обой
ти непро
ходимое ме
сто, а за
тем спус
каться сно
ва. Гри
горенко со
всем от
чаялся и со
брался бы
ло за
биться под ка
ким-ни
будь кор
невищем, как уви
дел сре
ди зам
шелых по
крытых ли
шайником скал чер
неющий про
вал.
Ого, похоже, пещера. Как раз то, что нужно! Он заглянул внутрь и тихонько крикнул:
— Эй!
Прямо в лицо выпорхнула стая летучих мышей, тонко пища и царапая коготками.
Григоренко выматерился и, пройдя через узкую теснину, оказался в небольшом гроте. Довольно сухо и следов живности не наблюдается. Он так заебался за этот день, что даже не стал заморачиваться с костром, а просто улегся на песок, поджал ноги и, закутавшись в тулуп, моментально уснул.
Снилась несуразная дрянь. Сначала это был Сергеич. Он что-то орал на Григоренко, тряс за воротник. А потом вдруг с силой прижался губами в адском засосе. Сержант принялся отбиваться, но Сергеич держал крепко, не выпускал.
Григоренко проснулся с криком и облегченно выдохнул. Фу, блин, всего лишь сон. Он перевернулся на другой бок и снова начал проваливаться в страну сновидений. И в этот момент шестым чувством ощутил на себе чей-то недобрый взгляд из глубины пещеры, которую он так и не удосужился проверить, как следует. Сержант лежал и во все глаза пялился во тьму. Острыми иглами беспричинный страх заползал под кожу, панический ужас не давал сомкнуть веки.
И тут шелестящий, мерзкий голос из темноты произнес:
— Зеен зи битте дер ландшафт, кхе… кхе… кхе….
Григоренко хотел вскочить и побежать, но сухие костлявые руки схватили его за горло и начали душить.
Сержант увидел перед собой лицо скелета в немецкой фуражке времен второй мировой.
— Вас махен зи, руссиш зольдатен, кхе-кхе… — каркал фашист.
Григоренко удалось глотнуть воздуха. Он заорал и… проснулся. На полу пещеры, продрогший и напуганный. Сквозь устье входа пробивался серый рассвет. «Ни за что тут больше не останусь. Поганое место. Дрянь всякая снится неспроста ж…» — подумал мент.
Выбравшись наружу, он быстрым шагом шел прочь от проклятой дыры.
«В той пещере смог бы жить только реально больной на голову человек, полный псих и отморозок! А я не такой. Я теперь хороший, идите все нахуй», — думал Григоренко, шагая вдоль бурлящей реки. — «Найду какое-нибудь зимовье охотников. Или сам построю избу. А еще вроде бы где-то в лесах были старые ДОТы или бункеры. Вот бы попался такой».
История Сергеича
Сержант Григоренко брел по заснеженному лесу и наслаждался новым для себя чувством, ранее неизвестным. Ведь раньше было как? Он всегда был кому-то, что-то должен. Ходить в школу, учиться на пятерки, поступить в школу милиции и успешно закончить ее. На службе обязанностей только прибавилось. Даже ядерная война и сопутствующая анархия не избавили от необходимости подчиняться правилам и законам. Просто законы упростились до примитивности, а правила поменялись, стали жестче.
Но теперь ему никто не приказывал, никуда не посылал, не мешал. Бывший мент словно сбросил невидимый панцирь социального обязалова, должностных установок и прочего, навязанного неизвестно кем, бреда. Наверно впервые в жизни он ощущал настоящую первобытную свободу. Со всех сторон на него глядел окружающий мир, будоража своей глубиной и неизвестной доселе красотой. Григоренко дышал во всю грудь и не мог надышаться. Он свободен! Он всесилен! Он часть этого древнего северного леса!
***
Но столь благодатное просветление накрыло выжившего мародера не сразу. С утра он был растерян и зол. Все из-за дурацких кошмаров в проклятой пещере. К тому же голодное брюхо не добавляло радости. Первым делом Григоренко нашел подходящее деревце, сломал его, с помощью ножа выточил короткое копье. Осталось лишь выследить какую-нибудь животину, подкрасться и совершить меткий удар.
Пригнувшись, перехватив кривую заостренную палку, он крался среди ветвей. Даже такое примитивное оружие вселяло уверенность и прогоняло страх. Григоренко ощущал даже какой-то азарт. Следов на свежевыпавшем снегу было полно. А значит, он скоро будет лакомиться свежей, обжаренной на костре дичью.
Но вот уже минул полдень, а он так никого и не поймал. Пару раз видел зайцев, ввиду наступления ядерной зимы еще не успевших сменить летний мех на зимний камуфляж. Подобраться к ним было нереально. Косые сразу удирали, едва Григоренко делал шаг в их сторону.
С каждым часом настроение падало и вскоре стало, как в песне Киркорова, синим. Если бы у него было, то он, конечно, уже нажрался бы в умат, в хламину, до зеленых соплей. И, возможно, уже не проснулся бы утром.
Нет, зайцев ловить не вариант, решил Григоренко. А что если наловить рыбы? С помощью копья. В детстве он смотрел по «Дискавери», что так рыбачат всякие чукчи, индейцы, негры и прочие дикари. А значит и у него получится.
Спустившись к реке, он стал ходить по скользким камням, напряженно всматриваясь в кипучую воду. Иногда мелькали какие-то рыбехи, но столь мелкие, что их надо поймать штук сто, чтобы нормально наесться. Зайти бы подальше от берега. Однако сапогов у него нет, а мочить берцы или раздеваться и лезть в ледяную речку совсем не хотелось.
В конце концов, пройдя метров триста, Григоренко заметил широкие валуны, по которым можно было забраться на самую середину или даже перейти на другой берег.
Камни под ногами ощутимо дрожали от водного напора. Он перебрался через три или четыре протоки и остановился перед широкой бурлящей преградой. Рыбы в этой кипящей пене было не различить. Зато следующая протока более спокойная. Но как туда перепрыгнуть? Григоренко думал недолго, а когда придумал, даже сам обрадовался своей смекалке. Можно ведь использовать копье, как те прыгуны с шестом.
Сказано — сделано. После короткого разбега по ограниченному пространству каменного островка Григоренко взмыл в воздух, словно пружинистый олимпиец. Копье, превратившееся в спортивный шест, наполовину ушло в глубину. Он покрепче схватился за древко, перенося вес и подбирая зад, чтобы не намочило. Когда шест достиг вертикального положения, он понял, что точно долетит до следующего островка. Он красавчик, он молодец!
И тут копье словно уперлось в невидимую преграду. Наверно, наткнулось на подводный камень. Григоренко повис на тонком шесте посреди протоки. Ни туда, ни сюда. И понял, что сползает. Студеная вода обожгла пятки. Сержант подтянулся из последних сил. Теперь жгучий холод укусил жопу и яйца. Григоренко заорал и тут же с головой ушел в коварный поток. Дыхание перехватило. Река понесла его, подбрасывая, будто играя, на бурунах, бултыхая в водоворотах, словно трусы в стиральной машине, ебаша об камни и швыряя на прижимы.
Несомненно, бывший мент непременно бы утонул, если б в этот