все, причем одномоментно.
– Хорошо, – одобрительно кивнул Терентьев. – Что дальше?
– Было бы здорово узнать, проходил ли сигнал только по необкатанным длинным узлам или же по всем сразу.
– Верно. Это мы узнаем, но чуть позже, когда официальная комиссия расшифрует содержимое уцелевших черных ящиков.
– А они уцелели?
– Один – точно да, я его видел. Из пяти, я так думаю, уцелели или два, или все три из пилотских кабин. Из жилого и контрольный, похоже, того… Накрылись. Сигнал мы проверим обязательно. Ну и вообще ход мыслей твоих, стажер, меня обнадеживает. Черт, опять я тебя хвалю!
Терентьев вздохнул, покачал головой и продолжил:
– Ладно, а теперь слушай мою команду. Терминал погасить, планшет спрятать. Голову очистить. Наступает свободное время – целых полтора часа до отбоя. Завтра мы должны быть в форме, возможно, придется много летать.
Виталий с некоторым даже сожалением погасил терминал. Голову очистить, ага! Попробуй ее очистить, если настолько увлекся этими проклятыми сцепками. Глядя на Терентьева, можно было предположить, что и он продолжает что-то анализировать, – больно вид мастер имел задумчивый, хотя и расслабленный.
Тем не менее, вырубился Виталий существенно раньше, чем истекли полтора часа до формального, совершенно необязательного для офицеров отбоя. Вольным воздухом тундростепей надышался, не иначе.
С утра Терентьев немедленно развернул бурную деятельность. Еще до завтрака он поставил на уши полковую мастерню, обрушив на них приказ изготовить какой-то прибор, – Виталий не разобрал, какой именно, а в подробности мастер его почему-то не спешил посвятить. Инженеры растерянно разводили руками и уверяли, что помочь не могут, но Терентьев и не подумал отступать, вызвал зампотеха, и, когда тот явился (низенький и круглый, как колобок, майор), немедленно взял его в оборот. Майор быстро рассвирепел и начал орать – где, мол, я вам тут возьму лишнюю капиллярную сцепку, на Лорее? На что Терентьев с леденящим душу спокойствием предложил снять любой подходящий узел с любого из уцелевших «Гиацинтов» – все равно полеты им запретили, а на каждом упомянутых сцепок по двадцать семь штук. Майор хрюкнул, подавился водой и чуть не выронил стакан.
Только после этого Терентьев продемонстрировал майору волшебный жетон-пайцзу и заверил: нет никаких сомнений, командир полка прикажет ему, зампотеху, то же самое, что пока еще просит – просит! – сделать шурупский капитан с жетоном. А сцепку потом можно будет вернуть на место, прибор нужен на день-другой, вряд ли дольше.
Колобок засопел и мрачно поглядел на одного из инженеров:
– Какой «Гиацинт» вы давеча раскурочили? Полста двойку?
– Полста тройку, – смиренно поправил инженер.
– Вот оттуда и снимайте эту чертову сцепку. Вопросы есть?
Вопросов у инженеров не нашлось, а прибор они скоренько собрали, пока остальной полк завтракал, тем более что красота и компактность Терентьева совершенно не волновали. Поэтому скомпонованные и на живую нитку соединенные узлы прибора находчивые семеновские Кулибины в итоге просто сложили в овальный пластиковый таз из ближайшей бытовки.
Терентьева это вполне удовлетворило, особенно когда он лично погонял прибор, подмонтировавшись к нему планшетом, и убедился в его работоспособности.
За труды Терентьев поставил инженерам бутылку, да не банальной спиртяги, которой у них у самих было хоть залейся, а семилетнего коньяку, и не самого плохого. Инженеры на глазах воспряли духом и выразили единодушную готовность сию секунду собрать коллеге капитану все, что его душа пожелает, особенно если господин зампотех не станут возражать. Терентьев торжественно заверил, что непременно учтет этот благородный порыв.
На том, довольные друг другом, и расстались.
Выйдя из мастерских, Терентьев позвонил дежурному и деловито вызвал «бобик», словно служил в Семеновском полку всю жизнь и знал тут всех и каждого. На «бобике» примчался лейтенант, понятно – другой, не вчерашний, потому что накануне вечером полковой суточный наряд сменился. Заскочили в общагу, потом в штаб, куда Терентьев сбегал без Виталия: оставил его караулить ценный прибор в тазике. И наконец отправились на летное поле, к глайдеру-полторашке, практически такому же, как и в пользовании Терентьева с Виталием, только чуть побольше, не двухместному, а четырех. Пилот ожидал рядом – трепался с техниками, готовившими машину к вылету.
Велев Виталию грузить тазик в глайдер, Терентьев скоренько вывел на тактический экран карту местности, где гробанулся злополучный «Гиацинт», поизучал ее пару минут и подозвал пилота. Вдвоем они елозили пальцами по экрану еще минут пять, за это время техники как раз закончили колдовать и собрали свои чемоданчики.
– Ну чего, полетели, – наконец скомандовал Терентьев и присоединился к Виталию во втором ряду.
Только сейчас он соизволил растолковать стажеру, что, собственно, происходит. И зачем.
Еще через несколько минут Виталий остро почувствовал себя болваном, тупицей, молокососом и слепцом.
Весь вечер он вчера пытался понять – как же так получилось, что аппаратура погибшего «Гиацинта» отдала губительную команду на расстыковку? И каким образом эта команда прошла с заблокированного центра управления на капиллярные сцепки?
А Терентьев голову не ломал. Он заранее знал ответ – просто в силу богатого опыта. И ответ этот Виталия сразил наповал.
– Скажи-ка, стажер, – поинтересовался Терентьев вкрадчиво, – почему ты уверен, что сигнал на расстыковку пришел непосредственно с «Гиацинта», а не откуда-нибудь еще? Со стороны?
Ошарашенный Виталий долго лупал глазами и пытался сообразить – отчего он такой ограниченный дурак, раз подобная мысль вообще не пришла ему в голову. А секундой позже догадался и о назначении прибора в тазике, и о цели полета.
Терентьев просто хочет поймать этот чужой сигнал, воспринятый погибшим «Гиацинтом». Поймать сигнал и найти его источник.
Как просто! И как неочевидно для неопытного оперативника.
«Впрочем, – подумал Виталий грустно, – я пока не оперативник. Всего лишь стажер. Салага, малек…»
– Вот и пришло время тебя взгреть, брат-шуруп, – усмехнулся Терентьев. – За узость мысли и недостаток фантазии. Впитывай! Мотай на ус!
– Мотаю, – пробормотал Виталий сконфуженно. – Жаль только, ус коротковат…
Расшифровки записей черных ящиков Терентьев решил не ждать – скорее всего, он не сомневался в успехе собственных поисков.
– Представляешь, какая пакость, – развивал мастер свою мысль, поскольку во время полета делать было все равно нечего. – Стоит где-нибудь в степи маячок. Или приборчик какой-нибудь чужие хрен знает когда обронили. И приборчик этот, зараза, генерит сигнал, который старым сцепкам побоку, а на новые, длинные, необкатанные он действует, как команда на расстыковку.
– Почему только на длинные? – хмуро поинтересовался Виталий.
– Да потому что «Гиацинт» гробанулся на штатной испытательной трассе, – Терентьев передернул плечами. – Там и до и после летали чуть не каждый день. И никаких эксцессов, заметь! Старые сцепки такой сигнал либо не понимают, либо не
