сегодня из постели, пусть отдыхает, больше он мне не нужен.
Я повернулся к Ерофею, дабы отправить обратно в сторожку, и увидел на его лице беспросветное отчаяние. Сторож глядел на ворота дома. Таким взглядом капитан корабля смотрит на стремительно наполняющийся водой трюм, когда вокруг бушует огромное море.
— Ерофей, ты чего там увидел? Еще одного призрака?
— Хуже. — Вздох сторожа был тяжел, как гранитная плита. — Это она, Ваше Сиятельство. Жена моя, Марфа Петровна. Месяц назад к подруге своей укатила в Санкт-Петербург, думал, неделю еще не вернется, так нет же. За что ж мне это наказание!
Я повернул голову, ожидая увидеть истинное чудовище, возможно, даже огнедышащее. Но в ворота чинно заходила благообразная старушка. Она была насколько сухонькой и невысокой, что, казалось, любой порыв ветра может унести этот божий одуванчик. Несмотря на жару, Марфа Петровна куталась в шаль, а в руках теребила тонкие перчатки. Завидев мужа, она счастливо улыбнулась и засеменила к нему.
— Ерофейчик! Боже мой, я так соскучилась.
— Это она-то мегера? Ну ты и зажрался, — шепнул я сторожу. — Милейшая женщина.
— Вы скоро поймете, Ваше Сиятельство, — ответил Ерофей и улыбнулся жене с видом смертника.
— Ерофейчик, как ты тут без меня? — ворковала Марфа Петровна, целуя мужа в щеку и придирчиво его осматривая. — Ел, надеюсь? Не простудился? Окно закрывал? А вы, должно быть, граф Лазарев? Ерофейчик мне про вас писал. — Марфа Петровна присела в реверансе. — Как вам дом? Прошлым нашим господам очень нравилось. Только я вам так скажу: если будете ночевать в спальне наверху, обязательно растопите камин. Там по ночам такой холод, такой холод. Сыночек графский один раз заболел, так две недели его лечили. А все почему? Потому что не следят за собой совсем! Микстуры лечебные не пьют, ходят не пойми в чем, спят с открытым окном. Ерофейчик, ты ведь принимал тот травяной сбор, который я тебе оставила?
Ерофейчик, попытавшийся было незаметно удрать в сторожку, уныло кивнул и встретился со мной взглядом. Я сочувственно покачал головой. Весь ужас проживания с Марфой Петровной начал потихоньку до меня доходить.
— А одеялом теплым накрывался? — щебетала Марфа Петровна, надвигаясь на мужа с неотвратимостью горного обвала. — А то знаю я тебя, спишь раскрытый, а потом болеешь! — Выражение лица Ерофея стало таким же бесконечно несчастным, как у нашего призрачного друга из подвала.
Я кашлянул, собираясь попрощаться и оставить счастливых супругов наедине, чем совершил большую ошибку. Марфа Петровна тут же повернулась ко мне.
— Граф, а вы что это кашляете? Никак, заболели?
— Что вы, кончено, нет! — заверил я. В нос мне попала предательская пыльца, и я еще и чихнул.
— Да вас лечить надо! — всплеснула руками Марфа Петровна. — А то совсем захвораете. Давайте-ка наверх и под одеяло, а мы с Ерофейчиком вам чаю принесем, правда, Ерофейчик? Еще компресс вам надо сделать и грелку в ноги. И камин, обязательно камин.
Я с ужасом представил себя между камином и грелкой, учитывая, что на улице двадцать пять градусов, и начал потихоньку отступать к воротам.
— Я ценю вашу заботу, но право, не стоит. Я абсолютно здоров.
— Все вы, мужчины, так говорите, — посетовала Марфа Петровна, подхватывая меня за руку с явным намерением отбуксировать наверх. — А потом бац и лихорадка. Идемте-идемте. А я вам еще носки теплые подарю, что прошлому барину связала, только он носить не стал. И травяной сбор, пейте его каждый вечер обязательно. И витамины еще, мне тут подруга одна посоветовала. Надо ж следить за здоровьем.
— Марфа Петровна! — рявкнул я, потеряв терпение. — Я же сказал: «нет»! Что тут не ясного?
Старушка отпустила мою руку. Ее губы тут же задрожали, а глаза заблестели от подступающих слез. Я почувствовал себя самым ужасным человеком на свете.
— Конечно, как скажете, Ваше Сиятельство. Простите. Я ж только помочь хотела. — Старушка утерла глаза. — Я понимаю, не нужны вам мои советы. Вы и без меня разберетесь, надоедливой дуры старой.
— Ну что вы, Марфа Петровна. Я очень вас ценю, я просто сейчас занят, — попытался
