– И все? – удивился Контейнер.
– Мне хватит, – ответил Олег Игоревич. – Мое оружие за мной следом ходит.
Псина радостно завиляла хвостом.
Настал черед Контейнера. К чему-чему, а к выбору оружия бывший начальник службы безопасности клана Листонош всегда подходил ответственно. Пистолет – конечно же «Глок». Полноразмерный, семнадцатая модель – семнадцать же патронов в магазине. Запасной пистолет – тоже «Глок», но уже двадцать шестой, всего десять патронов, но при желании можно вставить магазин от семнадцатого. Магазинов – десяток длинных, два коротких. Это сто девяносто патронов в сумме, маловато, конечно, но ничего, в бою добудем.
Теперь автомат. Сердце Контейнера лежало к «Калашникову», причем старому, калибра семь шестьдесят два – тяжелая пуля перебивает железнодорожный рельс и насквозь пробивает кирпичные стены. Но Ренькас выбрал «эмку» под натовский патрон пять пятьдесят шесть, а взаимозаменяемость боеприпаса для отряда важнее, чем личные предпочтения любого бойца.
Из всего изобилия карабинов на платформе «АР-15» (слишком сложных и незнакомых, по всей видимости, для местной солдатни), Контейнер, порывшись, выбрал «Зброяр» – карабин простой, надежный и удобный, с «магпуловским» прикладом и ручкой переноса огня.
Разгрузочный жилет. Шесть магазинов. Пять гранат – три осколочные, одна дымовая, одна светошумовая. Аптечка. В аптечке – два жгута, два перевязочных пакета, гемостатик, окклюзионная пленка и игла на случай напряженного пневмоторакса, одеяло из фольги, замечательная вещь при обильной кровопотере – не дает пациенту умереть от переохлаждения.
«Кэмэлбэк» с водой. Две упаковки «регидрона» – ему, листоноше, без надобности, а вот членам отряда могут понадобиться, идти-то пешком да по жаре. Выцыганить бы у Ферзя и Правдоруба желтые антирадиационные… так ведь не дадут, гады.
Вроде все. Все? Точно.
– Можем выступать, – скомандовал Контейнер.
* * *
Дорога от Керчи до Казантипа заняла у них почти два дня и прошла практически без приключений. Так долго шли потому, что дороги Крыма внезапно оказались запружены караванами военной техники. Кое-где танки и бронетранспортеры стыдливо прикрывали брезентом и тащили волоком на железнодорожных платформах, в которые были запряжены першероны-мутанты – не такие сильные и далеко не такие умные, как восьминогие скакуны клана Листонош, но вполне выносливые и достаточно тупые, чтобы целый день идти под палящим солнцем Крыма через пыльную степь.
Контейнер и его отряд почтительно пропускали караваны, сходя на обочину и провожая технику молчаливыми взглядами. А чего тут было говорить? И так все было ясно: война будет, войны не миновать.
Ближе к Казантипу техника ездила своим ходом: рыхлила могучими колесами степь, добивала гусеницами асфальт, взревывала моторами, коптила небо черным дымом.
Контейнер удивлялся: откуда столько соляры у Союза Вольных Городов Крыма? Неужели распечатали один из Бункеров Возрождения? Или просто надыбали где-то подземное хранилище топлива, забытое после Катастрофы?
Ответа на этот вопрос не было, но факт оставался фактом: в Крыму происходили масштабные военные маневры, и куча силы – даже нет, не силы, силищи! – стягивалась в одно место.
Знать бы еще, какое…
Чем ближе подъезжали к Казантипу, тем мрачнее становилась Пеева. Атаманша хмуро глядела по сторонам, то и дело тихо материлась и сплевывала сквозь зубы. Олька Зяблик тоже мрачнела, но ее по мере сил развлекал старпом Ренькас, еще не решивший, к кому он на самом деле собрался подбивать клинья: к бравой атаманше или ее миниатюрной помощнице.
Капитан Олег Игоревич на суше впадал в апатию, и лишь псина его бодро трусила по дороге, виляя хвостом.
– Черт знает что! – процедила атаманша Пеева.
– Что не так? – спросил Контейнер.
– Все! Все не так! До мыса – километров пять, так? А с чего вдруг так тихо? Где музон? Где ум-ца-ца? Где плясуны, мать их так? Вымерли?!
– Может, их того, – предположил Ренькас, – в рекруты забрали?
– Плясунов?! Не смешите мои тапочки! – отрезала атаманша, у которой, наверняка, тапочек сроду не водилось.
Тайна исчезновения мутантов-плясунов открылась им на закате, когда отряд встал на привал в степи – последний перед Казантипом (Контейнер не хотел приходить к месту назначения на ночь глядя, утро вечера мудренее).
Вроде все было нормально – выбрали место, поставили палатки, Контейнер установил пару растяжек, и тут вдруг капитанская псина начала скулить и рыть землю.
Контейнер подошел поближе, ковырнул носком «берца» грунт. Свежий, рыхлый. И это в степи, где земля напоминала запеченный на солнце глиняный кирпич.
Минное поле? Не похоже. Листоноша присел на корточки, достал нож, аккуратно потыкал в землю – и сразу наткнулся на что-то твердое. Разгреб руками. Это был человеческий череп.
Псина нашла место массового захоронения.
Контейнер прикинул, стоит ли говорить о своей находке остальным, и решил сказать. Лишние тайны им были ни к чему. Свистом подозвал остальных, велел раздать лопаты…
Через полчаса, когда совсем стемнело, в свете факелов и пары фонариков, перед ними открылась круглая яма метра три в диаметре и метров пять глубиной. Яма была доверху заполнена трупами разной степени разложения.
– Плясуны, – сказала атаманша Пеева, нарушив гробовое молчание при виде мрачной находки. – Они зачистили плясунов. Сволочи.
– Сначала листонош, потом плясунов. Логично, – сказал Контейнер. – Крым без мутантов, чистый Крым. Так, кажется?
Псина гавкнула.
– Их надо остановить, – сказал Олег Игоревич, будто переводя собачий лай. – Любой ценой. На мутантах они не успокоятся.
– Это точно, – кивнул Ренькас.
– Какие же они гады… – проговорила Олька Зяблик.
Ночевать в этом месте никто не захотел. Двинулись дальше, сквозь темноту, подсвечивая фонариками. Вдалеке, на горизонте заметили отблеск костра.
– Хиппари, – сказала атаманша. – Нюхом чую.
– Опасно? – спросил Контейнер.
– Не, – махнула рукой атаманша. – Они безобидные.
– Поэтому до сих пор живы, – предположила Боевой Зяблик.
– Ладно, попросимся на огонек…
Когда они подошли поближе к костру, Контейнер понял, что имела в виду атаманша Пеева под своим «нюхом чую». Хиппари – грязные, немытые, волосатые, сидели у огня и пускали по кругу пластиковую бутылку, заполненную дымом. По очереди прикладывались к дырке, затягивались, блаженно улыбались, передавали дальше. Пахло вовсе не табаком.
– Можно к огню? – попросился Контейнер.
Ему ответили что-то невразумительное. Контейнер истолковал это как согласие. Хиппарей в мини-колонии было всего ничего: человек двадцать, тощих и болезненных настолько, что, начни они бузить, на всех хватило бы одного Ренькаса.
