class="p1">Вахоц медленно подходил к павшему ниц королю и разочарованно глядел на жалкое состояние, после чего проговорил: "Я умру от кровотечения, и всё, что ты можешь мне дать перед смертью, — стенания?! Ты проиграл, когда испугался собственной смерти, Прах Пустыни!" Когда Вахоц подошёл достаточно близко к измученному болью Эксодию, то вспомнил всю свою мрачную жизнь: от страха быть избитым отцом-ветераном до поиска достойной смерти под золотым знаменем Малики. Всё это оказалось слишком сильным, чтобы даже сам Король Айтилла сумел раз и навсегда избавить бренное тело от страданий. И пока в голове Эксодия не могло от сильной боли нормально составиться ни единой мысли, Вахоц вспоминал все битвы с этим гуатти. Только этот проигравший человек смог дать Вахоцу маленькую крупицу надежды и стать… другом? Впрочем, теперь это совершенно не важно, ибо его ждёт смерть.
Вахоц поднял скимитар, на лезвии которого отражался свет Сэн — последнее, что увидит этот человек, так долго державшийся в этой битве. "Сражение. Сражайся как они. Бейся до последней капли крови, рви и кромсай!" — говорил голос, но чей? Ответ на этот вопрос пришёл, когда в глазах Эксодия загорелось хищное пламя, и Прах Пустыни с оглушающим криком взорвался мощным пламенем, как Фиора Халливель в последние секунды своей жизни, однако король намеревался этим огнём пожрать жизнь врага и не оставить даже праха. Вахоц впервые за долгое время ощутил настоящий ужас, едва взглянув в глаза Эксодия, что через секунду закрылись стеной пламени, окружающей войдера плазмы. Прах Пустыни твёрдо встал на ноги, после чего сквозь мощный крик обрушил сотни выпадов шпагой, прокалывая горящим оружием тело напуганного Вахоца, словно подушку для иголок. Яростное пламя поглотило Человека-зверя целиком, заставляя чувствовать настоящую боль и поражение. За столько колец нашёлся человек, способный одолеть силу всеобъемлющего ужаса Демона Сидящего, что напрямую контролировал чувство страха живых существ, и нанести Вахоцу Бадави фатальное поражение.
Протяжный крик и яростные пламенные выпады закончились, когда Вахоц уронил своё оружие и упал на колени, полностью обугленный и проколотый шпагой. Адреналин спал, и Эксодий понял, что слышал свой собственный голос, не желающий умереть жалкой смертью, ибо за него отдали жизнь Гидеон, Рьяна и Фиора, что сражались до конца. Но эти воспоминания прервал голос умирающего Вахоца Бадави: шандийца, что носил на указательном пальце правой руки серебряное кольцо — символ человека, чья жизнь и судьба связана с войной 29. И рукой, сметающей сотни людей и обрывающей человеческие жизни, под конец своего бытия он тянулся к Сэн, после чего издал предсмертный хрип:
— Эксодий… Я не смог защитить свою мать… — пустил слезу, что прокатилась по изуродованному, но спокойному лицу, после чего поднял голову, глядя в чистое небо. — Как думаешь… я смогу её увидеть… там? — дрожащим и умирающим голосом проговорил Вахоц, видя перед собой радостную мать и отца, когда у них только появился маленький сын.
— Ты сможешь, Вахоц… — упал без сил Эксодий на колени, с печалью глядя на врага, для которого под конец стал единственным другом, а его жуткий войдерум всё больше и больше пропадал. — Покойся с миром, Вахоц Бадави, прощай… — само вырвалось из уст Эксодия, но эти слова не успел услышать Вахоц, что умер со слезами на закрытых глазах.
Эксодий вышел победителем, после чего сумел остановить кровотечение и отыскать остатки своей армии. Ожидая сигнала Базиля, он думал о жизни Вахоца, надеясь, что Бог земли прибрал его к рукам и дал душе желанный покой. "Я буду помнить тебя, Вахоц. Надеюсь, ты встретишь свою мать…" Вахоц Бадави абен-ам Амон окончательно повержен.
Глава 24 "Пронзённый стрелой гранат. Часть 3"
Битва между Дзин Паном и Субхути Бхатом началась и приняла серьёзный оборот, когда кардинал призвал покровитель по имени Священное Писание внутри главной церкви садасиизма в Лакшата.
Дзин Пан окружил себя потоками ветра и стал воспринимать битву не иначе, чем простое развлечение, внушая себе, что мускулистый священник мало что сможет противопоставить войдеру. Дзин, чуть ли не смеясь, окружил противника, быстро двигаясь из стороны в сторону, оставляя остаточные изображения, после чего с разных позиций стал бить Субхути, комбинируя удары ребром ладони и пинки в корпус, не забывая о защите, молниеносно возвращая руки в блок. Субхути стоял неподвижно, принимая сотни быстрых ударов тёугана, чей стиль боя был довольно экзотичным: он не был похож ни на бокс, изобретённый в Айтилла, ни на сават 30, ибо парень редко бил кулаками, куда чаще используя ладони и постоянно меняя стойку. Тогда Субхути вместо контратаки пристально следил за движениями, чтобы распознать их и найти закономерность, после чего понял, что следующей атакой будет удар в спину ребром ладони — теперь пора дать отпор!
Сотни ударов Дзина изрядно ранили Субхути, разломив напополам одну из рёбер, однако, когда тёуган решил ударить в спину, тот заметил на себе взгляд кардинала, что заставил внезапно сомневаться в том, что это враг: "Я должен биться… с ним? Но почему?" — Эти мысли пришли в голову мальчика и заставили войдерум ослабеть, после чего Дзин получил под дых мощный удар увесистым кулаком и упал наземь, задыхаясь.
Субхути схватил Дзина за шкирку и поднял вверх, после чего, глядя ему в рассвирепевшие от боли глаза, сказал: "Ты расскажешь мне всё о своих сообщниках, жалкий еретик!" Тогда Дзин понимал, что если сдаться сейчас, победы в войне не видать: "Мари надеется на меня!" — С этими громогласными мыслями Дзин поднял перед собой обе ноги и заставил тёуганские сапоги извергнуть мощные потоки ветра и оттолкнуть от себя кардинала, что от неожиданности ослабил хват и отпустил войдера. Тогда шокированный Субхути решил сражаться с противником серьёзно, схватив золотой трезубец с дорогой витрины — прямо сейчас реликвия должна послужить во благо церкви и сразить еретика в его храме. И когда Дзин собрался с силами и встал на ноги, то тут же выставил пальцы обеих рук в виде пистолетов и стал словно стрелять из них стремительными воздушными потоками. Но когда воздушные пули добрались до Субхути, он отразил их все, быстро раскрутив перед собой трезубец, после чего ударил пяткой оружия о пол, в стуке которого отразились слова кардинала: "И это всё?" Тогда детская наивность Дзина придумала, какой техникой уделать это дурацкое копьё: тёуган схватил палец-пистолет другой рукой, представляя, что теперь это винтовка, и готовил усиленный воздушный поток, однако Субхути не собирался дожидаться этого момента и совершил резкий выпад оружием, едва не попав в изворотливого низкого паренька.
