– Вот оно что...
– Сюда хотят все, но боятся, потому что попадают только везучие. Даже тех, кто ловит пышь над черными ямами, Обонаху не всегда принимает.
– Расскажи мне про тех, кто ловит пышь, – попросил я.
– Зачем? – Нуй искренне удивился.
– Мне всегда хотелось узнать, как ловят пышь над ямами. Мне это жутко интересно, Нуй. Правда.
Не говорить же, что мне просто скучно и охота послушать что-нибудь из межгалактического фольклора?
– Ну ладно. – Он перевел дыхание и задумался, положив руки на колени. – Есть черные ямы. Вообще их много, а около нашей деревни было две. Они такие глубокие, что не видно дна – только одна чернота внизу. Если в ямку бросить камень – он не упадет, а подпрыгнет и улетит. А если прыгнуть самому – тоже полетишь наверх.
– Почему? Оттуда дует ветер?
– Нет, ничего не дует. Я же говорю – это черные ямы. Всем известно, что в них нельзя упасть. А еще над ними летает пышь, и ее можно есть. Она большая. Целую улицу можно накормить одной пышью. Но только ее трудно поймать...
– Пышь – это птица?
– Нет, пышь – она серая и круглая. Глаз у нее нет, но она все равно тебя видит. У нас в деревне только я и еще трое не боялись ее ловить.
– А она опасная?
– Она – нет. А летать за ней опасно. Охотника привязывают к длинной веревке, и он прыгает на яму. И я прыгал. Иногда целый день приходилось летать, пока увидишь пышь. Нужно не шевелиться и не смотреть, тогда она подлетит близко. Вот тут в нее нужно скорей втыкать гарпун и поворачивать его, чтоб не соскочила. А потом – дергаешь за веревку, и тебя тянут вниз вместе с пышью.
– Нуй, а страшно было летать над ямой?
– Конечно! Летишь высоко-высоко, домики под тобой, как ноготки. Я надевал на руки холщовые мешки, чтобы ими грести. Потому что, если ветер отнесет от ямы – упадешь и обязательно расшибешься. А еще бывает, что веревка старая. Порвется – улетишь высоко-высоко, на Обонаху.
– И ты улетел прямо из ямы – сюда?
– Нет, что ты! Обонаху не всех принимает. В одной деревне человек так улетел... Он не виноват, ему веревку срубили. Из города ведь тоже за пышью прилетают, только они на машинах. Вот такой машиной ему и перебило веревку. Улетел наверх, два дня не было. Родные радовались, что его приняло Обонаху. А потом вдруг упал – прямо на свой дом. И крышу пробил, и пол – прямо в землю ушел.
– Не приняло его, значит, Обонаху?
– Не приняло. А однажды в деревню пришел человек и сказал, что может увести самых молодых и сильных на Обонаху. Только за это он взял мой дом и другие вещи. Мне и не жалко – зачем оно мне здесь?
– И что, пришлось прыгать в яму без веревки?
– Нет, мы долго шли по степи, потом поднялись в горы. Нас много там собралось – тысячи. Люди текли и текли по дороге, как река. Там была деревня, вся из железа. Нам сказали, что нужно только уснуть, а проснешься уже на Обонаху.
– А если б обманули? Вот уснул бы, а потом проснулся – ни железной деревни, ни Обонаху. И дом с имуществом уже отдал.
– Нас же тысячи! – сверкнул глазами Нуй. – Нельзя обмануть столько людей.
– Можно, – тихо усмехнулся я.
– Вот и все. – Нуй улыбнулся. – Вот я и здесь.
– Нравится?
– Конечно! – Он рассмеялся. – Дома я, бывало, кушал не каждый день. А тут – только и знай, к кормушке подходи за добавкой.
– А знаешь, я тоже отдал и дом, и все вещи, чтобы попасть на Обонаху. Вернее, не отдал, а... просто у меня теперь ничего нет. Совсем ничего.
– Будет, – убежденно изрек Нуй. – Тут у всех сначала ничего нет, а потом все есть.
– Прямо у всех? – усомнился я.
– У всех. Ты честно служишь Обонаху, а Обонаху без обмана служит тебе. Больше служишь – больше получаешь. Я проверял, так и есть.
«Хорошо ему, – с тоской подумал я. – Для него Цивилизация – всемогущий и заботливый бог. И можно ни о чем не волноваться».
– Спасибо, что помог на болотах, – сказал я. – Я ведь в первый раз, меня никто этому не учил.
– Учат только тех, у кого есть холо. Но ты не волнуйся, я буду тебе все объяснять и показывать.
– Спасибо, Нуй. И за это тоже спасибо. – Я снова изобразил бутылку, и мы опять рассмеялись. Хотя смеяться уже не хотелось, действие напитка иссякло.
– Завтра еще принесу. – Было видно, что ему в удовольствие меня радовать. Да и мне было приятно, что наконец-то среди серого стада выделился симпатичный парень, с которым хорошо просто дружить. Не то что Щербатин, который только и знает, что посмеиваться и унижать.
Тут вдруг появился и он сам, легок на помине. Глаза беспокойно бегали, под курткой что-то топорщилось.
Увидев Щербатина, Нуй почему-то смутился, спрятал глаза и тихонько удалился. Щербатин сел на его место и перевел дух.
– Гляди, – сказал он. – Выцыганил обратно.
Он извлек на свет свой шитый золотом халат. Вернее, конечно, не свой, а пропавшего без вести Дядюшки Лу, нашего незабвенного капитана.
– Поздравляю, – кисло усмехнулся я. – Можно сказать, вещь первой необходимости достал. Будешь на парады надевать.
– Что смог, то и достал, – отмахнулся Щербатин. – А про необходимость мы потом поговорим. Кто это тут был сейчас?
– Так, знакомый. Вина мне, между прочим, принес.
– Откуда? – деловито поинтересовался Щербатин.
– Оттуда. У него второе холо. Говорит, за два периода нажил.
– Н-да? – Мой приятель удивленно пошевелил бровями. – Может, он какой-нибудь герой войны? Второе холо, говоришь, и не офицер?
– Не всем хочется быть начальниками.
– Да, не всем. А некоторые, – он выразительно бросил на меня взгляд, – просто неспособны. Ладно, позже познакомишь меня с этим суперсолдатом. Как, говоришь, его зовут?
– Нуй. Просто Нуй.
– Просто Нуй, надо же. Даже не двойное имя. Ты знаешь, Беня, что после второго холо можно брать двойное имя?
– Не знаю. А зачем?
– Тебе виднее, зачем. Ты у нас любитель мелких внешних эффектов.
– Если это так, верну себя прежнее имя – Борис Еникеев. И никаких эффектов.
– Слишком длинно. Как вашего командира зовут – Мафин-Е?
– Рафин-Е.
– Ну вот, видишь? Коротко и ясно. И ты, Беня, себе буковку «е» приставь. Только не в конце, а спереди...
– Щербатин!.. – рассердился я.
– Тихо, тихо... Главное, чтобы было коротко и звучно. Почему молодежь любит переделывать имена на американский манер? Потому что они звучные! Максим – Макс, Денис – Ден. Ну а Беня – это, конечно, Бен...
Мне захотелось, чтобы он ушел, а вместо него вернулся добросердечный Нуй. Я бы с удовольствием еще послушал, как он ловил пышь над черной ямой, как порхал в солнечных лучах на простых холщовых крыльях. Его открытая чистая улыбка помогала мне жить.
– А зря ты со мной гулять не пошел, – сказал Щербатин. – Побродил бы, поглядел, как народ тут живет.
