два раза и никого не осудили. Вы же не ведете переговоры с иностранным правительством, верно?
– Считаю своим долгом заявить, что не боюсь спецслужб, – со своей стороны вежливо предупредила Эшли. – Я с ними общалась дома, на Кубе и в Петербурге. И еще – хотя я хочу жить в России, против своей страны выступать не буду.
Шум представил шлейф неполадок, который она оставила, пробираясь из Болди к морю. Событие Три-Плюс в Штатах называлось иначе, выявлялось не лучше, чем здесь, но меры там принимали по-взрослому. Однако они с трудом могли представить, что кто-то сбежит из Штатов. Скорее жительница Болди Тауна затерялась бы в западной части страны, где плотность населения мала.
– Я должен многое вам объяснить. Коллеги в Петербурге вряд ли все успели рассказать о том, что вас ждет. Только самое основное. Это как квест для достижения цели… или вектор. Теперь моя очередь.
– …и они пытались выяснить, не заслана ли я как разведчик.
– Давайте вернемся к этому лет через пять, когда вы освоите язык, обычаи, традиции, приметы, холодец и окрошку. Вам предстоит долгая адаптация и только потом, если вы сочтете нужным, – шпионаж.
– Хо-ло-дец? Это кто?
– У вас впереди удивительные открытия, мисс Вудард. Но начать я бы советовал с пельменей.
Они там в Лысом Городке неплохо питались и дружили со спортом. Американка оказалась крепкой, осанистой, подтянутой девахой. В бейсболке поверх банданы, одета в походном стиле, в перчатках со щитками и полупальцами, с рюкзаками спереди, сзади, сумкой на поясе, в крепкой походной обувке. Шеховцев, по протекции Шума перешедший в спецназ запретного квартала, уважительно одобрил ее:
– Грамотный дресс. Умеет ходить по открытой местности.
Его придали Шуму по протоколу сопровождения. Легенда или нет, но считалось, что эти люди влияют не только на технику. Сердце тоже электроприбор; положит кто-нибудь такой ладонь на грудь – и все. Проверять не хотелось, если рядом нет развернутой бригады кардиореанимации. А вот иметь рядом человека с пистолетом и навыком в секунду вырубать людей – очень полезно.
– Его зовут Игорь. Он будет рядом, чтобы вас оберегать.
– Спасибо. Драв-ствуй-тэ, Игор! Это как помощник Франкенштейна!
Сентябрьские леса с грибами, мхами и дождями вызывали у Эшли восторг. Она зябла, но шныряла вокруг обкомовской дачи проворно, как ласка.
– Это едят?.. Это гриб! Здесь жили коммунистические бонзы? Какой чудесный особняк! Здесь должны быть призраки… А когда отменили Ка-Гэ-Бэ?
Любопытно, что у нее формировалось в голове при виде окружающего. Загадочная Россия, непостижимая русская душа. Селедка под шубой. Квас. Все орут, собаки лают. Да и собаки… непривитые, некастрированные, злые как сатана, и хозяева им под стать. Депутат ровняет собак с детьми и требует собакам детских привилегий, прямо испанский стыд. Хоть бы она это не прочла в газете. А то спросит, чей это лобби. Собачий?
Курс «Введение в психологию потенциального противника» курсант Шум в свое время завалил и пересдавал. Зачем он? Надо понимать людей вживую, иначе будешь как Андрон.
– Ничего не сразу. Постепенно. Сначала временное убежище, потом трехлетний вид на жительство, дальше бессрочный, и уже потом – гражданство. Если примете.
– Я подумаю. Я еще не освоилась.
* * *
Наконец они отправились в Кужу.
На вазовской «девятке», с минимумом электроники, Шеховцев за рулем, Шум и Эшли сзади.
– Не могу знать, что вам рассказывал Маслов, но острые углы он обходил наверняка. У каждой страны есть острые углы, и громко говорить о них не принято. Разве что ради критиканства. Но и забывать их нельзя. Чтобы второй раз на них не наткнуться.
Ехали днем, пренебрегая риском. Спасение в скорости. Шум дал Эшли смолку, объяснил ее назначение и подчеркнул, что это подарок Виктора.
Леса и поля, раскрашенные цветами осени, приводили девушку в сладкое томление души. Ну и смолка действовала, разумеется.
– Как здесь красиво… Эти сказочные виды…
– М-да. Ну так вот – когда это началось, я был дошкольником. Малышом. Никто не понимал, что делать с такими, как вы. Единственное, что решили, – собрать их в одно место. Тогда разрушался Советский Союз… Многие учреждения были заброшены. Там, куда мы едем, был маленький научный городок… среди тюремных лагерей. Здесь разрабатывали лечение для кремлевских вождей… Возможно, ставили опыты на заключенных. Особый департамент при Минздраве. Кужа-Вирьгатская железная дорога, тридцать четыре мили, принадлежала тюремному ведомству, но медики переписали ее на себя. Наверное, единственная железная дорога в мире, принадлежащая Минздраву. Билеты выдают по пропускам. Картонные прямоугольники, пробиваются компостером, больше их нигде нет. У любителей железных дорог высоко ценятся.
– А Рысь? Где Рысь?
– Вирьгата и есть «рысь» на мокшанском языке. Официально это как ваш town, поселок городского типа, называется Мерецк-10. Такого имени нет ни на карте, ни в адресной книге. Они живут там. Мы – только охранники. Даже хранители. Власть в Вирьгате принадлежит Главному медицинскому управлению Управделами Президента.
– Как сложно…
– И не говорите. Но у них свои виды. Создание органических компьютеров или что-то еще. Все, что производилось с восьмидесятых, все цифровое – умирает в радиусе пятидесяти пяти ярдов. Выдерживают только ЭВМ на троичной логике, вроде «Сетуни». Но тут я не специалист, вы лучше сами расспросите их.
– Отец говорил мне, – глуховато отозвалась Эшли, глядя на проплывающие за окном рязанские пейзажи, – что мы всегда ждали этого достижения. Может быть, тысячи лет. Чтобы остановить его.
– Пока оно развивается.
– Чума или холера тоже развивается, пока Господь ей попускает. Но нельзя же сказать, что чума – это правильный путь для людей.
– Не нам определять пути мира, мисс Вудард.
– Может быть, нам? – Эшли указала на себя. – Это ушло не слишком далеко, еще не поздно все исправить. Я слышала, читала – «пройдена точка невозврата», «назад пути нет», – но это лишь лозунги, чтобы убедить нас, чтоб мы верили, что за спиной пустота и забвение… Конечно, будет пусто, если там все выжигать. Кто-то должен знать прошлое, чтобы сверяться с ним. Мы как клетки памяти…
«Может, она не сбежала, а ее выгнали?.. – подумал Шум. – За радикальные идеи. Хотя они тоже принимают к себе всякое старье, бумажные книги, фотоальбомы… Остров подлинных документов. Лавка древностей. Она читала Диккенса?..»
– Надо понять, где все мы повернули не туда, – продолжала Эшли.
– Осознавать себя, свое предназначение, смысл жизни – это людям свойственно. Может быть, вы найдете ответ в Мерецке-10. У тамошних философов есть любопытные концепции… еще с начала девяностых. Тогда было время духовных исканий, смятения. Мерецкие – или вирьгатские, если угодно, – тоже этим занимались. Все пытались найти объяснение тому, что
