– Твоя шлюпка способна взлететь? – спросила Ванда.
Кей пожал плечами.
– Он выходит! – воскликнул Томми. Его голос дрогнул.
Император медленно шел к лимузину. Толпа зашевелилась, сдерживаемая частой цепочкой охраны. Возле машины Грей остановился, поднял руку. Камера дала наплыв. Император тяжело смотрел – прямо в лицо Дача.
– Да, я обращаюсь только к тебе, – его голос был холоден и спокоен. – Я еще не знаю, кто ты, но это дело пяти минут. Не знаю, зачем…
– Он уже знает, по крайней мере, мое имя, – сказала Ванда.
– Беги. Прячься. Сходи с ума – вместо меня, – Император улыбался, глядя в камеру, в миллионы непонимающих лиц. – Беги. Охота началась. Ты не уйдешь… сука…
Каховски безмятежно продолжала вязать.
– Мне очень жаль, – сказал Дач. Император уже садился в машину, толпа бурлила, в сторонке, у имперского пресс-офицера бились в экстазе журналисты, ощутившие гарь небывалой сенсации.
– Да уж, – заметила Каховски.
Томми переводил взгляд с нее на Дача. У него вдруг задрожали губы. Кей легонько тряхнул его за плечо, сказал:
– Рашель должна понять…
– Ее уже взяли, можешь мне поверить, – Ванда отложила недовязанный шарф. – Ничего, у девочки есть полгода в запасе. По нашим законам несовершеннолетних нельзя пытать… так же как применять наркотики и детекторы.
Дач поднялся.
– Я выберу оружие, – деревянным голосом сказал он.
– Тебе не нужно оружие. Твоя шлюпка может подняться?
– Под удар истребителей?
– Ты нужен Грею живым. А над компенсатором ионизированный поток, взлет заметят не сразу. Им еще придется повозиться со мной.
– Полковник…
– Бегите.
Она встала перед ним – маленькая, нелепая в маскировочном комбинезоне, вновь спокойная.
– Дач, мы идиоты. Это не мир Грея… но кто-то ведь его создал. Он есть – мы лишь не знаем, кто. Найди его, Дач.
– Полковник…
– У нас минуты, Кей. Пошли. Возьмете флаер. Томми, соберись! Я не ждала от тебя соплей!
– Полковник, я убил вас… – прошептал Кей.
– Да. Но это уже не важно.
Ванда не сразу вернулась в дом. Вначале она постояла на аллее, где яблони с каждым десятилетием удавались все лучше и лучше. Даже буря не смогла здесь сбить все плоды. Она прошлась, останавливаясь у мест, приметных лишь ей.
Инфаркт. Старость. Рак. Старость. Старость. Рак. Суицид. «Тайфун», взорвавшийся в руках. Снова старость…
Двадцать могил, двадцать плевков в костлявое лицо смерти. Неизмеримо далеко от Терры – которая для Каховски всегда оставалось Землей, от древнего-предревнего города Кракова, где она родилась.
– Сегодня я вернусь домой, – сказала Ванда. Ей захотелось, чтобы Дач сейчас был рядом – он бы понял. Но и Дач и Томми сейчас бежали к компенсатору, к своей древней шлюпке, которую могли не заметить орбитальные патрули.
Прихрамывая – старая травма колена, которую приходилось подолгу залечивать после каждого аТана, Ванда Каховски вернулась к дому. Было тихо – пока еще тихо.
Она постояла в гостинной – мягкие кресла, опущенные шторы, полумрак… Позвала:
– Агат! Агат!
Черный кот неторопливо спрыгнул с подоконника, подошел к ней. Каховски нагнулась, провела ладонью по мягкой шерстке:
– Агат, пора. Понимаешь?
Черный кот издал протяжное мяуканье, которое заставило бы насторожиться Дача или иного лингивиста-супера.
– Нет. Все очень серьезно. И времени нет. Беги к Марии. Немедленно.
Снова жалобный крик – уже почти не звериный.
– Агат!
Кот отступил на шаг.
– Да, это твой дом. Но скоро его не станет. Иди к Марии. Там Снежок и Рыжка. Иди.
Когда, вспрыгнув на подоконик, Агат еще раз посмотрел на Ванду – жалобно и недоуменно, она закричала:
– Да иди же, тупой! Иди!
Занавеска колыхнулась. Ванда, прихрамывая чуть сильнее обычного, прошла в столовую. Включила плиту – рацион номер десять, штурмовой-прим. Залпом выпила боевой коктейль – как всегда невыносимо противный и чуть пьянящий. Поколебалась, отпила полчашки горячего шоколада, и, оставив все остальное на сервировочном лотке, поднялась в свою спальню.
Здесь шторы были раздернуты, и она почти сразу заметила серебристую точку, зависшую в небе. Секунду Ванда стояла, любуясь истребителем Империи. Потом прошла вдоль стены, ласково касаясь то «Шанса», то «Ультиматума», то «Кондора-СТ». Много оружия, очень много. Хватило бы на всех, кто сейчас готовится штурмовать маленький домик в бесконечном саду.
Каховски выбрала скорострельный фазер, любимое оружие киллеров-одиночек, самоделку с ограниченной логикой. Ей слишком не хотелось ошибиться, чтобы пренебрегать псевдоинтеллектом оружия. Несколько минут она потратила на ввод ограничений, поглядывая на застывшую в небе «Синюю Птицу». Потом, положив фазер на колени, села у окна.
Три минуты тишины перед вечностью – не слишком много?
Конверт, принесенный вчера нарочным, по прежнему лежал на журнальном столике. Каховски повертела «аТановский» бланк – мерцающая золотом эмблема, ровные рукописные строчки – жест особого уважения.
«Госпожа Фискалоччи! На протяжении почти двухсот лет вы являлись нашим неизменным и уважаемым клиентом. Если ваше решение о непродлении «аТана» вызвано временными материальными трудностями, то я, как полномочный представитель компании, имею честь предложить вам беспроцентный и бессрочный кредит на сумму, равную стоимостью льготного (категория: Г-К-6) аТана. Единственным условием является использование кредита на возобновление вами бессмертия.
Для получения кредита и продления аТана вы можете воспользоваться упрощенной процедурой, отвечающей пунктам 3.2 и 3.3 стандартного договора. Если же решение прервать контракт вызвано личными мотивами, смею предложить Вам консультацию танатолога и курс психологической реабилитации, которые согласно пунктам 6.4 и 7.1 предоставляются вам абсолютно…»
Каховски встала, окинула взглядом оружие на стенах, и неторопливо поднялась на чердак. Пыль, хлам, полутьма. Зато здесь имелось очень много маленьких окон – сквозь которые было прекрасно видно бегущих к дому десантников. Ванда подняла фазер, отлавливая среди людей громоздкую, хоть и стремительную фигуру булрати. Нажала на спуск. Стекло брызнуло наружу, мелкими огненными каплями, а булрати разорвало напополам.
– Первый, – сказала Ванда, семеня к соседнему окошку. Но в нее еще не стреляли. Откуда-то с неба загремел тысячекратно усиленный голос:
– Именем Империи! Прекратите огонь и выходите…
– Второй, – выцеливая иссиня-черную чешую меклонца сказала Ванда. Меклонец, свернувшись в эмбриональный шар, замер среди деревьев.
Чердак озарило голубой вспышкой. Каховски почувствовала, как подломились ноги, а пол стремительно ринулся навстречу. Стационарный станнер… давно пора.
