— Почему это? Да ну, брось! Ты что?! Гурген Аланович поможет обязательно, я знаю! Я расскажу ему все как было, и он…
Струна вот-вот порвется. Нельзя терять ни секунды.
— Ванька, выслушай меня. Не перебивай! Недавно я была у отца в бункере, ну, ты знаешь… Он оставил на столе коммуникатор, а я ждала, было скучно…
— Какое отношение это име…
— Не перебивай! Я заметила — случайно! — на экране папку с названием «Жучара». — Она посмотрела на Ваньку, тот нахмурился, подобрался, будто перед схваткой. — Не удержалась, посмотрела, что там…
Ее заклинило. Беззвучно открывала рот, да и только. Драгоценные секунды тратились зря — на молчание. Ну не могла она сказать то, что должна была. Ну не могла — и все! Слабачка.
— Лали, ты хотела мне что-то… — Ванька почему-то охрип. — Продолжай, не молчи.
— Я… — Она зажмурилась. Первый звук едва прорвался сквозь стиснутые зубы, а затем слова полились: — Там, в той папке, была информация о том, где содержат Владлена Жукова. Твой отец в Поликлинике номер один.
Ванька кивнул. Ему ли не знать, что творится за дверями больницы, называемой еще Кремлевской. Там занимаются омоложением элиты стволовыми клетками, там Героям Революции меняют устаревшие органы на новые.
Но не только.
— Владлена Жукова держат насильно, под охраной. Он подключен к мнемокатору — специальной установке, взламывающей блокированные воспоминания.
— Но зачем?..
— Его освободили от занимаемой должности. Он больше не министр. Они… — Лали умышленно не называла имен. — Они хотят извлечь из его памяти информацию о бунтовщиках, о заговоре против режима. Говорят, бывший министр Жуков хотел и мог уничтожить нашу страну.
Ванька мотнул головой — неправда, ложь! Поднес руку к ее губам, будто умоляя замолчать, — от пальцев его пахло гнилью, нехорошо так пахло.
Но Лали не могла уже остановиться:
— Мнемокатор обязательно считает его память, это лишь вопрос времени. Я знаю, я читала отчеты. И еще… Ты должен знать. Считывая память, мнемокатор разрушает мозг. Процесс необратимый.
Ванька смотрел на нее чуть ли не с ужасом. Смотрел — и молчал. Он вообще услышал, что она сказала?..
— Лали, значит, твой отец в курсе. Так почему до сих пор не помог?!
Струна все тоньше.
Девушка набрала побольше воздуха в грудь и закрыла глаза:
— В той папке, в коммуникаторе, был один документ… Это мой отец донес на твоего, а потом — с ведома и разрешения Первого — послал группу захвата к вам домой.
* * *
Осколки упали на пол. Жена заворочалась, сонно пробормотала что-то.
Бадоев вытер мокрую от коньяка ладонь о пижаму. Стекло его не взяло — ни единого пореза.
Ему вообще всегда везло. Он выжил в радиоактивных горах, где подыхающие от лучевой болезни сепаратисты стреляли из-за каждого оплавленного камня. И не только выжил, но стал хозяином судеб миллионов. А тут какой-то мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло, угрожает ему лишь тем, что еще дышит.
Дышит у него на балконе!
Прямо сейчас!
Серпень охотится за сынком Жучары в заброшенной подземке, а у сынка хватает наглости заявиться к Гургену Алановичу домой! Что ж, тем хуже для наглеца.
Мазнув пальцем по нужному окошку, он поднес коммуникатор к лицу и, дождавшись испуганного «Слушаю!», сцедил:
— Мизер без прикупа. У нас гость на балконе, а вы и в ус не дуете. Так устали, что расслабились? В лагерях как раз нехватка молодых специалистов, могу выписать путевку — отдохнете, развеетесь.
И прервал связь. Дальше само завертится. Охранники, конечно, идиоты, но свою работу знают, а после такого внушения… Гурген Аланович с сожалением уставился на осколки. Хорошее было пойло. Вернулся к бару. Не всухомятку же смотреть, как будут убивать мальчишку?..
Он взглянул на экран — и обмер.
На балконе уже дышал воздухом не только сынок Жучары, к нему присоединилась Лали.
— Отбой!!! — Новый приказ охране Гурген Аланович проорал так, что даже супруга проснулась, села на кровати. — Ничего не предпринимать!!! Ждать моей команды!!! Вести наблюдение!!! Не упускать из виду!!! В лагерях всех сгною!!!
Поджав ноги, жена натянула одеяло до подбородка.
* * *
Лали так и стояла — с закрытыми глазами. Боялась, наверное, смотреть на Ивана.
И правильно. Сейчас он сам себя испугался бы, найдись рядом зеркало.
После случившегося в последнее время он думал, что ничто уже не удивит его. Увы, ошибался. Да так, что не хотел верить любимой девушке. Ведь невозможно это! Не бывает на свете столь коварных людей! Подлецов таких лишь в кино показывают! Как — как?! — один Герой Революции мог донести на другого, тем более на друга, да еще и обвинив в немыслимом?!
А вот бывают и возможно.
Гурген Бадоев — имя врага. Из-за него погибла мама. Вот кто повинен во всех бедах семьи Жуковых.
Яростный рык вырвался из глотки. Отомстить. Все равно как. Уничтожить. Лали. Она его дочь. Шальная страшная мысль — Иван представил, что можно сделать с хрупкой фигуркой, — чуть отрезвила. Дети не в ответе за родителей. И это же Лали, в конце концов! Как он вообще мог подумать о том, чтобы причинить ей вред?!
— Прости меня! Прости! — Иван схватил ее за руку, прижал к себе, осыпая прекрасное лицо поцелуями и радуясь, что она все-таки открыла глаза. — Клянусь, Лали, я никогда — слышишь: никогда! — и никак не обижу тебя, что бы ни случилось!
— Ванька, не надо было рассказывать!.. Пообещай мне, что ты…
Зная, чего именно она потребует, Жуков-младший отстранился и в два прыжка достиг края крыши. На проплывающем мимо дирижабле развевался багровый флаг Союза с белым пятном в центре и с крестом из двух молотков и меча.
Лали догнала, вцепилась мертвой хваткой, расплакалась. Сквозь всхлипы говорила, что не надо, все-таки он же ее отец, отец такой человек, он не виноват, надо простить его, и вообще — у них дома полно вооруженных охранников, которых теперь больше, чем раньше, и удивительно, что появление Ваньки осталось незамеченным.
Чтобы не упасть вместе с ней с крыши, Иван отошел чуть от края. Утешал, поглаживая по спине и черным густым волосам, которых так приятно касаться. Слишком уж ровным голосом пообещал: все будет хорошо, он, Иван Жуков, никому не причинит вреда, и с чего она взяла, что зол на Гургена Алановича…
В этот момент что-то сломалось в нем.
Или нет — не сломалось. Просто хлипкое желе, из которого состоял Жуков-младший процентов на восемьдесят, а то и больше, затвердело, наконец превратившись в нечто цельное, что можно лишь уничтожить, но нельзя больше формировать так и эдак по чужому усмотрению.
