Свихнулся он, что ли?
Не важно. Дикарь не унимался, и Миха, подумав, что в нынешних обстоятельствах и поехавшая крыша может пользу принести, уступил.
Сразу стало понятно, что дубина — дело серьезное.
А топор и того сложнее.
С когтями, оно и вправду проще. Надо лишь воспользоваться с умом. Дикарь нырнул в заросли, и тело, подчиняясь ему, двигалось иначе. Легче. Мягче. Миха вдруг перестал проваливаться в мох, непостижимым образом чуя, куда и как поставить ногу. Он скользил меж ветвями, не задевая их. И сам удивлялся тому, как оказывается, может.
Дикарь был охотником.
Хорошим.
Он обошел родник по большой дуге, вернувшись почти к тому месту, где Миха изрядно потоптался, но с другой стороны. И с легкостью вскарабкался на дерево. Ненадолго застыл, принюхиваясь. Судя по всему место это уже было замечено другим хищником. Но запах выветрился, стало быть, рысь, если и приходила, то давно. Миха устроился на ветке и, прикрыв глаза, приготовился ждать.
Кто ты?
Странно разговаривать с собой вот так. Шизофренией попахивает. Вкупе с раздвоением личности.
Что такое шизофрения?
Ничего хорошего. Наверняка. С хорошим в Михиной жизни вообще напряг был. Но ждать просто, не думая ни о чем, у него не получалось.
Да, и охотник из него был так себе.
Дерьмовенький.
С этим Миха согласился. Там, где он жил, охотились ради удовольствия. И иначе. Ружья там и маскхалаты. А ему достаточно было бы в магазин сходить. Или в «Мак» какой. Ну, когда деньги были. А когда не было, то смысл ходить?
Картофанчика нажарил.
Или там лапши сварить, а сверху приправкой да маслицем.
Рот наполнился слюной. Дикарь же тихо слушал, правда, не только Миху, но и лес вокруг. Он и услышал то, что заставило подобраться. Звук едва различимый.
И запах.
Зверя.
Первой на дорогу выкатилась огромная дикая свинья. Она остановилась, повела тяжелой головой, убеждаясь, что вокруг нет никого, кто бы рискнул связаться с ней, и громко хрюкнула. Тотчас затрещали кусты, выпуская поросят. Одни были совсем мелкими, еще сохранившими характерный дикий полосатый окрас, другие — постарше, покрупнее.
Последним на поляну выбрался матерый секач. Желтые клыки его раздавались в стороны, над головой поднимался горб жира, из которого торчала жесткая бурая щетина. Тело бугрилось мышцами. И выглядел зверь так, что желание помериться с ним силой отпало моментально.
Дикарь согласился.
Кабан — опасный противник. Сильный. Да и валить его смысла особого нет. Мяса в нем много, но будет оно жестким и вонючим. С голоду, конечно, и такое сойдет, но лучше бы выбрать кого-то помоложе, помягче.
Миха прищурился.
Свиньи напились, почти растоптав родник. И еще недавно прозрачная вода смешалась с грязью. Кабаниха хрюкнула и почесалась о дерево, оставляя на коре проплешины желтой шерсти. Семейство её с упоением ковыряло мхи, пытаясь добраться до сладких молодых корней. Лес наполнился визгом и чавкающими звуками.
Устроившись подальше, кабан наблюдал за возней.
Ждать.
По телу Михи прошла дрожь. Он с кабаном, конечно, справится, но ждать… чего?
Подходящего момента.
А когда он наступит?
Дикарь не знал. Сейчас его злила Михина неспособность просто вести себя тихо. И смотреть вниз. И да, вновь же, ждать.
Вот вскочил кабан, услышав что-то, и свинья издала протяжный тонкий звук, на который тотчас отозвались поросята.
Кто-то шел.
Кто-то в достаточной мере крупный и опасный, чтобы кабаны предпочли убраться с его пути. Миха принюхался, но то ли ветер дул не с той стороны, то ли неизвестный зверь умел скрываться, ничего-то он не учуял. Свиньи же отступили.
На сей раз первым пошел секач, за ним двинулись поросята постарше.
Теперь.
Миха прижался к ветке.
Под деревом увлеченно ковырялась пара поросят. Кабаниха хрюкала, но те будто не слышали. Вот кто-то из них вытянул нечто длинное, явно вкусное, судя по тому, как набросились на добычу прочие.
Миха рухнул вниз, впившись когтями в такое скользкое вдруг, грязное тело поросенка. Раздался истошный визг, сменившийся звериным ревом. Кабаниха, до того раздраженная, заверещала. Наклонив голову, она ринулась к Михе, но тот был быстрее. Отбросив бьющегося в агонии поросенка, Миха взлетел на спасительное дерево.
Эй, а добыча?!
Поросенок дергался внизу.
Свинья верещала, но ушедшее стадо не спешило возвращаться на голос. Она же, сделав несколько кругов, остановилась. Прочие поросята замолчали и сбились в одну полосатую кучу, кроме того, который лежал на земле, разливая вокруг сладкий аромат крови.
Никуда не денется.
С собой она точно не заберет. И не рискнет отбиваться от стада. Значит, надо только подождать. Миха и ждал. Теперь уже не сводя взгляда с законной добычи.
Свинья же…
Ветер донес-таки запах зверя. Густой. Тяжелый. И Миха забеспокоился. Кто бы ни шел к роднику, он явно не относился к числу травоядных.
Дикарь заворчал.
Терпение.
Даже если они потеряют эту добычу, зверья в лесу полно.
Миха сглотнул слюну.
Но вот свинья издала короткий резкий звук и затрусила прочь. Выждав несколько мгновений — мало ли, вдруг это хитрый план такой — Миха спустился. Остановился. Замер, прислушиваясь к происходящему окрест. Запах зверя почти растворился, но сам он — Миха был уверен — никуда не исчез.
Скрылся?
Как?
Не важно. Главное, что поросенка Миха подобрать успел, а потом, ловко и привычно уже, поднялся на дерево. Там, наверху, он чувствовал себя в безопасности.
Почти.
Поросенок в ближайшем рассмотрении оказался не таким и большим, а еще довольно тощим. И вот как его есть? Точнее, что с ним вообще делать? Миха мясо покупал уже разобранным, а лучше вовсе приготовленным, скажем, в виде котлет там или сосисок. Здесь же потенциальная сосиска дурно попахивала, была покрыта слоем грязи и мелкими травинками, ну и кровью, запах которой все еще дразнил, но не настолько, чтобы просто взять и вцепиться в темный поросячий бок.
Миха поднял поросенка за задние ноги.
Надо потрошить?
А как?
Дикарь вздохнул. И вновь потеснил Миху. Что поделаешь, раз он такой бестолковый? Острый коготь вспорол свиное брюхо, а рука довольно споро выгребла кишки, не позволив, однако, вывалиться печени. Её-то, кровящую, теплую еще, Миха и сунул в рот, довольно зажмурившись.
А что едва не вырвало, так это издержки раздвоения личности. Вот не может обоим личностям нравится одно и то же.
Глава 17
На вечернюю трапезу собралась вся семья.
И Винченцо поклонился, как и положено, выказывая уважение к старшим родичам. Отец, занявший место во главе стола, сделал вид, что вовсе не заметил появления младшего из сыновей. Жены последовали его примеру, хотя куда более искренне — их презрение Ульграх ощущал кожей.
Старший из братьев кивнул.
Средний был слишком погружен в собственные мысли, чтобы отвлекаться по таким пустякам. Их супруги одарили Винченцо улыбками, но не стоило обманываться. Они презирали его ничуть не меньше, чем жены отца. Особенно теперь, когда на его стуле появилась железная бляха с гербом дома.
Не обманул.
Признал.
— Доброго вечера, — мягко сказала Миара, поднимая кубок так, чтобы теплый свет растворился в стекле. И показалось, что светом этим наполнен сам кубок. — Ты выглядишь утомленным.
Она даже поднялась навстречу и протянула руку, показывая, что в этом доме и за этим столом у него есть союзник.
— Голова болит, — Ульграх осторожно коснулся пальцев сестры. — Ощущение, что я до сих пор слышу барабаны.
— Ужасно, — сказала старшая из жен отца. — Говорят, что они едва не прорвались в город!
— Отвратительно, — поддержала её младшая. И потупилась. — А ведь они могли бы устроить резню здесь.
— Не могли, — брат вышел из задумчивости. — Барабанщица была одна. Этого недостаточно.
— А сколько достаточно? — поинтересовался отец.
