— Пройдёмся по саду? — Проговорил мой потенциальный опекун… Я кивнул. А чего тянуть‑то? Как говаривал мой тренер Там: «перед смертью не надышишься»…
Из столовой в сад вели высокие двойные застеклённые двери, так что идти было недалеко. А учитывая не по — весеннему яркое солнце, и тот факт, что верхней одеждой и Край и я дружно решили пренебречь, уже через минуту мы прогуливались по замусоренным дорожкам едва подёрнувшегося первой робкой зеленью, запущенного сада, окружившего дом яблоневыми «стражами». Представляю, как это место выглядит во время цветения… Должно быть, потрясающее зрелище.
— Рик, во — первых… — Дядька Край первым решился нарушить наше молчание. — Я хочу, чтобы ты знал, в моём задержании гарнизонными, твоей вины нет. Объяснить свою уверенность сейчас я не могу, но прошу, чтобы ты мне поверил. Даже если бы не вылезла эта история с хабаром со старой части свалки, рано или поздно, меня бы всё равно прихватили. Это точно. Работа у меня там была такая, и тут ничего не поделаешь. Это ясно?
— Ясно. — Вздохнул я.
— Во — вторых, — тут голос Края стал тише и неуверенней. — Я вчера… в общем, как только прибыли в Новгород, да…
— Подал документы на моё опекунство. — Закончил я за Бронова и тот крякнул от неожиданности. Покрутил ус, с интересом глянул на меня и кивнул.
— Точно. Хельга сказала?
— Нет, услышал ваш разговор с доктором. — Честно ответил я.
— Ага… вот как… И… что ты по этому поводу думаешь? — Осторожно осведомился дядька Край.
— Я был бы идиотом, если бы отказался. — Бледно улыбнулся ему в ответ. — Доктор прав, у меня нет никого ближе, чем ты.
— Хм, а родня родителей, как же?
— Мама была сиротой. А папа… все его родичи в Германии. Мне там делать нечего. — Пожал плечами я. — Да и не знаю я никого из них.
— Значит, договорились? Я стану твоим опекуном, а ты думать забудешь о том, чтобы винить себя в моём аресте Гроссом? — Остановившись посреди дорожки, Край протянул мне ладонь для рукопожатия. А я замялся… Заметив это, Бронов нахмурился. Улыбка поблекла, а рука пошла вниз.
— Я буду рад, если ты станешь моим опекуном, дядька Край. — Затараторил я, наконец решившись сказать то, о чём до сих пор молчал. — Но вот насчёт вины, ты не прав. Она есть и… куда больше, чем кажется.
— Снова здорово. — Вздохнул Бронов, но я замотал головой.
— Подожди, дослушай… а хотя… где мои вещи? — Пришедшая мне в голову мысль, заставила суетиться. Бронов смотрел на меня с откровенным недоумением.
— Рик… Рик! Угомонись. — Наконец не выдержал Край. — Зачем тебе твои вещи?
— Хочу кое‑что показать. — Замерев на месте, честно ответил я, и Бронов облегчённо вздохнул.
— Я‑то думал… — Протянул он и, покосившись на меня, покачал головой. — Сразу не мог сказать? Я уж о рецидиве беспокоиться начал.
— Эм… каком рецидиве? — Не понял я.
— А ты не помнишь? — Нервными движениями набивая трубку, спросил Бронов. — Позавчера ты тоже намеревался вещи взять и уйти… куда‑то… Напугал нас до икоты, между прочим.
— Извини… — Я почувствовал, как начали гореть щёки и уши, и опустил голову.
— Да ладно тебе, слышал же, что доктор говорил? Нервный срыв. Бывает. — Ткнув меня кулаком в плечо, отозвался дядька Край и, неожиданно усмехнулся. — Ладно, идём, покажешь, что хотел, заодно насчёт твоей мнимой вины разберёмся.
— Она не мнимая. — Я упрямо качнул головой, но решил не сотрясать понапрасну воздух и махнул рукой в сторону дома. — Идём, сам увидишь.
Для того, чтобы отыскать шкатулки с венедского «кита», мне пришлось перерыть все четыре рюкзака. Ну, не помнил я, в какой из них переложил свою добычу. Вообще не помнил. Пришлось вытаскивать весь свой скарб и рыться в многочисленных свёртках и пакетах. Но нашёл… куда б оно делось‑то, с подводной лодки?
* * *
Край смотрел на юного Чернова и диву давался. И куда только подевалась его вечная самоуверенность и мальчишеское бахвальство? Словно и не было никогда в природе юнца — отшельника, осторожного и хитроумного, но гордого, умудрившегося прожить больше года в одиночку на «китовом кладбище», и при этом не только избежать участи многих беспризорников Меллинга, но и устроиться на свалке с комфортом, зачастую недоступным даже жителям Фабрички.
Сейчас, перед Краем был мальчишка, рослый и крепкий не по годам, да… но ребёнок! Вот, суетится, перекладывает какие‑то свёртки с места на место… совсем по детски злится на себя и не желающие находиться вещи… И куда только подевалась его самоуверенность… впрочем, этот вопрос Край себе уже задавал. Только что…
Стоя на пороге бывшей спальни дочери, Бронов внимательно следил за движениями своего подопечного. Вот, тот хлопнул себя ладонью по лбу и вытащил из кучи самых разнообразных вещей, вываленных прямо на покрывало кровати, объёмистый свёрток из грубой жёлтой бумаги, перетянутый крепким шпагатом.
Запыхтел, пытаясь развязать тугие узлы, чертыхнулся и, плюнув на всё, не глядя, привычным жестом выхватил из‑за спины длинный нож. Короткий взмах и отточенное до бритвенной остроты, лезвие с лёгкостью рассекло шпагат.
Однако… Край сам настоял, чтобы вычищенную одежду Рика положили на стул рядом с его кроватью, обязательно водрузив сверху нож и пистолет, чтоб паренёк, очнувшись в незнакомом помещении, не запаниковал… Но вот того, что Рик, спустившись на завтрак, не забудет нацепить этот арсенал, Край как‑то не подумал. Кстати, вот и ответ, почему он надел рубашку поверх комбинезона, пистолетную сбрую спрятал… Куртка‑то в гардеробной осталась… М — да, с этими привычками придётся что‑то делать. Новгород не Меллинг, поножовщины и перестрелки здесь не одобряются…
Бронов только — только нащупал кончик возможной проблемы, но задуматься над ней, ему не позволил Рик. С громким хрустом и шелестом, он развернул обёрточную бумагу и, покрутив головой, принялся выставлять содержимое свёртка на тумбочке рядом с кроватью.
Заинтригованный Край подался вперёд, Рик оглянулся на него и, выставив последний предмет, отошёл в сторонку, чтобы не застить. Край взглянул на стоящие ровным рядком четыре шкатулки испещрённые рунными цепочками и перевёл непонимающий взгляд на мальчика.
— Что это? — Ткнув чубуком потухшей трубки в сторону лакированных коробочек, проговорил Бронов.
— То, из‑за чего весь Меллинг целый месяц на ушах стоял. — Со вздохом признался Рик. Край нахмурился, непонимающе уставившись на паренька. Не понял.
Очевидно, это самое непонимание было написано на его лице очень крупными буквами, потому что Рик, недовольно кривясь, без всяких просьб пустился в объяснения.