В меру наших скромных сил нам это удавалось. Однако вчера всё изменилось, когда в нашу общину приехали злые люди. Они отобрали наше оружие и припасы. Калечат и издеваются над нашими братьями и сёстрами. Особенно сёстрами, — с тяжёлым вздохом добавляет он. — Многих они… — неоконченная фраза повисает в воздухе.
Накомис сжимает свой лук так, что белеют костяшки.
— Я так понимаю, огнестрельное оружие у вас было в наличии. Не перестреляли вы их к херам, потому что пацифизм головного мозга, верно?
Исайя отводит взгляд.
— Где сейчас эти ублюдки? Ограбили вас и уехали, пообещав вернуться? И теперь ты, как та крестьянка, ищешь семь ковбоев, чтобы защитить вашу деревню от бандитов?
— Что? — теряется собеседник. — Нет. Они обосновались в нашей общине, ведут себя разнузданно и жестоко. Похоже, не собираются покидать её в ближайшее время. Сестра Сара подслушала их разговоры. Лиходеи намерены сделать из нас рабов, которые будут выращивать для них пропитание. Я не мог смотреть на творящееся беззаконие и ночью тайно выбрался, чтобы найти помощь. Я слышал, что здесь живут верующие люди. Надеялся, что кто-то из них откликнется на мои мольбы.
— Понятно. Вы хотите, чтобы мы пришли и решили за вас эту проблему?
Исайя отчаянно соглашается:
— Ваши души всё равно потеряны, однако вы можете спасти наши!
С улыбкой смотрю на него и трясу башкой.
— Такой ты простой… Типа, нам всё равно дорога в ад, но хоть по пути их с собой захватим?
Он радостно кивает с улыбкой на лице. Мол, наконец, мы достигли взаимопонимания.
— Во-первых, кто там заливал про вторую щёку? Тебя от лицемерия собственного не корёжит, а? Что же вы щёку-то не подставите? Или другую какую часть тела? Или если мочить бандитов будете не вы, то и грех не на вас?
Бородач наливается кровью. Не то со стыда, не то со злости.
— Во-вторых, у нас говорят: “Простота хуже воровства”. А в вашей книжке точно написано что-то про гордыню. Вот ты припёрся в чужой лагерь, хочешь спихнуть свою беду на нас, и где обещание какой-то компенсации? Где вообще хоть одна мысль о том, зачем нам переться в другую часть округа, рисковать своими жизнями и подставляться под ответный удар Самеди?
По мере моей тирады улыбка Исайи тускнеет. Накомис хочет что-то сказать, но взмахом руки я останавливаю её.
— Но у нас нет ничего, что может заинтересовать вас, и нам не на кого больше рассчитывать, — паникует бородач.
Подумал бы на секунду больше, мог бы, как минимум, предложить нам еду.
— Значит, твоя позиция в этих переговорах слаба, а моя — сильна.
Енох опускает голову и будто сдувается.
— Я помогу вам.
Он тут же вскидывается, обретая надежду.
— Только при одном условии.
— Да?
— Все ваши люди переедут к нам. Станут частью нашего форпоста. Будут жить по нашим правилам.
— Это невозможно! Наша вера диктует нам образ жизни. Мы не можем жить в окружении технологий, в суете, в грязи, в грехе! — ожесточённо отзывается парень.
— Мы только что установили, что ты не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Я веду жёсткий торг, но даже так вы получите гораздо больше, чем когда-либо предложит вам Самеди. Потому что ваших женщин не будут насиловать. Любого ублюдка, который совершит подобное, я повешу сам.
Начинаю загибать пальцы.
— Потому что никто не будет вас бить или издеваться иным образом. Потому что, как и прежде, вы сможете жить единым анклавом, подчиняясь общим правилам. Работая на благо всего форпоста и его обитателей. Потому что я не заставлю вас сражаться с людьми, хотя мог бы. Достаточно будет и того, что вы будете охотиться на зверей.
Исайя молчит, а я поворачиваю голову к Нако и спрашиваю:
— Разве мои условия чрезмерны? Невыполнимы?
Полицейская с кислым видом качает головой.
— …Хорошо, — после долгой паузы шепчет мой визави.
— Что?
— Хорошо! — твёрдо повторяет он.
— Какую позицию ты занимаешь в вашей иерархии? Ты — старейшина?
— Нет. Просто рядовой член общины.
— Тогда почему ты взял на себя право говорить от имени общины?
Енох растерянно хлопает глазами.
— Перефразирую вопрос. Что мешает вам потом сказать, что ты вообще не имел права заключать такое соглашение. Сечёшь? Если ты не лидер поселения, наш уговор не имеет силы. Или воспользоваться нашей помощью, а потом отказаться от своей части сделки? Обман, небось, не настолько тяжёлый проступок, как жизнь “во грехе”, — с усмешкой изображаю воздушные кавычки.
— Старейшина — мой отец, — наконец, выдавливает из себя собеседник. — Один из двух, оставшихся в живых. Он поддержит меня. Клянусь, я смогу убедить их выполнить наш уговор!
— Ну-ну, — цокаю я. — Учти, если решите меня кинуть, попадёте в категорию моих врагов. И поверь, быть моими врагами вам не понравится. Можешь спросить об этом у Карлоса.
— У кого? — удивлённо вскидывает брови Исайя.
— О том и речь. Нет больше ни Карлоса, ни его людей.
Сглотнув, бородач кивает.
— Теперь по сути. Сколько тех бандитов? Чем они вооружены? Какие классы или способности продемонстрировали? Сколько у вас осталось взрослых: мужчин, женщин и детей? Какие у вас классы и способности?
— Их тринадцать человек, — задумавшись, отвечает он. — Оружие разное: пистолеты, ружья, винтовки. Их классов не знаю, но главарь иродов умеет создавать, — Енох замолк, подбирая слова, — стрелы. Огненные стрелы. Такими он сжёг Брата Амоса. Ещё один из них — очень зоркий. Издали увидел посланцев Зверя, благодаря чему лиходеи смогли подготовиться.
— Окей. Дальше.
— У нас осталось четыре десятка взрослых и три десятка детей. Исчезли целые семьи… Нас осталось так мало… — на его глазах выступают слёзы.
— Исайя, павших оплачем потом, — серьёзно говорю я. — Сейчас время позаботиться о выживших.
— Да… Да, — сглотнув отвечает он. — Классов не знаю, но у нас есть Сестра Мириам. Господь наделил её силой исцелять раны. Брат Якоб может повелевать растениями. Маленький Аарон укрепляет вещи, отчего они становятся гораздо прочнее. Остальные — стрелки, умеют обращаться с винтовками.
— А ты? Что умеешь ты?
Енох отводит глаза.
— Прятаться. Я умею прятаться… Становиться как бы… незаметным.
— Зря стыдишься. Очень полезная способность.
Приободрённый, он кивает.
— Сколько до вас добираться?
— Я выехал через
